Возвращение. Часть 2

– Наши наверняка понесли большие потери, - говорил я Люсе.
– Надо будет при случае сказать Брежневу. Где только наши ребята не воевали после Кореи, и всегда это непонятно почему скрывали самым тщательным образом. Я читал, что родным погибших вообще не делали никаких выплат. Может быть, и врали, но, если и платили, то гроши. А это неправильно. Одно дело, когда защищают свою Родину, хотя и это нужно прославлять и достойно вознаграждать, и совсем другое, когда посылают к черту на кулички.

Случай поговорить представился уже на следующий день, когда генсек прислал за нами машину.

– Оружие не бери, - предупредила Белова.
– Иначе придется сдавать.

– Лежит в сейфе, - сказал я.
– Сейчас уберу туда же документы и через пару минут выйдем.

– Что так долго?
– недовольно спросила Елена, когда мы наконец забрались в салон "Волги".
– Это твои две минуты?

– Извини, совсем забыл, что ни одна женщина за две минуты не соберется, - ответил я.
– Так что вы во всех выездах делайте поправку на мою подругу и приезжайте пораньше.

– Я лучше вообще никуда не поеду, чем ехать растрепой, - обиделась Люся.
– И не так уж много времени я у вас забрала.

– Не обижайся, - сказала ей Елена.
– Просто Леониду Ильичу скоро нужно куда-то уехать, и он попросил доставить вас быстрее.

Водитель спешил, и уже через пятнадцать минут подъехали к нужному дому.

– Здравствуйте, молодежь!
– поздоровался Брежнев, когда мы зашли к нему в квартиру.
– Хотел с вами пообщаться, но не думал, что вы так прокопаетесь. Можно было поговорить по телефону, но я уже стал забывать, как вы выглядите. И Вика должна вот-вот прибежать. Хотел спросить, не хотите посетить елку в Кремле?

– Леонид Ильич, - сказал я.
– Я вам это сейчас сказать не могу. Можно позже позвонить? Спасибо. Я хотел спросить вот о чем. Какие потери среди наших ракетчиков во Вьетнаме?

– Большие, - нахмурился он.
– Пятая часть по людям и треть всех установок. Но по оценкам специалистов спасли десятки тысяч вьетнамцев.

– Если бомбардировки не возобновятся, то не десятки, а сотни, - сказал я.
– Я хотел сказать совсем о другом. Наплюйте вы на тот хай, который поднимется на Западе, и наградите всех, кто достоин. И сделайте это открыто. Никто из наших противников не скрывает своих действий, одни мы все что-то прячем и замазываем. В результате страдают наши люди, а на Западе все равно все узнают и обвинят нас. Наплюйте! Семьям всех пострадавших нужно оказать материальную помощь. Кричим про интернациональный долг и всячески скрываем его исполнителей. Пошли на хрен все за бугром, кому это не нравится! В мире уважают силу, с ней и будут считаться. А наш народ это оценит! И все наши противники закроют глаза и сядут за стол переговоров, когда сочтут, что это для них выгодно. Вас в мое время порядком ругали за забвение тех, кто воевал на всех необъявленных войнах, начиная с Кореи.

– Мы рассмотрим этот вопрос на Политбюро, - пообещал он.
– А предварительно я поговорю с Сусловым. Вы Вику дождетесь? Вот и хорошо. Если все-таки захотите на елку, позвоните. А мне нужно ехать.

На елку в Георгиевский зал мы не пошли: поднимаясь по лестнице, Люся умудрилась потянуть связки на левой ноге, и в квартиру я ее принес на руках.

– Уже двадцать шестое, а ногу ты растянула сильно, - сказал я чуть не плачущей от расстройства подруге.
– Поэтому елка в Кремле однозначно накрылась. Ничего, не последний год живем, а пока и наших елок хватит.

Конец второй части