Возвратите любовь
Шрифт:
Таволски протянул ему сиреневый бланк.
– Так-с... Лимфоциты, нейтрофилы...
– Голос его постепенно затихал, и к концу он уже едва слышно бубнил под нос и раскачивался, как на молитве. Моноциты, тромбоциты, красные кровяные тельца...
– Вдруг внезапно вскинул голову и резко сказал: - Отклонения от нормы не очень существенны. Белых телец свыше двадцати пяти тысяч! Но и это ничего не доказывает. Своего рода релаксация. К сожалению, картина скоро изменится... Вы замеряете время свертывания крови?
Таволски кивнул.
– Хорошо. Продолжайте. А как спинной мозг?
–
– Да, да, конечно. Как только количество белых телец станет падать, начинайте обменное переливание. Введите в кровь двадцать миллиграммов тиаминхлорида и пятьсот тысяч единиц кипарина. И нужно принять все меры против возможной инфекции.
– Как вы смотрите на пересадку костного мозга?
– Пока повремените. Нужно выявить очаги поражения... Мы ведь все еще не знаем даже приблизительного количества рентгенных эквивалентов. По-видимому, желудочно-кишечная стадия болезни вступает в острую фазу. Надо быть начеку. Интересно все же, затронут ли у него живот...
– Коуэн приедет послезавтра.
– Да, да, превосходно... Все же постарайтесь в первую очередь установить, затронут ли живот. И вообще следите за его желудком.
Таволски пожал плечами.
– Скоро десять. Пора на обход, - сказал он, направляясь к умывальнику.
3 августа 19** года. Утро, Температура 37,2. Пульс 76.
Кровяное давление 130/80
– Доброе утро, Аллан. Как провели ночь?
– Спасибо. Долго не мог заснуть. Всякие мысли... А спал хорошо.
– Вам нужно побольше спать. Снотворное на ночь, - сказал Таволски, обернувшись к сестре.
– Я принес вам обещанную фантастику. Сборник коротких рассказов. А сейчас давайте осмотрим вас.
Сестра осторожно приподняла пододеяльник. Бартон чуть поежился и отвернулся к окну.
Таволски внимательно оглядел его живот, осторожно касаясь кожи холодными длинными пальцами. Они были желтыми от никотина, так как доктор курил сигареты без фильтра и докуривал их почти до конца. Он долго присматривался к бледно-розовому пятну там, где кончается линия загара. Потом обвел это пятно ногтем и спросил:
– Здесь болит?
– Нет, - ответил Бартон. Ему стало чуть холодно. Кожа покрылась крохотными пупырышками. Он старался не глядеть на сестру.
Таволски коснулся пятна каким-то блестящим инструментом. Прикосновение холодного металла вызвало легкую дрожь.
– Так. Все в полном порядке. Я доволен вами, Аллан. Читайте вашу фантастику. Я ее терпеть не могу. Мы скоро увидимся опять.
Сестра закрыла Бартона. Но он еще долго не мог согреться и прогнать внутреннюю дрожь...
Он взял книгу.
"- А-а! Добро пожаловать, добро пожаловать!
– сказал Дэвис, завидев Питера Бэйкера, и что-то шепнул бритому.
– Чем могу служить властелину моей драгоценной сестрицы?
– Он поднялся со старенького, полинявшего от непогоды шезлонга и пожал пухлую, влажную ладонь Питера.
– Эллен просила у тебя порошок, ты же сам обещал, - торопливо произнес Бэйкер, точно боялся встретить отказ.
Шурин всплеснул руками.
– Вот, - сказал он, обращаясь к бритому, -
типичный представитель микрокосма. Он вторгается в макросистему и требует свое. Ему наплевать на великое, свершающееся на его глазах.Бритый смущенно улыбнулся, закашлялся и еле заметно кивнул.
Питер почувствовал тоску. Микрокосм, система... Он хотел сказать, что ему вовсе не наплевать на великое. Но он не понимал, о каком великом шла речь, и, может, на такое великое и стоило плюнуть.
– Не сердись, родственничек, я шучу, - сказал Дэвис, - но тебе придется подождать. Естественно, это немного оттягивает час гибели ваших клопов, но, в конце-концов, в этом мире кто-нибудь всегда остается в проигрыше.
Питер кивнул головой и присел на складной стульчик. Он втянул свежий воздух и, сладко щурясь, посмотрел на небо. Оно было бездонным и удивительным. Мелкие нежные облачка догоняли друг дружку, старательно обходя стороной сверкающий солнечный глаз.
– ...солнца, - донесся до Питера прыгающий голос шурина.
– Таким образом, это, пожалуй, самая идеальная модель процесса, которая была сделана человеком.
– Дэвис ткнул пальцем в ночник, стоявший на колченогом дачном столике.
– Самое интересное, что совершенная... Вы понимаете, что я обозначаю этим словом?.. Так вот, совершенная модель обладает свойством жесткой связи с моделируемой системой. Поняли?
Бритый поднял брови и меланхолично сказал:
– Вот это-то меня и потрясает.
– И тем не менее это так, - твердо сказал Дэвис. Он, улыбаясь, посмотрел на собеседника.
– Здесь заключено солнце, самое настоящее светило, работающее поденщиком у Авроры. Естественно, уменьшенное в некоторое число раз... А все остальное - норма, включая и температуру.
Дэвис ласково пощелкал по полупрозрачному цилиндру.
– И самое главное - жесткая связь с исходным объемом, - повторил он.
– Да-а, - протянул бритоголовый статист.
Они помолчали.
– Ну хорошо, - спохватился шурин.
– Вернемся в микромир. Я пойду поищу порошок. Если хотите меня сопровождать... я еще кое-что расскажу..."
Бартон заложил книжку пальцем и закрыл глаза. Он медленно вдохнул и еще медленнее выдохнул - на три счета. И так несколько раз. Потом запел, не разжимая губ. Так он боролся с тошнотой. Когда стало немного легче, опять принялся за чтение.
"Шурин и бритый ушли. Питер остался один. Он поправил шляпу и с интересом посмотрел на сосуд, стоявший на столе. Кусок трубы из неизвестного пластика, снизу и сверху венчанный темными крышками со множеством разноцветных лакированных проводков. В его матовой глубине Питер разглядел искорку величиной с булавочную головку.
"Это и есть модель солнца?" - подумал он, подсаживаясь ближе.
Он несколько минут разглядывал невзрачное сияние, исходившее от искры, и думал: "Хорошенькое солнце, нечего сказать! Ну и нахал этот Дэвис!"
Внезапно ему что-то почудилось. Какое-то чуть уловимое движение внутри цилиндра, словно искра вспыхнула ярче. Питер внимательно присмотрелся, и ему показалось, что искорка начала пухнуть и увеличиваться. Сначала как дробь, потом - горошина, дальше - цент... Она росла, как выдуваемый пузырь.