Возвращение во Флоренцию
Шрифт:
— Нет, спасибо, — сказала она.
— Вы любите ходить в кино?
— Иногда. С моим женихом.
— Могу поспорить, у такой красавицы должна быть толпа кавалеров.
— Так и есть, — холодно отрезала Фредди.
Поезд дрогнул, стронулся с места, проехал несколько метров и снова остановился.
— Извините, — сказала Фредди, встала и вышла в коридор.
Она прошла несколько вагонов, думая, что, если ее не будет достаточно долго, мужчина в клетчатом пиджаке заснет, как и солдат. Фредди устала и сама была не против немного вздремнуть. Подавив зевок, она шагнула в трясущийся переход из резины
Она открыла дверь. Кроме Льюиса в купе никого не было. Фредди подумала, что он может ее не узнать, но тут он открыл глаза и одарил ее сонной улыбкой.
— Боже всемогущий! Фредди Николсон.
— Здравствуйте, Льюис. — Она зашла в купе.
Льюис поднялся и протянул ей руку.
— Я очень рада вас видеть, — сказала Фредди.
— А я счастлив видеть вас. Путешествие скучное — аж зубы сводит. Я уже думаю, стронемся ли мы вообще с места. Вы только что сели?
— Нет, я села в Юстоне. Мне пришлось сбежать из моего купе, потому что какой-то мужчина стал приставать ко мне со своими конфетками и сигаретками.
— Вы должны перейти в мое купе.
— С удовольствием. Только схожу за вещами.
Льюис предложил пойти с ней и помочь. По коридору они проследовали в ее купе. Мужчина в клетчатом пиджаке бросал на Фредди обиженные взгляды, пока Льюис снимал с полки ее саквояж, а она сама дожидалась его, стоя в дверях. По пути в купе Льюиса они переглянулись и расхохотались.
— Он гладил меня по колену, — сказала Фредди, когда Льюис захлопнул за ними дверь. — Наверняка попытался бы ущипнуть за зад.
Льюис вытащил из кармана серебряную фляжку и протянул ей.
— Что это?
— Ром. Что еще, по-вашему, может иметь при себе моряк? Выпейте, это вас немного согреет.
Фредди отпила глоток, наслаждаясь тем, как от рома по телу побежало приятное тепло.
— Как поживаете, Льюис? Вы в отпуске?
— Возвращаюсь обратно, на корабль. Был в отпуске две недели — незабываемо!
— А как Клер?
Он нахмурил лоб.
— Мы расстались пару месяцев назад.
— Мне очень жаль.
Он сделал щедрый глоток из фляжки.
— Поначалу я немного переживал, но теперь все в порядке. Все равно ее родители меня не любили. У Клер больное сердце — вы не знали? — и они вечно трясутся над ней.
— Больное сердце?
— Какие-то шумы. Она часто падает в обморок. Она их единственный ребенок, неудивительно, что ее здоровье их страшно заботит. Ну и конечно, они желают для нее только лучшего. Определенно это не я. — Он снова отпил из фляги, потом завинтил крышечку и сунул ее в карман. — Она теперь встречается с другим, с каким-то парнем, за которого родители давно хотели выдать ее замуж.
— О, Льюис…
— Конечно, я по многу месяцев в плавании, это не очень-то способствует романам. — Он пожал плечами. — Ну да ладно, в море полно рыбы — так ведь говорят?
— Вы уверены, что с вами все в порядке?
— Если честно, то я прекрасно себя чувствую. А вы, Фредди? Где вы сейчас?
— Живу в Бирмингеме.
— Вам там нравится?
— Да, нравится. У меня появились друзья, работа отнимает массу времени, и к тому же я давно устала от Лондона. Теперь я работаю
на заводе.— Да что вы? — В его глазах блеснул насмешливый огонек. — И как там?
— Нормально. Теперь я квалифицированный механик с базовыми навыками.
— Просто чудесно. Только вам не кажется, что это… ну, довольно тяжелая работа для молоденькой девушки?
— Работа и правда тяжелая, — призналась она. — Поначалу я ужасно уставала, но теперь привыкла. В цеху такой шум — там все время играет радио, «Музыка во время работы»,но ее почти не слышно из-за станков. И мой рабочий комбинезон весь блестит от металлической пыли. Смотрите! — Она показала ему свои руки с темными полосками под ногтями. — Пыль забивается под ногти и ее невозможно вычистить — я несколько часов терла их щеткой, собираясь на свадьбу к Рею.
— Рей Ливингтон снова женился?
— Вчера. Скромная церемония, как пишут в газетах. Вот почему я ездила в Лондон. Макс сказал, это триумф оптимизма над реализмом.
— Свадьба удалась?
— О да. Почти как в прежние времена.
— В тот вечер в «Дорчестере» мне показалось, что между вами и Джеком что-то есть.
— Между мной и Джеком? — Фредди усмехнулась. — Боже, нет. Каждый наш разговор заканчивается ссорой. Кроме того, я уже сто лет с ним не виделась.
— Кажется, он за границей. Кто-то говорил, что он выполняет там секретное задание.
И наверняка опасное — в этом нет никаких сомнений. Фредди посмотрела в окно, но оно так запотело, что окружающий пейзаж превратился в мешанину зеленых и коричневых пятен.
— Этот поезд когда-нибудь тронется с места? — воскликнула она.
— Вы куда-то спешите?
— Не то чтобы; просто накопилась стирка, глажка, надо написать несколько писем…
Льюис опустил оконную раму и высунул голову наружу.
— Ничего не происходит — насколько я могу судить. Пара парней слоняется вокруг паровоза; они о чем-то говорят. Может, двигатель сломался?
— Вот это меня и выводит из себя, — нетерпеливо сказала Фредди. — Все стало ужасно ненадежным.
— Слишком много вещей сейчас приходится чинить и ремонтировать.
— Мне нравится, когда все идет по плану. Я люблю организованность.
— Значит, сюрпризы вам не по душе?
— Не такие, когда вы застреваете на несколько часов в какой-то глуши. Ну а как вы? Как ваш корабль? Все еще плаваете через Атлантику?
«Все еще плаваем», — подтвердил Льюис. Она почувствовала, что ему неприятна эта тема и стала лихорадочно соображать, о чем еще с ним заговорить, когда он внезапно сказал:
— Теперь я на эсминце. Там немного лучше — не чувствуешь себя таким беззащитным, как на корвете. Но мне все равно приходится нелегко — пускай и не в том смысле, в котором можно предположить. То есть самое худшее это вовсе не обстрелы, хотя приятного в них мало: по крайней мере, ты знаешь, что делать, и у тебя нет времени на размышления. Самое худшее — это ночные вахты; вот тут-то на меня нападает тоска. Чувствуешь себя так, словно ты — единственный человек в мире. Все вокруг серое, и, насколько хватает глаз, кругом одно море, на многие мили. В такие моменты я ощущаю… не знаю… какую-то безнадежность. Как будто ничего другого нет и никогда не будет.