Возвращение
Шрифт:
Семичастный вздохнул, задумался. В принципе все шло так, как он и предполагал. И Карпов не дал никаких оснований сомневаться в его лояльности. И верно он сказал: нельзя терять время, нужно ковать железо, пока горячо! Пресс-конференцию!
И он вернулся к столу, и потянулся к телефонному аппарату, на котором золотом был изображен герб СССР.
До станции метро – десять минут пешком. Чисто, солнышко светит, на газонах уже трава распускается – весна! Тридцать первое марта – завтра день юмора, первое апреля. Богословский небось уже настороже, какую-нибудь пакость друзьям замутит. Я так-то не люблю розыгрышей, но когда читал, что он творил – это было в самом деле забавно.
Кстати – Богословский абсолютно аполитичная личность, это я знаю точно. Он никогда не задумывался над судьбой родины, никогда не участвовал ни в каких политических течениях и абсолютно был безразличен к политическому курсу, который проводило руководство страны. Может потому и его никогда и никто не трогал? Музыкант, шутник, песенник – что с него взять? А песни у него и правда классные. Он на самом деле великий композитор!
Жаль, что я не умею играть на музыкальных инструментах! Кстати, и правда, а что мне мешает научиться? У меня абсолютная память, в том числе и моторная. Мне только показать, как должны работать пальцы, и вот он я – музыкант! А слух у меня отличный, я морзянку прекрасно улавливаю, а чтобы улавливать и передавать морзянкой нужен музыкальный слух. Ведь в морзянке все на мелодиях.
А зачем мне музыка? Если хватает и литературы! Хиты воровать? А что…можно и прославиться. Я прекрасно помню и слова, и музыку всех хитов мира! Умел бы играть – воспроизвести – плевое дело. А есть ведь классные хиты!
А оно мне надо? Обездоливать будущих авторов хитов? Хмм…задумался! «От большого немножко – не воровство, а дележка!»? Так? Кстати, а ведь Ольга хорошо поет, и на гитаре играет. Если ей песенки хитовые подсуропить? И пусть поет, так сказать «по-домашнему»? Подумать надо!
– Слушай, как хорошо! – Ольга прижалась к моему боку, запрокинула голову к солнцу. Я не удержался, поцеловал ее в губы, и встречная старушка, выглядевшая как настоящий привет из прошлого – стильная шляпка под старину с короткой вуалькой – вдруг улыбнулась нам и задорно подмигнула. А я шутливо поклонился женщине и сказал, преувеличенно торжественно:
– Мадам! Вы сегодня особенно прекрасны!
– Между прочим – мадмуазель! – кокетливо ответила старушка, и мы все трое захохотали.
Весна! Тепло! Солнце! Дожили…
Не люблю зиму. Все равно не люблю! А весну люблю. Хотя…живому все хорошо. Только мертвецу все равно.
– Слушай, мне кажется, или…люди все-таки другие? – негромко сказала Ольга, оглядываясь по сторонам – Лица! Понимаешь? Лица другие! В Америке таких нет! Там все куда-то бегут, куда-то торопятся, не успевают…обугленные какие-то…а тут…они спокойны! Они…одухотворенные! Или мне просто кажется?
– Мне думается, не кажется – усмехнулся я – Что ни говори, а все-таки в этой стране люди уверены, что умереть с голода им не дадут. И не зря уверены. Не могут работать – им дадут пособие. Не хотят работать – их заставят. Но в беде не оставят, в этом я уверен. Понимаешь, в чем дело…эта страна она состоит из коллективов. США – из одиночек. Индивидуалистов. Здесь людям привили мысль о том, что он должен подниматься вместе с коллективом, вместе со страной. В этом и наша сила, и наша слабость. Как только у нас случается какая-то беда, например нашествие захватчиков – весь народ поднимается и отвешивает им пилюлей. Но при этом очень не любят выскочек и не дают шибко подниматься над толпой. Все бедные – значит все! Сам по себе подниматься не моги! Вот если коллектив тебя выдвинул, тогда – да. Понимаешь?
– Мне кажется – понимаю! – вздохнула Ольга – А куда поедем? На Красную площадь? Или еще куда?
– Да поехали
на Красную. Потом погуляем по улицам, а надоест – в ресторан зайдем. Давненько я в московских ресторанах не был!Так мы и сделали. Шумным, таким родным метрополитеном доехали до Красной площади, долго гуляли там, рассматривая людей, собор, мавзолей. Пошли в ГУМ, где блуждали по переходам и поражались величию и суете снующих как муравьи людей. Съели там вкуснючее натуральное мороженое, и снова пошли на улицу. Брели, куда глаза глядят…и нам было хорошо.
Закончили мы вечер в ресторане «Арагви», в том самом, в котором у меня некогда был скандал из-за Ниночки. Здесь практически ничего не изменилось. Народу было довольно-таки много, пятница все-таки, я даже ожидал, что из-за недостатка мест нас в ресторан не пустят. Но пустили, даже не пришлось давать швейцару на лапу.
Поели (шашлык из баранины, ну и всякое такое), выпили шампанского, потанцевали. Никто к нам не приставал, никто не пытался лезть в моей спутнице. Даже немного странно – неужели за то время, что нас тут не было, так много изменилось? Милиция начала как следует работать? Разогнали ресторанную шпану? Вероятно, просто так получилось. Не каждый же день тут гуляют недобитые цеховики! И писатели с мировым именем.
У ресторана дежурили несколько такси, новые, натертые до блеска «волги» ГАЗ-24. Я выбрал первую по счету и не спрашивая разрешения у водителя сел на заднее сиденье, пропустив вперед Ольгу.
– К высотке на Котельнической набережной, пожалуйста! – сказал я, откидываясь на спинку кресла. Ольга, слегка пьяная и пахнущая острой аджикой прижалась к моему плечу и закрыла глаза. Водитель молча кивнул, завел двигатель и машина мягко тронулась с места.
– А я тебя помню! – вдруг обратился к мне водитель, поглядывающий в салонное зеркало – Я тебя вез, когда ты бежал от ментов! Ну когда хачей уложил! Тебя искали! Меня допрашивали! А я что – я ничего не знаю!
Я вспомнил этого таксера. Вернее – я его узнал. Забыть-то я его все равно не могу, со своей-то памятью. Этот таксер тогда ментов мусорами называл, и мне это не понравилось.
– Ты ошибся – холодно отбрил я, и водитель обиженно замолчал. Вот и молчи, нефиг языком трепать! Твое дело везти, а не доставать пассажира воспоминаниями.
Выходя, я сунул водиле десятку. Сдачу ждать не стал, захлопнул дверь и махнул рукой. Машина сразу сорвалась с места, обдав мои башмаки мелкой дорожной крошкой. Зараза…
– Он тебя знает? Откуда? – поинтересовалась, позевывая, Ольга, и я махнул рукой:
– Забудь. Ошибся. Идем домой. Кстати, а когда ты посетишь свою квартиру? Бывшую мою!
– Как-нибудь…вот ключи у своего друга заберешь, и съездим. Успеем, правда?
– Кстати…надо бы позвонить ему. Закрутился я что-то…совсем забыл. Только я и номера рабочего не знаю… Потом узнаю, у наших друзей-гэбэшников спрошу. Хотя я же его домашний помню…что-то голова плохо варит. Спать хочу! Пойдем!
Я потянул Ольгу за собой и мы побрели ко входу в дом. Дежурные милиционеры отдали нам честь, бабульки-вахтерши сладко-ласково поздоровались. Все, мы уже свои! Хе хе…
В лифт, здороваюсь с лифтером, вставшим едва ли не во фрунт, и вот он, наш шестой этаж. О! А кто тут такой лохматый?
– Здравствуйте, Галина Сергеевна! Здравствуйте! – здороваемся мы с Ольгой, и я подмигиваю здоровенному палевому пуделю – Привет, Артамон! Какой красивый, Галина Сергеевна!
– Здравствуйте Миша. Здравствуйте, Оля! – Уланова улыбается – Но это не Артамон!
– Знаю, Галина Сергеевна. Это Большик! Можно его погладить? Не тяпнет?
– Нет, не тяпнет. Он добрый!