Возвышенное и земное

Леопольд молчал. Унизительный вопрос, а он не желал, чтобы его унижали, и тем не менее священник прав. Риск велик. Если дети не завоюют успеха, он окажется банкротом.

– Я дам денег Моцартам, – сказал Хагенауэр.

– Поездка может обойтись много дороже, чем мы себе представляем, – напомнил Буллингер.

– Знаю, – сказал Хагенауэр, – но не в этом дело. Согласитесь ли вы похлопотать перед его светлостью за нашего друга, если остальное будет улажено?

– Если господин Моцарт сам того хочет.

Леопольд гадал, каких услуг они потребуют взамен, и все же был тронут предложением Хагенауэра, как-никак неохотнее всего люди расстаются с деньгами.

– Если это не затруднительно, – сказал он. – Мне кажется, осторожный разговор с архиепископом мог бы очень помочь.

Буллингер улыбнулся. Перед его мысленным взором возник Вольферль, только не как обыкновенный ребенок из плоти и крови, а как некий дух, которому судьбой предначертано проявить себя в музыке и которого таинственные силы неотвратимо влекут к цели. Он почувствовал, что все они заодно, хотя показать это не мог, не желая ставить себя на одну доску с остальными.

– Я обращусь к его светлости через графа Арко, – сказал Буллингер.

Аббат пришел в легкое замешательство, когда Леопольд начал горячо благодарить его и обнимать всех остальных. Буллингер сомневался, отвечает ли поездка в Вену божьей воле, но решил сделать все от него зависящее.

– Возможно, не сразу, – добавил Буллингер. – Его светлость сообщит нам о своем решении.

Анна Мария поблагодарила гостей за посещение. Когда они ушли, она вновь притихла. Леопольд считает, что одержал великую победу, а ее одолевали сомнения. Для него дети – это путь к славе, думала Анна Мария, но ведь стоит чему-то случиться с Вольферлем, и мальчик бежит к ней, в ее объятия. Поездка в Вену – дело нелегкое, а здесь, в Зальцбурге, они окружены друзьями.

– Тебе грустно, Анна Мария? – вдруг спросил Леопольд.

– Вольферль совсем еще ребенок. А до Вены так далеко. Ты сам не раз говорил, что это опасное и трудное путешествие.

Леопольд нахмурился. Оба молчали. Затем он объявил:

– Надо учить детей французскому. Это модный в Вене язык.

Анна Мария кивнула, однако страхи ее нисколько не рассеялись. Ей хотелось протестовать, но она знала, что только рассердит Леопольда. Она во многом не соглашалась с ним и молила бога, чтобы ее дурные предчувствия не сбылись.

Через неделю граф Арко вручил Леопольду следующую бумагу: «Архиепископ, граф Шраттенбах, князь Зальцбургский и Священной Римской империи выразил милостиво свое согласие на то, чтобы придворный музыкант Леопольд Моцарт получил с Его высочайшего соизволения временный отпуск».

Граф Арко спросил:

– Перед кем будут выступать дети в Вене?

Перед императором… Императрицей… Эрцгерцогами и эрцгерцогинями… Князьями и графами… Французскими и английскими послами… Воображение увлекало Леопольда нее дальше, но он лишь сказал:

– Перед друзьями, музыкантами, перед высшим обществом.

– А во дворце?

Ну, конечно же, и во дворце, только зачем вам знать, о чем я мечтаю!

6

Теперь, когда Леопольд получил разрешение архиепископа на поездку в Вену, все, казалось, как нарочно, складывалось против него. Вначале он повез детей в соседствующий с Зальцбургом Мюнхен, где они выступили перед курфюрстом, но сия высочайшая особа отнеслась к выступлению столь сдержанно, что Леопольд был обескуражен. Не успел он оправиться от разочарования и заняться дорожными приготовлениями, как заболел Венцель, и прошло немало времени, прежде чем он смог заменить Леопольда.

Только выздоровел Венцель, умер Эберлин, и место капельмейстера оказалось свободным. Граф Арко объявил, что в число придворных Зальцбургского княжества вскоре вступит Михаэль Гайдн, хотя никто не знал, на какую должность. И снова Леопольд отложил свой отъезд в ожидании, когда архиепископ выберет себе нового капельмейстера. Но назначение так и не состоялось. Зальцбург полнился всякими слухами, говорили даже, будто Пруссия готова повести наступление на Вену, – как-никак война тянется уже почти семь лет, – а вот назвать имя нового капельмейстера не мог никто.

Леопольда утешало одно: задержка с отъездом позволила ему заняться подготовкой детей, и он с жаром отдался этому делу.

Он обучал их французскому, учил читать молитвы по-латыни и непринужденно держаться в гостиных. Его радовало, что Вольферль все более совершенствуется в игре на скрипке и все искусней играет на клавикордах и клавесине. Наннерль тоже делала в музыке большие успехи. Однако одаренность сына по-настоящему поражала его. Обнаружив, что мальчик сочиняет собственную музыку для клавесина, Леопольд заставил его изучать произведения других композиторов. Среди них были вещи Адольфа Гассе, Георга Телемана и Карла Филиппа Эммануила Баха. К шести годам Вольферль все их играл наизусть. А затем сам сочинил для клавесина три менуэта и аллегро.

Эти сочинения изумили Леопольда. Их никак нельзя было упрекнуть в слабости композиции, обычной для новичков, они отличались четким построением и выразительностью. И свидетельствовали о том, что Вольферль, как и он сам, считал музыку языком великой точности, где каждая нота должна быть тщательно взвешена и необходима. Конечно, мальчик подражал другим композиторам, но так и должно быть, к тому же он подражал лучшим из них – Георгу Телеману и Карлу Филиппу Эммануилу Баху. Произведения Вольферля были записаны в нотную тетрадь, и на заглавном листе довольный Леопольд сделал надпись: «Моему дорогому сыну Вольфгангу Амадею в день его шестилетия от его отца Леопольда Моцарта». Он сказал Анне Марии:

– Ребенок так быстро все усваивает, что нельзя терять ни минуты. Мы не можем дольше откладывать поездку. Надвигается зима, и ехать в холод будет очень трудно. Ну, и потом дети быстро растут, пожалуй, через год они будут слишком взрослыми, слишком большими, чтобы вызвать у кого-то интерес. Чем меньше ребенок, Анна Мария, тем больше он поражает. Надо как можно скорее показать миру его выдающийся талант. А Наннерль вот-вот исполнится одиннадцать. Скоро ее уже не назовешь чудо-ребенком.

Анна Мария кивнула, Леопольд вовсе не ее хочет убедить, думала она, а себя самого, стремится рассеять собственные опасения.

18 сентября 1762 года семья Моцартов выехала из Залъцбурга в Вену через Пассау и Линц. Шахтнер, Хагенауэр и Буллингер пришли на Гетрейдегассе проводить их. Они удивились, узнав, что Моцарты едут через Пассау, который лежал к северу, в стороне от прямой дороги на Вену.

Но посещение Пассау входило в план, составленный Леопольдом. Проверяя, надежно ли упакованы и привязаны на крыше наемной кареты его скрипки и дорожный клавесин, он и словом не обмолвился о рекомендательном письме, которое ему дал граф Арко к влиятельному пассаускому епископу, графу Тун-Гогенштейну, имевшему прочные связи в Пене. Он лишь сказал: