Возвращение

– Сюда идет войско Скорпиона Кертора, – прерывающимся голосом проговорил он. – Нужно ли объяснять, что ему здесь понадобилось?

Крестьяне тревожно загомонили, с беспокойством глядя то на Кира, то на его отца. Имя Скорпиона не было им известно, однако воин говорил о его приближении так, словно оно не сулило мирным жителям ничего хорошего. Кораф оглянулся на соседей, поднял здоровенную, как лапа у медведя, руку и крикнул:

– Тихо! Мы не знаем, кто он такой, этот Кертор, но зато хорошо знаем тебя. Ты убийца! Нам не нужна твоя помощь. Да и с чего бы ты вдруг стал о нас беспокоиться? Все знают, что ты не щадишь ни женщин, ни детей.

– Вам настолько безразлична собственная судьба? – крикнул Маркус. – Кертор убьет всех, кто попадется на его пути, неужели вы этого не понимаете?

– Мы попробуем договориться с этим Кертором, – сказал кузнец. – Быть может, он не такой безжалостный убийца, как Кир.

– Не может, – отрубил Кир. – Я знаю этого человека лучше, чем вы. Он не остановится ни перед чем, чтобы обрести кровавую славу разбойника.

– Убирайся! – побагровев, Кораф шагнул вперед и попытался ударить Кира, но рука последнего мгновенно перехватила руку кузнеца, и сильные пальцы Кира стиснули отцовский кулак так, что его кости затрещали.

– Не нужно говорить за всех, отец, – процедил сквозь зубы Кир. – Не хочешь – не надо. Становись на колени и покорно жди, когда тебе снесут голову. Я обращаюсь к людям, которые стоят за твоей спиной.

Крестьяне молчали, но на их лицах Кир видел сомнение.

– Дорога вам жизнь ваших детей? – спросил он, отпуская руку отца. – Хотите вы увидеть, как один за другим погибнут ваши родные? Кертор – разбойник. Быть может, он и оставит кого-то в живых, но ваших детей и женщин он угонит в рабство, а тех, кто станет сопротивляться, просто перережет, как овец. Я могу помочь вам избежать этой участи. Что вы скажете?

Однако жители Пеленара по-прежнему молчали, нерешительно переглядываясь. Они не были уверены, что могут довериться этому мрачному человеку, одно имя которого всегда внушало ужас и заставляло проклятия слетать с языка. Теперь же он стоял перед ними и предлагал помощь.

Кир выжидающе обвел толпу взглядом.

– Мы не позволим тебе вмешиваться в нашу жизнь, – прохрипел Кораф, потирая помятую руку. – Ты потерял это право много лет назад. Уходи!

– Дайте ему договорить!

Услышав этот голос, крестьяне обернулись и увидели молодого человека в белых одеждах жреца Амиры. Всмотревшись в него, Маркус почувствовал, как у него отвисает челюсть. Молодой жрец был точной копией Кира: те же темные волосы, густые брови, карие глаза, тот же нос, губы, волевой подбородок. Только кожа его была намного светлее, и взгляд был прямой, открытый и дружелюбный.

– А… это… кто? – промямлил Маркус, указывая рукой на жреца.

– Миран, – ответил Кир. – Мой… младший брат.

Они стояли друг напротив друга, братья, похожие, как две капли воды, и разные, как день и ночь. Белоснежные одежды Мирана так резко контрастировали с черными кожаными доспехами Кира, что рябило в глазах.

Молодой жрец медленно приблизился к старшему брату, не отводя взора от темной глубины глаз последнего. Оба молчали. Кир стискивал рукоять меча с той же силой, с какой Миран сжимал длинный резной жезл. Вокруг них повисла гробовая тишина. Глаза Мирана неожиданно расширились, и жрец негромко, но с невыразимой печалью в голосе произнес:

– Ты идешь по пути Тьмы и Смерти!

– Здравствуй, Миран, – помедлив немного, ответил Кир. – А ты, я вижу, встал на путь Света и Добродетели.

– Хватит! – снова вклинился Кораф. – Мы выслушали тебя, и теперь можешь убираться на все четыре стороны.

Но ни Кир, ни Миран никак не отреагировали на его слова, продолжая смотреть друг на друга.

– Значит, это правда, – проговорил Миран. – Ты действительно стал убийцей.

– Да. И случилось это давно. Ты прав, я иду по пути Тьмы и Смерти, и впереди меня ждет Утракар.

– Ты так спокойно говоришь об этом, – заметил Миран. – Почему?

Кир в замешательстве облизнул пересохшие губы. Он не знал, что ответить, и не был уверен, что, даже найди он нужные слова, его поймут.

Миран покрепче сжал в руке жезл.

– Почему?.. – тихо повторил он, глядя Киру в глаза.

– Убирайся вон! – взревел Кораф и сгреб старшего сына за ворот.

Кир резко вырвался и чудовищным ударом кулака в челюсть сбил кузнеца с ног.

– Заткнись! – рявкнул он, и в голосе его зазвенели стальные клинки ярости. В этот момент вся тоска по дому, что он копил последние годы, прорвалась наружу и хлынула из его груди безудержным потоком, вместе с внезапно вспыхнувшей злобой улетая к серевшим над головами небесам. Он ненавидел себя, отца, брата, Пеленар – за то, что они не хотели принять его, обнять, назвать своим. Сколько раз мысленно он проигрывал эту сцену, и всегда она казалась ему фальшивой – теперь он понял почему: он всегда подспудно понимал, что никто ему не обрадуется, и боялся признать это.

Кораф вздрогнул от неожиданности. Он посмотрел на возвышавшегося над ним воина и не поверил в то, что это – его собственный сын. На высоком лбу Кира вздулись вены, между бровей залегла глубокая складка, а глаза горели такой нечеловеческой злобой, что кузнецу стало страшно.

– Хочешь знать почему? – прерывающимся шепотом спросил Кир Мирана, а затем, повернувшись к отцу, добавил: – Из-за тебя, папа.

Кораф поднялся с песка. Он не узнавал в этом могучем, внушающем ужас воине сторонящегося людей мальчика, каким был когда-то его старший сын.

– Из-за тебя, из-за тебя, – процедил сквозь крепко сжатые зубы Кир. – Не ты ли наплевал на меня, когда умерла моя мать? Конечно, зачем я был тебе нужен, если у тебя был глупый и слабенький Миран, который всегда таскался за тобой… Зорг с ним, с Киром, пусть гуляет, где ему вздумается! Ты хочешь знать, как я стал убийцей? Я расскажу. Мне нечего стыдиться, ибо я сам выбрал этот путь и никогда не чувствовал вины за содеянное. Возможно, страх наказания или еще что-то, но только не вину. – Кир перевел дыхание и продолжал: – Помнишь, у нас был мясник по имени Хаид? Такой здоровенный, вечно пьяный и злой, как десять демонов Утракара, мужик? Так вот, папа, однажды утром я вышел погулять, потому что никому не было до меня дела, и оказался возле мясной лавки. У Хаида в тот день как раз кошка окотилась, родила шестерых котят, маленьких, слепых и беспомощных. Знаешь, что я увидел потом? Я увидел, как этот сукин сын, этот недоношенный ублюдок сворачивал головы бедным малышам и с хохотом топтал мертвые тельца! Помнишь, что случилось потом, папа?

– О Амира… – пересохшим ртом прошептал Кораф, отступая на шаг.

Кир жестко усмехнулся.

– Хаида нашли мертвым, – хрипло выговорил он. – Из его горла торчал острый как бритва серп.

Крестьяне в один голос ахнули. Не веря своим ушам, Маркус взглянул на своего друга и почувствовал, как зашевелились на голове волосы. Миран молчал. Его чувства выдавал лишь мелко дрожавший в руке жреческий посох.

– Ты помнишь, сколько мне было тогда лет, папа? – выкрикнул Кир, и кузнец пошатнулся, словно ненависть и боль, плеснувшая из слов сына, ударила его в грудь.

– Восемь, – прошептал он и закрыл глаза руками.

– Восемь! – Кир словно выплюнул это слово. – Восемь! Но разве мой добрый папа заметил, что его сыну снятся кошмары? Что руки его горят Первым Пламенем от пролитой крови?! Разве ты замечал, что твой сын боится выйти на улицу, думая, что прохожие будут тыкать в него пальцами и говорить: «Смотрите, вон идет убийца!» Разве тебе было не все равно?!

Кир сорвался на крик. Его отец рухнул на колени, не отнимая рук от лица, и прошептал имя Богини Света.