Возвращение

Вернувшись в смотровую, Мари чуть было не вскрикнула от испуга. Адриан склонился над раздвинутыми ногами пациентки, которая, это было очевидно, мучилась от жестокой боли. Будущий отец в это время поддерживал супругу в положении полусидя.

— Тужьтесь, мадам! — повторял доктор Меснье. — Ребенок лежит неправильно, поэтому вы теряете столько крови!

Мари торопливо перекрестилась. Она хорошо знала супруга и в его голосе услышала подлинную тревогу. И неудивительно — смотровая кровать и плиточный пол были сплошь покрыты темно-красными пятнами. Адриан был больше похож на мясника, чем на доктора. Он сказал серьезным тоном:

— Нужно тужиться еще сильнее! Не бойтесь, это скоро закончится… Если вы постараетесь, Дениза!

Молодая женщина испустила протяжный крик боли. Ее супруг отозвался всхлипом, потом пробормотал:

— Она умрет, ведь так? Скажите мне, доктор! Моя жена умирает?

— Замолчите! — оборвала его Мари. — Она в надежных руках. И я уже позвонила в больницу.

Она не стала уточнять, что «скорая» приедет не раньше чем через час. Выпало много снега, и дорога была очень скользкой.

— Хлороформ, Мари! — потребовал Адриан. — Ребенок идет попкой! Ей будет слишком больно, если ее хоть немного не усыпить!

Они поняли друг друга в одну секунду. Положение было очень серьезным. Мари вдруг подумала, что несколькими часами ранее зря жаловалась на свою судьбу.

«Как ужасно, если эта молодая женщина умрет, — подумала она. — Боже милосердный, спаси ее! И я больше никогда не буду жаловаться!»

***

В кухне Нанетт потряхивала глубокую сковороду с дырочками, в которой жарились каштаны. Это была уже вторая порция, как она не преминула заметить. По ее мнению, вечер удался на славу.

— Я правду говорю, мои деточки! — продолжала она свой рассказ. — Наша Мари, которая сейчас хлопочет возле бедной дамочки, — подкидыш, которого вырастили монахини в обазинском приюте. Но в конце концов ее нашел отец и забрал к себе. Это был муссюр Жан Кюзенак, золотое у него было сердце… Это запутанная история, и слишком долго ее рассказывать!

Мари-Эллен, Амели и Жаннетт слушали ее навострив ушки.

— В тот вечер мой Жак ссадил ее с запяток прямо у нашей двери. Эта мегера, мадам Кюзенак, не захотела брать девочку в дом. Мари научилась доить коров, стричь овец и даже чесать шерсть! А больше всего ей нравилось кормить кур и собирать яички. О нет, несчастной она точно не была!

Нанетт улыбалась своим воспоминаниям, позабыв о каштанах. Вдруг ее голова поникла.

— А мой сын Пьер с первого вечера смотрел на нее во все глаза! Как будто не девочка, а сама Богородица была перед ним! Ему тогда было столько же, сколько и Мари, — тринадцать. Настоящий сорванец, школу не любил, зато был сильный и ладный и с удовольствием косил сено, жал пшеницу… Видели бы вы, как он управлялся с косой! Целый луг скашивал за два дня!

Камилла с задумчивым видом покусывала губы, пытаясь вспомнить, что еще она слышала о Пьере. Конечно же, она знала, что речь идет об отце ее старших сестер и брата Поля, который погиб в аварии где-то за городом. Мать редко вспоминала о нем в разговоре, да и то ограничивалась несколькими словами. Девочка мысленно порадовалась тому, что она — единственный ребенок Адриана, второго супруга Мари.

Нанетт словно бы очнулась:

— Кажется, каштаны наши готовы! Посторонитесь-ка, красавицы! Сковорода горячая!

В кухню вошла Мари. На ее блузке и фартуке краснели пятна крови. Она плакала и смеялась.

— Малыш родился! Мальчик, живой, но весит едва ли пять фунтов… Адриану пришлось его переворачивать, он шел попкой… Господи, как мы переживали! Мне нужен теплый кирпич, согреть роженицу. Ей очень плохо…

Нанетт озабоченно потерла подбородок. Эти неожиданные роды напомнили ей о многих вечерах, проведенных у изголовья мучившихся в родах соседок.

— Несчастье — родиться женщиной, — пробормотала она. — Столько мук приходится перенести! Мари, на печи два кирпича, оберни их в чистое полотенце, бедняжка согреется, и ей станет легче…

— Сейчас, Нан, все сделаю!

Мари казалась раздраженной. Камилла встала и обняла мать за талию.

— Мамочка, дорогая, а нам можно посмотреть на ребеночка?

— Не сейчас! Мне нужно его обмыть. Мадам Дениза не взяла с собой никакого белья. Она думала, что еще не пора, что это ложная тревога.

На этот раз Амели встала с твердым намерением помочь хозяйке дома.

— Мадам Мари, я могу сходить к матери и принести вещи для новорожденного, мы храним их чистыми в бельевом шкафу. Я вернусь через пять минут!

— Спасибо, Амели, это будет замечательно! Осторожнее на улице, не поскользнись! Снег все идет, и машина «скорой помощи» приедет еще не скоро…

Жаннетт и Мари-Эллен не осмеливались притронуться к каштанам, поскольку вид у Мари был встревоженный. Они предпочли бы сделать что-то полезное.

— Вы точно уверены, что мы ничем не можем помочь? — спросила Жаннетт.

— Можете! — вдруг воскликнула Мари. — Я отправлю к вам в кухню супруга мадам Денизы. Он белый как простыня. Я хотела отнести ему кофе, но пусть лучше он выпьет его здесь, в вашей компании. Это его подбодрит. Он счастлив, что у них родился сын, но боится радоваться, потому что жене до сих пор очень плохо…

Камилла торопливо вынула из буфета чашку, блюдце, сахарницу и кулек с печеньем.

— Пускай этот парень идет к нам! — Нанетт закивала, радуясь, что слушателей у нее прибавится.

Мари бесшумно вышла и через пару минут вернулась в сопровождении молодого отца.

Атмосфера, царившая в кухне семьи Меснье, всегда способствовала расслаблению и улучшала настроение. Нанетт так радушно кивнула гостю в знак приветствия, что чуть не уронила свой чепец. Она сердечно улыбалась, щеки ее раскраснелись от жара печки.

— Подсаживайтесь поближе к теплу, мсье! — с живостью воскликнула Жаннетт. — Хотите горячих каштанов?

— Спасибо, мадемуазель. Разрешите представиться: Бастиен Деклид, каменщик, живу возле Бейна. Это мой первый ребенок. И я никогда не забуду день его рождения! Он должен был появиться на свет через две недели. Мы и подумать не могли…

— Господь сам решает, когда кому родиться, — отозвалась Нанетт. — Счастье, что этот карапуз не вздумал родиться в вашей машине, между Обазином и Бривом! В такой-то холод!

Камилла подала молодому отцу чашку с кофе, и тот поблагодарил ее улыбкой. Девочка с таким очевидным удовольствием исполняла роль хозяйки дома, что Мари-Эллен поддержала игру:

— Я тоже с удовольствием выпью кофе, Камилла!

— Сейчас я тебе налью!

Бастиен Деклид немного расслабился. Эти милые девушки, мирно потрескивающий огонь в печи, дружеские подмигивания колоритной старушки — все это действовало на него успокаивающе.