Возвращение
Шрифт:
«Черт, – подумал он. – Это никогда не пройдет. Похоже, я буду мять в руке свою грязную шапку и кланяться до самой смерти.
Извините, что я врываюсь. Простите, что я должен побеспокоить вас, задав несколько вопросов. Простите, что моего отца выгнали с работы в типографии и он спился.
Нет-нет, мне, право, очень жаль, госпожа, видимо, я ошибся… Конечно, я хочу, чтобы меня похоронили на собачьем кладбище, там мне и место!»
Он допил шоколад и встал из-за стола.
«Я слишком много думаю, – решил он. – В этом вся проблема».
«Надеюсь, она хотя бы не станет угощать меня ромашковым чаем», – закончил он свои размышления.
Госпожа
– Простите, я от природы очень осторожна, – объяснила она, открывая дверь полностью.
– Осторожности много не бывает, – сказал Юнг.
– Пожалуйста, проходите.
Она первой прошла в гостиную, обставленную массивной мебелью. Знаком пригласила его сесть в одно из двух плюшевых кресел, которые, как троны, возвышались у камина. Рядом стоял основательно накрытый стеклянный столик с чашками, блюдцами, булочками, печеньем, маслом, сыром и вареньем.
– Я пью ромашковый чай, – сказала она. – Для желудка. Полагаю, это не совсем мужской напиток. Могу предложить вам кофе или пиво.
Юнг с благодарностью сел. Признал, что несколько предвзято судил об этой полноватой миниатюрной женщине. Что его опасения преувеличены и их источником был он сам. Видимо, как всегда.
Без сомнения, впечатление такое, что здесь присутствовала человечность. И тепло.
– С удовольствием выпил бы пива, – сделал он выбор.
«А возможно, и что-то еще, – подумал он, глядя ей вслед. – Что-то очень знакомое. Неужели банальное чувство вины?»
– Пожалуйста, рассказывайте, – попросил Юнг.
Блокнот с вопросами лежал пока в кармане. Вероятно, он и не понадобится совсем.
– С чего мне начать?
– С самого начала, наверное.
– Да, видимо, так будет лучше всего.
Госпожа Хугстра глубоко вздохнула и поудобнее устроилась в кресле:
– Мы никогда особенно не ладили. Понимаете, мы совсем перестали общаться после этих… историй с убийствами, но, по правде говоря, мы и до них почти не виделись. – Она сделала глоток чаю. Юнг положил кусок сыра на сухарик и ждал. – Нас было трое в семье. Мой старший брат умер два года назад, мне самой осенью исполнится семьдесят пять. Леопольд был, как говорится, последышем. Когда он родился, мне исполнилось семнадцать… и я и Жак уехали из дому до того, как он пошел в школу. Потом умерла мать. Ему было всего восемь… когда они остались вдвоем с отцом.
– В Каустине?
– Да, отец работал кузнецом… но в то время он конечно же воевал. Его демобилизовали за полтора года до конца войны, чтобы он мог растить Лео. Я тоже ему помогала, но я вышла замуж и родила своих детей. Мы жили в Швейцарии, ездить оттуда было непросто… Муж открыл свою фирму, и моя помощь ему тоже требовалась.
«Да, – подумал Юнг. – Чувство вины, видно, присутствует всегда».
– Но вы жили не в том доме, который потом принадлежал ему… Я имею в виду в детстве?
– Нет, мы жили в деревне. Кузница разрушена, но наш дом до сих пор стоит, – ответила госпожа Хугстра, и Юнг кивнул. – Леопольд купил этот дом, когда вернулся. Это было после завершения спортивной карьеры.
– Расскажите об этом, – попросил Юнг. – Я весь внимание.
Мадлен Хугстра вздохнула:
– У Лео было не самое счастливое детство. Он рос очень одиноким мальчиком. С трудом учился в школе и непросто ладил с детьми, насколько я помню, но об этом вам лучше расскажут другие. Он все равно
бросил учебу после шестого класса. Около года работал в кузнице с отцом, а потом переехал в Оберн. Просто взял и уехал… должно быть, у них с отцом произошла размолвка, но мы не знаем почему. Ему было всего лет пятнадцать-шестнадцать. Если не ошибаюсь, это произошло в тысяча девятьсот пятьдесят втором году.– Кажется, в Оберне он зажил неплохо?
– Да, неплохо. Он не боялся никакой работы, а ее хватало в то время на всех. А потом он вступил в спортивный клуб и начал бегать.
– Заниматься легкой атлетикой, – поправил Юнг, который интересовался спортом. – Он был блестящим легкоатлетом, да, я, конечно, слишком молод, но я читал о нем. В беге на средние дистанции и дальше.
Госпожа Хугстра кивнула:
– Да, в середине пятидесятых у него было несколько хороших лет. Казалось, что всё идет как надо.
– Он, кажется, установил несколько рекордов? Национальный рекорд, вроде на полторы или на три тысячи метров, если я не ошибаюсь.
Она пожала плечами с несколько извиняющимся видом:
– Простите, инспектор, но я не очень интересуюсь спортом. Все равно потом эти результаты пропали.
Юнг кивнул.
– Да, это был довольно крупный скандал. Пожизненно дисквалифицирован; должно быть, для него это оказалось тяжелым ударом… ужасно тяжелым. Вы общались в тот период?
Госпожа Хугстра опустила глаза.
– Нет. Не общались. Ни я, ни брат, – ответила она и на некоторое время замолчала. Юнг ждал. – Но это не только наша вина. Лео сам так хотел. Он был одиночкой, ему нравилось быть наедине с собой… причем всегда, с самого детства. Конечно, хотелось бы, чтобы все сложилось иначе, но что мы теперь можем сделать? А тогда мы что могли? – В ее голосе вдруг появилась сильная усталость.
– Не знаю, – сказал Юнг. – Вы можете продолжать?
Она отпила немного чаю и возобновила рассказ:
– Лео все бросил и вернулся в Каустин. Купил этот дом – видимо, ему удалось скопить некоторую сумму… и работая, и при помощи спорта… Его осудили и за допинг, и за… Как это теперь называется? Нарушение спортивных правил?
Юнг снова кивнул.
– Я читал об этом, – сказал он. – Он попался на чемпионате Европы, когда упал в забеге на пятитысячеметровую дистанцию. Ему обещали в случае победы крупную сумму, разумеется, втайне… И тут в больнице обнаруживают амфетамин и что-то еще. Кажется, он был одним из первых, кого поймали в Европе на допинге. Но простите, госпожа Хугстра, продолжайте.
– Так что, он купил этот дом. Когда мы были детьми, его называли «Густая тень», не знаю почему. Конечно, стоит он несколько в стороне от других. Он пустовал пару лет. Полагаю, он купил его недорого. И начал заниматься курами. Лео работал в этой отрасли в Оберне и видел возможности… Он мог быть довольно предприимчивым, если хотел. Обладал чутьем к коммерции… – Она снова замолчала.
Юнг сделал глоток пива и спросил:
– А потом появилась Беатрис?
На ее лице отразилось отчаяние.
– Мы должны говорить и об этом, инспектор?
«Не знаю, – подумал он. – К тому же я пока не инспектор. И может быть, никогда им не стану».
– Может быть, всего пару коротких вопросов? – предложил он.
Он кивнула и сцепила руки на коленях. Он нащупал во внутреннем кармане блокнот, но снова решил подождать.
– Вы с ней встречались?
– Только когда она была маленькой. Я видела ее девочкой в Каустине. Они были ровесники… учились в одном классе.