Возвращение

На хорах было тихо и чинно. Никто не болтал, не перешептывался, людей вообще было всего несколько человек. Зато какие!

Давненько маленький храм таких не видывал... да просто никогда! Царица Любава пожаловала! Сама, как есть. И боярышни при ней, и лекарь, вдруг ей дурно станет.

Устроилась, молится.

Наверное.

На самом деле государыня Любава Никодимовна разглядывала людей внизу. Подозвала к себе Адама Козельского.

– Которая?

Адам разглядывал женщин внизу.

Платки, платки.... Да что там поймешь, под теми платками? Вот, в Лемберге, или Франконии - дело другое! Женщины там более раскованы, более дерзкие, а как приятно на них сверху посмотреть, особливо когда они в декольтированных платьях! Это ж пиршество для взгляда!

А тут?

Впрочем, вот, кажется... точно! Коса, простой сарафан, рядом с ней мать и сестра...

– Вот эта, государыня.

Любава с интересом разглядывала неподвижную девушку. Сверху мало что было видно, но кое-что она оценила. Спокойно стоит, руками не дергает, по сторонам не оглядывается, молится. Это хорошо. Платье скромное, коса длинная.

Движения... движения тоже хорошие. Спокойные, плавные.

Федя тут...

Пришел повидаться с зазнобушкой? Ан нет, сыночек на нее смотрит, а та - нет. Той ни до чего дела нету. Значит, не свидание у них, просто Феденька сам пришел.

Интересно...

– Адам, ты говорил, она видела моего сына?

– Да, государыня.

– И узнала? Когда он пришел с тобой?

Адам задумался.

– Мне кажется, узнала, государыня. Она так говорила иногда... осторожно.

– А записку все равно не взяла.

– Не взяла, государыня.

Это Фёдору казалось, что он так незаметно действует. Может, Устинье. А хороший лекарь - он все видит, что рядом с больным происходит. Даже и то, что ему бы видеть не надобно.

– Цену себе набиваешь?
– словно бы под нос пробормотала государыня.

Но Адам понял правильно. И ответил.

– Если ты, царица, моему опыту доверяешь...

– Когда б не доверяла, тебя б здесь не было. И брат мой тебе себя доверил.

– Оправдаю, государыня. Отслужу.

Любава медленно кивнула. Мол, попробуй только, не отслужи. Голову оторвут. Последней. После пыток. И вернулась к тому, что ее интересовало.

– Ты что-то подметил?

– Мне показалось, не в радость ей внимание царевича.

– Вот как? Какая-то девка... не много ли она о себе понимает?

Адам понял, что сильно подставил девушку. И быстренько качнул головой.

– Нет, государыня. Все она правильно о себе понимает.

– Да-а?

Прозвучало это угрожающе. Медведица поняла, что кто-то не оценил ее медвежонка, и теперь осматривала когти, вострила клыки...

– Она из бедной семьи. Так что все понимает правильно. Жениться на ней царевич Фёдор никогда не сможет, горлица орлу не пара. А поиграть и бросить - у нее тоже честь девичья есть. Вот она и не оказывает ему внимания, чтобы не играть, да напрасных надежд не давать.

– Думаешь, место свое знает?

– Кажется мне так, государыня. А уж дальше тебе решать.

– Хммм... Посмотрим.

Но голос уже был спокойным. Адам понял - угроза миновала. И почему-то порадовался.

Ему спокойная и рассудительная боярышня просто понравилась. Нет-нет, не в том смысле, что Фёдору или Михайле. А просто, как хороший и добрый человек.

Как человек, который понимает в медицине, который выполняет все назначения, ухаживает за своей нянюшкой самостоятельно... таких мало.

Другая бы свалила все на холопок, а сама не то, что не приглядела бы - стакан воды не подала. Хорошо, что государыня больше не гневается, а смотрит с любопытством. Может, и обойдется все?

Кто знает...

Помолиться, что ли, раз уж в храм пришел? Хоть и не левославная это церковь, а все одно - христиане. *

*- автор использует термин 'православная' и 'левославная' по направлению движения руки во время совершения крестного знамения. Прим. авт.

И Адам перекрестился на распятие.

***

Если бы кто-нибудь увидел боярина Данилу - сильно задумался бы.

Завидовать - или посочувствовать?

Приятного мало, когда тебя прижимают к стене. Но если это делает самая красивая женщина, из всех увиденных?

Но ведь не с любовными намерениями. Или?

– Царица, увидят же, - слабо отбивался Данила.

– И то верно, - Марина огляделась по сторонам - и через минуту Данилу втолкнули в небольшую кладовку. Еще и засов изнутри задвинули.
– Рассказывай, свет мой, Данечка. Рассказывай.

– О чем, государыня?

– Данечка, неуж тебе рассказать не о чем? К примеру, кем там наш племянничек увлекся? Что за девушка?

– Тебе Фёдор не племянник, - огрызнулся Данила.

За что и поплатился.

Маленькая ручка уверенно нырнула к нему в штаны, нащупала самое ценное...

– Данечка, ты рассказывай. Не спорь со мной.

А какое тут рассказывать, когда от похоти уже из штанов выскакиваешь? И кладовка эта такая... удобная. Со всякой рухлядью. И с хорошим, удобным засовом!

Прелесть, что за засов!

А потом и отнекиваться как-то было неохота. Данила и рассказал, что знал.

Да, боярышня Заболоцкая. На ярмарке ее Фёдор увидел, да и увлекся. Игрушки нужны племянничку. Небось, другую девку подсунуть, он и охолонет...

– Боярышня Заболоцкая... а из себя она какая?

– Невзрачная такая. Рядом с тобой поставь, так и не приметишь.

Марина довольно улыбнулась. Приятно лишний раз послушать. Хоть и знает она о красоте своей, а все одно приятно.

– Волосы какого цвета? Глаза?

– Прости, царица, не приметил. Вроде как темные...

Данила не издевался. Просто, как все мужчины, он и правда не приметил мелких деталей, которые столь важны для каждой женщины.

– Ладно, Данечка. Я сейчас пойду, а ты себя в порядок приведи, да не забывай - рассказывай, что и как. Очень мне это интересно...

Царица поднялась, оправила платье, коруну* - да и выскользнула вон. И не скажешь никогда, что в кладовке этой случилось. Только дух тут такой... тяжелый.