Возвращение воина

Я опустила голову и постаралась поплотнее закутаться в голубой плащ, накрыв голову капюшоном, как будто бы внезапно почувствовала холод, и спросила:

— Я была очень плохой девочкой?

Новари положила руку на крутое бедро и укоризненно посмотрела на меня. Затем сказала:

— Ну что ж. Ты действительно помешала мне направить метель куда следует.

— Я сделала так, чтобы она никуда не поворачивала, — пропищала я, пытаясь отстоять свою точку зрения.

— Но на самом деле, моя дорогая Эмили, — настаивала Новари, — ты все испортила.

Она махнула рукой в сторону Галаны.

— Потому что из-за тебя метель кончилась слишком рано. Она продолжалась всего пару часов, вместо того чтобы бушевать в течение нескольких дней. Мне бы очень хотелось, чтобы этого не было, Эмили. Но ты вмешалась. Это просто отвратительно.

— Но ведь умирали люди, — возразила я, — именно по этой причине я и вмешалась.

— Но я все-таки думаю, что все это можно понять и простить, — произнесла Новари, сменив гнев на милость, — у тебя настолько деликатная натура. Мне с самого начала нужно было сделать скидку на это. Учесть при составлении заклинаний. А что… эти люди… были твоими друзьями?

— Так они все умерли? — спросила я дрожащим голосом и заставила задрожать свою нижнюю губу.

— Нет, моя радость, — ответила Новари, — они все… не мертвы. Твои друзья живы. Но я не могу дать никаких прогнозов насчет их будущего. Мои войска сейчас успешно преследуют их.

— Почему вы не разрешите им всем просто уйти? Я бы попросила их больше не быть плохими.

— О, дорогая Эмили! Это не так просто сделать, — ответила Новари. — Мне бы очень хотелось сделать тебе приятное, но я не могу. Не в состоянии, даже если бы и очень захотела. В особенности теперь, после того как они сбежали, убив директора Като. Бедняга!

С нескрываемым детским изумлением я вытаращила глаза и спросила дрожащим голосом:

— Като убит? Как?

Новари пожала плечами. И ответила:

— Я думаю, один из твоих друзей отрубил ему голову. Топором. Мне рассказали, что это была очень большая женщина.

Я с усилием подавила непроизвольную улыбку.

— Однако это не имеет для меня значения, — продолжала Новари, — Като не был моим другом. Мысли у него текли совсем в другом направлении. Видишь ли, мужчины начинают думать обо всем сразу. И их намерения вступить в дружбу с женщиной всегда оборачиваются стремлением быть поближе к ее чреслам. Но Като был полезен, этого у него не отнять. Он был диктатором Ориссы. Несмотря на то что всегда имелось достаточно кандидатов, чтобы занять его место, я не могу позволить, чтобы бедный Като остался неотомщенным. — Вдруг Новари улыбнулась, явно довольная пришедшей ей в голову мыслью, и сказала: — Однако вот что я должна тебе сказать.

— Что? — спросила я, изображая детское нетерпение.

— Обещаю тебе, что, когда мои люди поймают твоих друзей, я не допущу, чтобы над ними издевались и тем более — пытали. Они все умрут быстро. И безболезненно. Это я умею. — Новари радостно всплеснула руками, как будто бы только что сделала мне исключительно щедрый подарок. — Ты поняла? — спросила она, пристально вглядываясь в мои глаза. — Разве это не улучшило уже твое самочувствие? Так что мы теперь друзья? Договорились?

Сделав вид, что глубоко задумалась и размышляю, я нахмурилась. Затем я улыбнулась и вместо ответа сказала:

— Я хочу есть.

Новари громко рассмеялась.

— Что за прелесть этот ребенок! Не сомневаюсь, что мы с тобой отлично поладим. — Перейдя на более деловой тон, она скомандовала: — Пошли, Эмили.

И предложила мне руку.

Я молча смотрела на нее, как бы борясь с последними сомнениями и приходя к трудному, но окончательному решению.

— Я не кусаю маленьких девочек, Эмили, — уверила меня Новари.

Я нервно хихикнула. Потом взяла ее руку и слегка прыгающей походкой пошла с Новари по тропинке. Она привела меня к знакомой с детства скамейке в саду, на которой я вместе с Амальриком и Омери часто беседовала, ужинала, пробовала молодое вино их собственного изготовления… И все это — более пятидесяти лет назад.

На сей раз нас уже ожидали подносы, уставленные всевозможными лакомствами — кексами, печеньями, пирожными. На подносах красовались запотевшие кувшины с молоком, фруктовыми соками. На блюдцах и в вазах были уложены сыры, нарезанные светящимися ломтиками, и сочные фрукты. В маленьких глиняных горшочках, поставленных в ведро со льдом, нас ожидал шербет.

Я немедленно вскарабкалась на скамейку и устроилась как можно ближе к целой горе сладостей. При этом я позаботилась о том, чтобы ни на секунду не выходить из роли Эмили. Поэтому я подчеркнуто осторожно достала финик. Затем преувеличенно деликатно надкусила и принялась стряхивать с плаща невидимые простым глазом сахарные крошки. Одним словом, я была такой же привередливой, разборчивой, утонченной, как и моя маленькая Эмили.

— Мне нравится, — сказала я.

— Почему бы тебе не снять плащ, Эмили? — предложила Новари. — Тебе, должно быть, в нем очень жарко.

Моя глубоко спрятанная сущность — Рали Антеро — торжествовала: «Ты ничего не учуяла».

Псевдо-Эмили плотнее запахнула плащик. Я слегка погладила его, как будто бы он был старым надежным другом, и заодно незаметно проверила содержимое внутреннего кармана, где был спрятан серебряный лист, туго обернутый вокруг осколка волшебного корабля.

— Нет, мне хорошо. Я мерзлячка. — И добавила: — Надеюсь, я вам не грублю?

Новари рассмеялась.

— Так вы, оказывается, маленькая принцесса! Такая положительная, чувствительная и нежная. Я тебя люблю, Эмили. Честное слово.

А я в это время подумала: «Ты всегда торопила события, Новари. Ты что же — на самом деле влюбилась в ребенка?» Но почти сразу спросила высоким голосом Эмили:

— Почему вы всех убиваете, Новари?

Гладкое чело Птицы Лиры нахмурилось. Так обычно изображают озабоченность родители, которые сдувают пылинки со своих обожаемых чад.

— Ты слишком долго слушала речи моих врагов, — ответила Новари, — вовсе я не… убиваю всех подряд. Только тех, кто заслуживает смерти. И то — только в тех случаях, когда это крайне необходимо.

Мое лицо внезапно сморщилось, и брызнули слезы.

— Ты убила моего папу! — вскричала я.

— О, моя радость, мне так жаль, что пришлось это сделать, — сказала Новари.

В ее глазах заблестели слезы симпатии и сочувствия. Она продолжала:

— Сейчас я чувствую, что была невероятно жестокой и причинила тебе огромное горе. Но я сделала это не потому, что на самом деле являюсь злой волшебницей. Новари не злая волшебница, понимаешь, Эмили? Она никого не уничтожает ради собственного удовольствия. Она ненавидит причинять людям боль. Но, к сожалению, люди сами иногда заставляют ее причинять им боль. И тогда эти люди делают Новари совершенно неуправляемой. Сумасшедшей. Абсолютно сумасшедшей.

Дрожащими губами я спросила:

— И ты была сумасшедшей, когда убивала моего папу? Именно поэтому ты убила его? И всех остальных Антеро? Ты и тогда была совершенно неуправляемой?

— Думаю, что, к великому сожалению, так и было, моя дорогая Эмили, — ответила Новари, — я уже рассказала тебе, что способна говорить только правду. А это означает, что самой себе я время от времени должна признаваться в вещах, которые заставляют меня почувствовать душевный дискомфорт. — Она вздохнула и сокрушенно произнесла: — Правда приносит столько печали. Это очень тяжелая ноша. Ты все равно не поймешь.