Возвращение ярла
Шрифт:
Крашену братья-разбойники приобрели позапрошлым летом для хозяйственных и телесных нужд. Обращались прилично, били редко. Работать приходилось много, но не больше, чем в родной кривской деревеньке.
– …Земля тут родит хуже, чем у нас, – степенно рассказывала Крашена, уложив круглый подбородок на соединенные ладошки, – а живут – лучше. Свободнее, и полюдья у них, считай, нет. А те, кто с ярлом в вики ходят, потом с серебра едят и мечами оружны.
Старший из братьев тоже хотел – в вик. Но с охотничьим луком да плотницким топором к ярлу идти – только на смех подымут. Вот и решили Уве со Скалли приподняться грабежом. Тропа эта в соседний фьорд ведет.
Четыре марки – это много. Шлем железный купить можно, секиру, железо для щита и бронной снаряги…
К сожалению, не поняли братья-разбойники, что Фёдрыч – воин. Напасть на воина они не рискнули бы. Ошибка их понятна. Совсем Фёдрыч на воина не походил. У воина – оружие, снаряжение, а на Фёдрыче братья оружия не увидели.
Естественно, ведь с «калашами» они никогда дела не имели. Не воин, зато с первого взгляда ясно – чужак. Издалека, судя по одежке. И одежка – неплохая, да и сумка небольшая, но добротная. Значит, в ней – что-то недешевое хранится. Резюме: клиент подходящий.
– Как же – не вооружен? А – это? – спросил майор, похлопав по ножу.
– Это? – удивилась Крашена. – Это же нож.
И пояснила: нож – не оружие. Он – так. Ногти почистить, колбаску нарезать, лучинки настругать. У Скалли с Уве тоже настоящего оружия не было: луки охотничьи да топоры хозяйственные. Но при Фёдрыче и того не наблюдалось. Вот и польстились братья-разбойники.
– Убивать бы тебя не стали, – рассудительно заявила живая собственность. – Ударили бы тупой стрелой в лоб, повязали и в поселок свезли.
– Ага, тупой… – пробормотал Фёдрыч, вспомнив, как подкрадывался к нему один из братьев. – Видел я эти стрелы.
Надо отметить, что смерть хозяев Крашену серьезно обеспокоила.
Но совсем не так, как ожидал Фёдрыч.
Братьев надо похоронить, заявила одушевленная собственность. Причем – до наступления темноты. Лучше – сжечь. А если просто закопать, то, как минимум, предварительно отрубив руки и ноги и поменяв их местами. А головы отрезать и закопать отдельно. Не то обратятся братья в упырей и придут домой.
Это уже очень плохо – не хочет Крашена с упырями жить. А если нечисть найдет здесь Фёдрыча, совсем скверно получится. Для Фёдрыча – тоже. Так что правильный вариант действий: сразу после обеда заняться похоронами.
«Ага, – подумал майор, – я – хоронить, а ты – в местный отдел милиции!»
Ошибся.
– Я с тобой пойду, – заявила симпатичная собственность. – Посмотрю, чтоб ты всё правильно сделал, потому что вижу: в новинку тебе наши обычаи.
Похоронили. Согласно инструкции. Что надо – отрубили, что не надо – закопали так. Большую часть работы проделал Фёдрыч. Топором и местной деревянной лопатой. Еще та работенка.
К удивлению майора, Крашена на творимую под ее контролем расчлененку взирала совершенно равнодушно. Примерно как сидящий у нее в платке младенчик. Ну и нравы здесь, однако!
Хотя по жизни Фёдрыч к чужим обычаям относился с пониманием и уважением. Раз заведено, так, значит, надо. Дыма без огня не бывает.
Расчленили, закопали –
и мир праху. Ни малейшей обиды по отношению к братьям-разбойникам Фёдрыч не испытывал. Классно тур начинается. Бодрячком. По мнению майора, наилучшее из развлечений, это когда – кто кого. И – по-честному. Тебя убивают, а ты – не даешься. Чтоб с Костлявой самым краешком разминуться. Вот он, настоящий экстрим. За это и денег не жалко.Фёдрычу нравилась война. На войне он – жил. Но еще должна была быть цель. Хоть какая-нибудь. Чтоб не просто шкуру спасти, а еще что-то. Например, когда – за Державу. Так его учили. А потом оказалось, что не за Родину кровь свою и чужую льешь, а за бабосы таких вот, как дружбан Юрик, только мастью покрупнее.
И сказал себе однажды майор Федоров: вот есть друзья мои, товарищи, настоящие и правильные воины, и молодежь безумная, кое-как обученная, но тоже правильная и настоящая… Что я могу для них сделать? А ничего не могу. Судьба у них у всех такая: жизнью жертвовать, чтоб на их крови олигархи всякие да думские и кремлевские бляди жировали. Судьба. Такая. У них. А я так – не хочу.
И ушел Фёдрыч. Послал нах невыслуженную ничтожную пенсию, написал рапорт и через три месяца сменил форму на деловой костюмчик и галстук с логотипом Юриного банка. Но, поскольку привыкший к горячему и острому обходиться без него уже не может, а государство отныне не обеспечивало майору Федорову необходимого для полноценной жизни адреналина, пришлось Фёдрычу самостоятельно искать приключений на свою худую задницу. А тут как раз подвернулся Юра Гучко, такой же промороженный на всю голову любитель поиграть с Костлявой в городки.
Ох и славно они оттягивались! И в пропасти падали, и под лед арктический ныряли. Но особо ценилось, когда – люди. Вон в прошлом году их в пустыню забросили. Скинули с самолета на точку. В точке – «хаммер» с припасами, снарягой и оружием. Последнее очень пригодилось, когда наткнулись на шайку каких-то бедуинов, вознамерившихся опустить белых человеков.
Храбрости у бедуинов было – выше крыши, а вот с меткостью – напряг.
Фёдрыч завалил всех шестерых. Правда, дикари «прикончили» «хаммер», и выбираться пришлось на трофейной колымаге, ржавой и закипающей каждые полчаса. Зато в тряпье одного из покойников Юра нашел два алмаза каратов на пять в совокупности. Бандитские годы сделали Гучко прям-таки двуногой ищейкой в деле отыскания припрятанных барыгами ценностей.
Однако сейчас Фёдрыч порадовался, что Юрки с ним не было. Первая же стрела стала бы – его. С другой стороны, если бы они пришли сюда вдвоем или втроем, братья-разбойники, может, и не рискнули бы напасть.
Ладно, дело прошлое. По факту здесь куда приятнее, чем в пустыне. Климат отличный, с водой напрягов нет. Море, опять же, внизу плещется.
Но мы туда не пойдем. Там, у моря, живет родня свежеупокоенных братьев. И другие местные жители, которые вполне могут захотеть чужому человечку обиду причинить. Нет, с морем погодим пока. Вымыться можно и в ручейке.
Пока майор мылся, Крашена наскоро простирнула снятую с покойников одежку. Хозяйственная, однако.
– Я поживу тут, у тебя, – решил Фёдрыч, когда они вернулись на хутор.
– Живи, – разрешила утратившая хозяев собственность. – Человек ты, вижу, хороший, добрый.
Это уж точно. Завалил двух братьев по разуму – и как с куста.
– Я недолго, – пообещал майор. – Дней несколько. Ты мне вот что скажи: если сюда заглянет кто, родственник хозяев твоих покойных к примеру, что мне с ним делать?