Возвышение Королевы

— Я же говорил вам, что она подделала личность и свой возраст, а затем улетела в Скотланд.

— Что именно произошло между окончанием испытаний и Скотландом? Есть время, которое не учитывается. Неделя, если быть точным.

— Это... — кажется, он что-то проверяет. — Неизвестно.

— Так сделай это известным, Харрис. Мне нужен отчет о каждом ее движении с тех пор.

Тот факт, что ей даже удалось подделать личность и сделать себя восемнадцатилетней, уже впечатляет для девушки такого возраста. И не просто какая-нибудь девушка — защищенная. Она не жила на улице и не вела тяжелую жизнь до ареста Максима, так что этот инстинкт самосохранения был бы нелегок для человека с ее прошлым.

Но что-то подсказывает мне, что это еще не все, через что она прошла.

И мне нужно знать о ней все — до мелочей, хорошее, плохое.

Каждую. Чёртову. Вещь.

— Подождите. — с его стороны раздается шелест бумагами. — Ее засняли на камеру видеонаблюдения аптеки недалеко от Брэдфорда за несколько дней до ее поездки в Скотланд.

— Пришли мне отснятый материал.

Я вешаю трубку, и почти сразу же на моем экране загорается видео от Харриса.

На черно-белых кадрах запечатлена девушка, одетая в темную толстовку с капюшоном, ее волосы торчат из-под бейсболки, закрывающей половину лица. Однако я узнаю ее, хотя она и прячется.

Она держится за бок и слегка наклоняется, чтобы стойка выдержала ее вес. Когда к ней обращается сотрудница, Аврора ей что-то говорит.

Поскольку звука нет, я жду, чтобы посмотреть, что она хочет купить. Сотрудница возвращается и кладет какие-то предметы на прилавок. Ставя видео на паузу, я увеличиваю масштаб. Бинты, пузырек с антисептиком и что-то похожее на антибиотики.

Я снова нажимаю «Воспроизвести», и мои подозрения подтверждаются, когда Аврора дрожащими руками протягивает купюру через стойку и практически выбегает оттуда, все еще держась за бок. Затем, у входа, она останавливается и хватается за дверь для равновесия.

Она остается так несколько секунд, согнув спину и обхватив себя рукой за талию, прежде чем поднимает голову и выходит из аптеки. Видео заканчивается тем, что она придерживает дверь для пожилой женщины. Часть лица Авроры попала на камеру, а ее губы... окровавлены.

Она ранена, и, если мои расчеты верны, она сжимает ту же часть правого бока, где есть шрам от ножа и татуировка с закрытым глазом.

Травма была нанесена еще тогда, когда ей было, блядь, шестнадцать. Аврору ударили ножом, и ей пришлось заняться самолечением и, вероятно, наложить на себя швы. Вот почему шрам немного беспорядочный.

Чувство гордости, которое я испытываю за ее силу, заглушается необходимостью уничтожить ублюдка, который посмел поднять на нее руки.

Ну и что с того, что она дочь Максима? Она не он. Это факт, который мне, по-видимому, нужно выжечь в умах людей самым трудным способом.

Машина замедляет ход и останавливается, под шинами хрустит галька перед местом преступления. Это коттедж, где Максим обычно душил женщин клейкой лентой, прежде чем Аврора сообщила о нем.

Ночной воздух холодный и проникает под мой костюм, когда я выхожу. Мозес следует за ним, держа в руке фонарик. Другая его рука на пистолете за поясом.

Он бывший агент разведки и работает одновременно моим водителем и охранником, если это необходимо. Все эти годы он эффективно отгонял нежелательное внимание, и я рассчитываю на его навыки в случае, если что-то случится.

Есть только два человека, которым я доверяю — Харрис и Мозес. Это произошло не случайно, потому что я от природы недоверчив. Я не раз проверял их лояльность коварными методами. Я сделал им предложения через своих деловых партнеров и дал им возможность ударить меня в спину и уйти, но они так и не воспользовались этим. Вот почему они со мной дольше всех.

Я толкаю дверь коттеджа, и мне в лицо ударяет гнилостный запах. Когда Мозес направляет свет внутрь, мы видим трупы крысы и кролика, разложившиеся и почти неузнаваемые, их внутренности вываливаются наружу.

Поскольку Авроры там нет, я жестом приказываю Мозесу следовать за мной за коттедж, туда, где произошло погребение.

Первое, что я замечаю, это черная тень, склонившаяся над могилой в земле. Увидев свет, он вскакивает и бежит в направлении леса.

— Следуй за ним! — я приказываю Мозесу.

Он бросается в бой, его ноги бегут за тенью.

Я включаю фонарик своего телефона и ускоряю шаг к могиле, над которой он примостился. Мое сверхчувственное чутье включается, и я знаю, я просто знаю, что что-то не так.

И действительно, зрелище, которое я вижу в яме, заставляет меня остановиться, моя грудь сжимается.

Аврора лежит на спине в могиле, ее ноги и руки свисают в неудобных позах.

Ее розовое платье сбилось на середине бедер, покрытое грязью и... кровью.

Это по всей ее одежде и полупрозрачной коже. Ее колени исцарапаны, ладони в крови, а губа разбита.

Ее глаза слишком плотно закрыты, будто она терпит боль.

Черт!

Блядь!

Если бы я знал, что она это провернет, я бы приказал охране постоянно следить за ней.

Оставив телефон на краю, я спрыгиваю в могилу и обхватываю ее голову руками. Грязь и засохшая кровь пачкают нежную кожу ее лица.

Тело Авроры дергается в моих объятиях, и она начинает царапаться, биться и отталкивать меня.

Трахните меня. Даже без сознания эта женщина обладает силой воина. Она может защитить себя, и она может сделать это так хорошо. Но это не мешает мне хотеть убрать всю боль, чтобы никто больше не осмеливался приближаться к ней.

Чтобы она больше не нуждалась в защите.

— Я... мне... ж-жаль... — бормочет она. — Т-так ж-жаль… Не... н-делай мне больно… Не...

— Никто больше не причинит тебе вреда, Аврора. Только не в мое гребаное дежурство.

Я провожу пальцем по порезу на ее губе. Тот факт, что она отмечена таким жестоким способом, меня не устраивает.

Меня не устраивает? Это еще мягко сказано. Ярость, пульсирующая во мне, подобна зверю, которого ничто не сдерживает.

Я хочу обрушить ад на мир, который заставил ее извиниться за то, чего она, блядь, не делала. Я хочу уничтожить людей, которые судили ее, не зная ее истории.

Ей было шестнадцать. Всего лишь чертовы шестнадцать, и все же она бросила единственную семью, которая у нее была, потому что верит в справедливость превыше всего остального.

Никому, и я имею в виду, никому, блядь, не позволено обращаться с ней так, будто она виновна в этом.