Возвращение Ворона

Я, не убирая клинка, громко провозгласил:

— Мне все равно, как Жаботинский будет держать оружие, хоть в правой, хоть в левой, хоть двумя руками. Я убью его, — я сделал паузу, чтобы все смогли осознать смысл сказанного. По толпе пронесся недоуменный гул, — Я убью его, если только он не встанет, на колени, не попросит прощения. В этом случае я могу принять сатисфакцию.

— Видали мальца? Жаботинский же его проткнет как решето, жаль пацана.

— Жаботинский — мастер.

— Боярин Жаботинский лучший фехтовальщик в столице. Куда этот недомерок прет?

То тут, то там я слышал, как зрители обсуждали мой вызов.

— Да кто он такой, чтобы так говорить со старшим? Растереть его в порошок!

Никто не верил в мою победу. Никто кроме Львова и моих однокашников. Хотя, судя по выражению лица моего секунданта, он не ожидал от меня такой отваги. И она ему нравилась.

Вдруг раздался противный хохот. Я увидел, что Федор Жаботинский согнулся на коне. Он смеялся. Толпа подхватила его. И если мои друзья из училища оглядывались в поисках тех, кто не смеялся вокруг, то мы с Львовым стояли с каменными выражениями лиц.

— Я понял, Илья Воронов нашел бойца, которого выставит вместо себя.

Я действительно имел такое право, но Жаботинский не понимал, что ошибался.

Он спешился с коня, залихватски пронеся ногу над головой белого коня, а затем соскочив с седла.

— Ну давай, командуй. Пусть он выходит, — он ловко запрыгнул в лобное место через каменную ограду. Затем он извлек свой клинок из ножен и развел руки в ожидании аплодисментов толпы.

И он их дождался.

— Где он, где твой боец? — Жаботинский вопрошал меня.

Я вошел в окружность, ограничивающую лобное место.

— Он прямо перед тобой, — ответил я и слегка поклонился. Так же, как и Львов поклонился секунданту моего противника.

Петр Иванович заметил это и едва заметно мне одобрительно улыбнулся.

Потом он обратился к Степану Кулите:

— Правила поединка следующие: схватка на смерть, холодным оружием, никаких магических заклинаний, никакой боевой магии. Попытка использовать боевую магию повлечет за собой поражение и последующим лишением боярского титула, не только дуэлянта, но и всего рода дуэлянта. Вышедший за пределы лобного места считается сдавшимся и запросившим пощаду, — Львов сделал паузу, давая возможность оппонентам высказать свое отношение к правилам, — если у противоположной стороны нет возражений, то мы готовы начать.

Кулита угрюмо посмотрел на моего секунданта потом перевел взгляд на Федора. Тот недовольно разглядывал грунт у себя под ногами.

Хорошо, что я не терял времени зря и готовился к схватке заранее. Измерив взглядом диаметр лобного места, ровно тринадцать метров, я понял, что уж совсем без магии не обошлось.

Жаботинские попытались создать ледяную платформу.

Но Иван Горохов, мой верный друг и сосед по Келье использовал цыганскую соль, по рецепту своей бабушки.

От магии соль, может быть, уберегала и не сильно, но лед разъедала знатно.

Все-таки, мой враг не был так уверен в своих силах, если решил заморозить поле биты заранее.

Существовала угроза того, что кто-то за пределами лобного места может использовать магию. Я посмотрел на младшего Жаботинского. Он с ненавистью сверил меня глазами. Его компашка ошивалась рядом, восхищаясь внешним видом Федора.

Они могли бы учинить какую-нибудь гадость, но скорее всего не рискнули бы проявлять инициативу.

Я равнодушно разглядывал его в ответ и знал, что на моей стороне тоже много магов.

Пусть они все были пока всего лишь учениками, но они вполне могли создать купол над лобным местом.

И если бы кто-то только попробовал использовать магию извне, то купол моментально бы проявил воздействие вспышками.

Люди и маги могли спокойно проходить сквозь невидимое заграждение и ничего не ощущать.

Но мага, пытавшегося целенаправленно вмешаться в ход поединка мгновенно вычислили бы.

И тот, за кого болел маг потерпел бы поражение.

Противоположная сторона ответила, что тоже готова.

— К барьеру, бояре! — скомандовал Львов, забирая инициативу в свои руки, — готовы?

Федор Жаботинский занервничал. Он переминался с ноги на ногу, беспрестанно махал своим клинком, и угрюмо пялился в грунт. Его раздражало, что мой секундант на голову выше Кулиты, во всех отношениях.

Федор стал боярином совсем недавно. Пару лет назад. Всего ничего по меркам нашего рода, но уже не терпел чужой воли.

То как развивалась ситуация на Лобном Месте заставляло его сильно нервничать.

Это прекрасно. Петр Иванович смог оказать мне неоценимую услугу перед боем.

Психологическая издерганность и недовольство своим секундантом, были огромной помощью мне и лучшим началом поединка.

Все видели спокойствие и уверенность двенадцатилетнего мальчика, и нервозность Жаботинского.

Тень неуверенности скользнула по лицу отца Жаботинского, мне показалась, что он желает остановить поединок. Но я не дал ему такой же возможности.

Я скинул парчовый кафтан, оставшись в белой рубахе. Стремительно приблизился к Жаботинскому, рассёк шпагой воздух прямо перед его носом, приложил вертикально поднятый клинок к своему лбу и произнес.

— Готов!

— Вы Жаботинский? — Петр Иванович улыбался.

Федор поднял клинок в честь уважения секундантов над головой и тоже повторил:

— Готов!

— Уважаемый секундант, пройдем за ограждение. Бояре защищайте себя, покажите честный бой.

Он с Кулитой вышел за пределы периметра.

— Бой!

Глава 11

Я осмотрел зрителей и вдруг увидел среди них, того из четверки, с кем разговаривал под мостом. Он внимательно наблюдал за мной в ожидании поединка. Похоже, что в его планы не входило вмешательство в нашу мономахию.

Они желали посмотреть не умру ли я?

В этот момент Жаботинский начал атаку. Он нанёс два грузных удара, целясь мне прямо в голову. Я с лёгкостью парировал его первый удар и поднырнул под второй.

Мне нужно было сосредоточиться на поединке. Появление четвёрки среди зрителей ни сколько не сбило меня с толка. Моя цель вернуть себе и нашему роду то, что отобрали у нас Жаботинские. И не одно исчадие ада, ни одна другая фамилия не остановят меня на этом пути.

Мои шипы на сапогах давали отличное сцепление, потому что лёд покрылся микроскопическими дырочками от соли.