Впечатляюще неистовый

– Значит он муж церкви?
– захотела узнать Шима. Я обеспокоенно кивнула. Это тоже не было ложью. Папе нужно было много и часто находиться в церквях и часовнях. Это было частью его работы. Без церквей и их ритуалов никаких похорон.

– Кто такой парень, который тебя сопровождает?
– захотела теперь узнать Шима. Повезло тебе, Люси, подумала я. Никаких больше вопросов о моём отце и его нечистом занятии. Была ли у синти также проблема и с турками?

– Очень хороший друг, почти как брат, - выбрала я по возможности самое правдивое описание для Сердана.
– Он ничего не знает о моём защитнике, но он знает, что нужен мне в моём путешествие. Он присматривает за мной, когда нет моего garde du corps.

– Да именно так и было. Я чувствовала это глубоко в животе.
– Его отец, кстати, профессор в институте, - добавила я на всякий случай, даже если отец Сердана по правде был только преподавателем.

Шима держала в своей левой руке мои пальцы, в то время как своей правой поднесла ко рту сигарету и прямо после этого несколько раз перекрестилась. Также она что-то бормотала, что звучало так чуждо и загадочно, что мои волосы на затылке встали дыбом. Потом, будто тема для неё была закрыта, она отпустила меня, мощно ударила по столу и объявила Суни несколько строгих команд. Нерешительно я поднялась.

– Пошли, - сказала Суни.
– Мы закончили.

– Спасибо, - пробормотала я.
– Merci beaucoup.
– Я благодарила, потому что в первый раз мне было позволено сказать о Леандере правду и меня не осмеяли. Но Шима была занята своими сигаретами. Она больше не подняла на меня взгляда.

– И что теперь?
– спросила я Суни затаив дыхание, когда мы покинули душный фургон.
– Что она сказала?

Суни ухмыльнулась. Она выглядела облегчённой.

– Она тебе верит. Она сказала, что у тебя особый дар ... потому что ты ... ты можешь видеть своего ангела-хранителя? Ты его видела, не так ли?
– Глаза Суни загорелись, но мне стало внезапно бесконечно грустно. Увижу ли я его когда-нибудь снова?

– Да, я его видела. Даже несколько раз.
– Я прокашлялась, чтобы очистить горло от никотина. – Значит, я могу остаться? И Сердан тоже?
– отвлекла я её.

– Да, до завтрашнего утра. Потом Шима не хочет никогда больше с вами встречаться. Сегодня вечером мы будем праздновать небольшую вечеринку на пляже, с музыкой и танцами. Вы будите нашими гостями.
– Суни слегка поклонилась.

– Когда рассветёт, вы должны будите исчезнуть. И если вас впоследствии кто-то спросит, где вы торчали, вы нас никогда не видели.

– Конечно, мы вас не видели!
– уверила я её, и в связи с Серданом мне далось это заверение очень легко, потому что оно означало, что он никогда не видел Суни. Это мне подходило.
– Скажи, вашу Шиму другие тоже слушают её?

Я спрашивала это не без причины. Тёмные взгляды некоторых пожилых мужчин, которые стояли перед одним из жилых фургонов и курили, сопровождали нас при каждом нашем шаге.

Суни захихикала.

– Конечно, они это делают. Я же тебе сказала, что Шима старейшина. Каждый прислушивается к тому, что она решит и скажет.

Я попыталась представить себе, как бы это было, если бы мы, в нашей семье, слушали то, что говорила и решала бабушка Анни весь день-деньской. Моя жизнь была бы определённо свободной от стресса, но также более хаотичной, чем итак уже. Потому что у бабушки Анни была немножко сумасшедшая. Поэтому я и любила её так сильно.

– Сколько Шиме лет?

– О, мы точно этого не знаем. Она сама этого не знает. Наверное, около ста.

Улыбка Суни исчезла, когда она посмотрела на меня.

– Она пережила Освенцим. Шима знает людей. Если она говорит, что ты честна, каждый из нас доверяет этому. Если она говорит, что у тебя хорошее сердце, тогда тем более.

Я посмотрела смущённо на мои босые, пыльные ноги. Хорошо, что Шима не знала, сколько я уже врала и выдумывала в своей жизни. Или она это знала, и ей было всё равно, потому что в решающий момент я сказала правду?

– А что она ещё сказала?
– продолжила я с любопытством расспрашивать. Может быть, она проронила что-нибудь интересное о Сердане.

– Что я должна дать вам что-нибудь поесть и попить. И что тебе нужно поспать. Но отдельно от парня.

И так как слово Шимы было законом, нам ничего другого не оставалось, как послушаться её. Сердана отвели в фургон двоюродного брата Суни. А мне, после чашки кофе и горячего супа из болгарского перца, было разрешено уютно устроиться на кровати с тысячью подушечек и наконец основательно выспаться. В это время за окном проносились мимо солончаки Камарга, море всё приближалось, а с ним и Чёрная Сара.

Глава 18.

Эффект Рождества

Ритмичный стук барабана и резкое ржание разбудили меня, и в первый момент я не могла вспомнить, где вообще находилась - так глубоко и крепко спала.

– Ну, наконец, - примешался хриплый голос Суни ко всем непривычным, чуждым звукам.
– Я уже думала, ты хочешь проспать до завтрашнего утра.
– Ага. Суни. Мануш. Сопровождение на юг. Наша поездка к Джонни Деппу. Я была у синти и надеялась, что Сердан тоже ещё был здесь, потому что его я не видела уже несколько часов.

Почему ржала лошадь, я не совсем могла понять, но барабаны должно быть были прелюдией к празднику, который семья Суни хотела устроить сегодня вечером для жителей Сент-Мари-де-ла-Мер. Но там был ещё один звук, который всё больше и больше сбивал меня с толку, потому что я ещё никогда в жизни не слышала его - постоянный шум, который приближался, а потом снова отдалялся. Приближался и отдалялся. Он магически притягивал меня, тревожил и в то же время успокаивал. Что же это было?

Я открыла глаза, но фургон предстал передо мной таким же, как сегодня утром - не считая светлой ряби на потолке, которая напоминала мне игру света на Рейне. Она отражалась, в особенно хорошие светлые дни, иногда на фасадах домов.

Суни переоделась. На ней было одето декольтированное красно-чёрное платье с оборками, узкие сандалии с ремешком, на каблуке и целая связка цепочек на шее и запястьях.

Кроме того она накрасилась. Её губы светились тёмно-красным цветом, как вишня. Что же, теперь Сердану будет что посмотреть сегодня вечером.

– Могу я так выйти наружу?
– спросила я, зевая, и показала на мою мятую юбку и серую майку, которая тоже уже пережила свои лучшие времена. Я выглядела как синти, у которой, одеваясь, на полпути пропало желание продолжать. Кроме того я тосковала по брюкам.

– Нет, - решила Суни. Она надела на меня бархатисто мерцающий болеро жилет, завязала его под моей грудью и набросила три длинные золотые цепочки на голову. Затем она протянула мне пару винно-красных сандалий с каблуком, которые были похожи на её, и наверно такие же неудобные, так что я не смогу пройти и шагу. Пыхтя, я протиснула в них свои пальцы.

– Лучше, но ещё не хорошо, - проворчала Суни, взяла свою косметичку и начала обрабатывать моё лицо губкой для макияжа.

– Что ты там делаешь?
– спросила я и попыталась заглянуть в зеркало.