Возвращение. Танец страсти

У нее перехватило дыхание: она оказалась в глупейшей ситуации из-за типичной для мужчин прямолинейности. Какой вразумительный ответ она могла дать? Что вообще можно ответить на такого рода вопросы?

В глубине души она желала уточнить вопрос, оспорить каждое слово: что он хотел этим сказать? «Подарить» Джеймсу сына, как будто это будет для него подарком, а эта смешная идея — ребенок станет «наследником»! Это было так похоже на них, землевладельцев, но больше всего ее волновало ударение на слове «сын».

Она с трудом сглотнула, пораженная дерзостью вопроса. Они ожидали ответа, выбора не было. Соня не могла порвать этого человека на кусочки или попросту ответить одним простым излюбленным словом, возможно, сказав при этом шокирующую правду: «Никогда!»

Вероятно, это вызвало бы нервный смех, и ответ остался бы неопределенным.

— Не знаю, — ответила она.

К тому времени как они вернулись домой, все окоченели от холода.

Впервые за минувшие два дня в доме стало теплее. Джеймс перемешал тлеющие огоньки в камине гостиной, и вскоре она ожила.

Соня достаточно долго наблюдала за этой семьей, пока сидела за большим кухонным столом в ожидании ужина. Она поражалась собственной раздражительности. Когда Джеймс зашел на кухню, она нашла по крайней мере одну причину для недовольства.

— Где открывалка? — потребовал он, перебрасывая бутылку бордо из одной руки в другую.

— На верхней полке комода, дорогой, — терпеливо ответила мать. — Обед почти готов.

— Мы должны выпить по рюмашке перед обедом, — сказал он ей. — Ты же можешь подождать полчаса, не так ли?

Это больше походило на заявление, чем на вопрос; в доказательство этого он вышел из комнаты, прежде чем мать успела ему возразить.

После обеда Джеймс и его отец прикончили вторую бутылку вина и оставшийся портвейн и наконец пошли играть в снукер в старую заброшенную конюшню. К тому времени как они вернулись, Соня была готова уезжать, и ее собранная сумка стояла в прихожей.

— Что за спешка? — пьяным голосом спросил Джеймс. — Мне нужно выпить кофе!

— Хорошо. Но потом я бы хотела вернуться в Лондон.

— Мы поедем, когда я выпью кофе.

Соня позволила, чтобы последнее слово осталось за ним.

Она устала от переговоров и решила приберечь силы для главного.

В прихожей появилась Диана.

— Так ты уезжаешь? — спросила она, обращаясь к Джеймсу.

— Соня, кажется, думает, что мы уезжаем, — весело ответил Джеймс, играя роль заботливого мужа.

Во время четырехчасовой поездки в Лондон, пока Джеймс был увлечен романом Дэна Брауна, Соня размышляла над предложением Мигеля, которое он сделал ей перед отъездом из Гранады, — возглавить семейный бизнес.

На следующее утро в пять часов Джеймс распахнул дверь спальни.

— Я все еще жду, — сказал он.

— Что именно? — сквозь сон спросила Соня.

— Ответ.

Ее неподдельно недоуменный взгляд раздражал его.

— Танцы или наш брак. Помнишь?

Соня беспомощно посмотрела на него.

— Я улетаю в Германию и останусь там до пятницы, и будет мило с твоей стороны дать ответ к моему возвращению.

Соня уловила нотку сарказма в его голосе и поняла, что это еще не все.

— Я так полагаю, что ты не будешь никуда выходить, как обычно, — добавил он.

Соне буквально нечего было ответить. Или просто в этот момент ничего не хотелось говорить. Джеймс поднял сумку и уже через секунду спускался по лестнице.

Глава сороковая

Соня пошла на работу и весь день усердно трудилась. Во время обеда она позвонила отцу и попросила разрешения прийти к нему вечером.

— Я обещаю, что приду ненадолго, — сказала она. — И не нужно беспокоиться об ужине.

Джек Хайнс любил есть до шести часов и обычно в девять тридцать ложился спать.

— Хорошо, дорогая, я приготовлю тебе сэндвич. Я думаю, у меня найдется немного ветчины. Согласна?

— Это будет замечательно, папочка. Спасибо.

На работе скопилось много дел, которые надо было разрешить в тот же день, и к тому времени, когда она вышла из конторы, было уже шесть тридцать. Движение машин из Лондона в час пик было интенсивным, поэтому она позвонила в дверь отца в восемь.

— Привет, милая. Какой приятный сюрприз! В понедельник вечером! Это мило. Входи. Входи.

Радость, которую испытывал Джек при встрече с Соней, никогда не уменьшалась. Он, как обычно, суетился, когда ставил чайник, искал для нее салфетку, ставил на стол печенье в жестяной банке. Сэндвич из белого хлеба, нарезанного в виде треугольников, с несколькими слоями огурца внутри лежал на маленьком обеденном столике, стоящем возле стены.

— Спасибо, папа. Как приятно! Надеюсь, ты не против, что я пришла к тебе среди недели?

— Почему я буду против? День недели не имеет никакого значения для меня, не так ли?

Он вышел, чтобы приготовить чай. Когда он вернулся, еда была нетронутой. Соня не могла есть.

— Соня, давай, ешь! Держу пари, ты ничего не съела за день. Может, мне приготовить что-нибудь другое?

— Нет, папа, я действительно в порядке. Я сейчас поем.

— Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь?

Соня улыбнулась отцу. Казалось, ничто не изменилось за тридцать пять лет. Он всегда суетился по поводу того, как она ест, и беспокоился, что она неважно выглядит.

— Я в порядке, папа, — нежно сказала она. Соня так нервничала, что у нее тряслись руки, но она пришла, чтобы рассказать ему кое-что, и не могла уйти, не сделав этого.

— Я снова была в Гранаде, — тихо произнесла она. — Я встретила человека, который был знаком с мамой. Я даже не знала, что ее звали Мерседес.

— Я всегда называл ее Мэри. Здесь никто не мог выговорить ее испанское имя.

Джек осторожно выдвинул стул напротив Сони и присел.

— Как чудесно встретить кого-то из ее прошлого! Тебе повезло! А они многое помнят о ней?

Отец улыбался, проявлял сильное любопытство и хотел знать все, что Соне о ней рассказали.

Его дочь изложила аккуратно сокращенную версию истории. Один раз она упомянула Хавьера, но не так, чтобы отец чувствовал себя второстепенным персонажем по отношению к нему. Он подарил Мерседес Рамирес самые счастливые годы ее жизни, и этот яркий драгоценный камень не должен лишиться блеска. Когда придет время, она подумает, как представить Мигеля.