Вперед, Команданте!
Шрифт:
Офицер слушал, кивал, пил виски и делал пометки в блокноте. Он был южанином, виргинцем – а потому аристократов уважал. И по должности, если не прочел «Записки мотоциклиста» некоего Гевары из Аргентины, то слышал о наличии этой персоны и публикации его дневника. Также не был дураком и имел политическое чутье – если это и правда столь известные фигуры, то тронь их, шум поднимется далеко за пределами Панамы и, возможно, даже этой части света. Что вряд ли понравится в Вашингтоне – где и так уже раздражены, что на американских военнослужащих во всем мире начинают смотреть как на подонков, наркоманов и тупиц, будто «идиоты Уилсона» – это вся армия и флот! Так что простите, парни с флота, вам сегодня не повезло, не на тех напали – да еще дали себя избить, так что виноваты вдвойне. Наказывать никого не будем, они и так уже пострадали. А завтра эти гости
– Однако же трое военнослужащих ВМС США попали в госпиталь. И проведут там длительное время. Что мы будем с этим делать, сеньоры?
– Мы искренне сожалеем, – дон Бельмонте положил на стол зеленую бумажку с портретом Франклина. – Я полагаю, этого достаточно для их лечения?
– Конечно! – лейтенант подумал, что тем кретинам достаточно будет и лечения за казенный счет. – Но все-таки я советовал бы вам не задерживаться в этом городе, во избежание инцидентов. Ваше судно приходит завтра – отлично. Тогда вам лучше не покидать отель до того – а затем мои люди будут проинструктированы сопроводить вас до причала, чтобы ничего не случилось по дороге.
Отель «Капитан Морган» с того дня получит у местного населения второе негласное имя «У битых гринго».
Много лет спустя бывший матрос ВМС США Дональд Нил станет достопримечательностью своего городка в штате Аризона, рассказывая репортерам и просто желающим послушать, как он когда-то в молодости подрался в баре в Панаме «с самим Че Геварой».
А фотография, сделанная кем-то из репортеров во время следования наших путешественников под охраной военной полиции США из отеля в порт, также через много лет войдет в советские книжки и учебники по истории – с подписью «американский империализм высылает Эрнесто Че Гевару из Панамы».
Угроза мирового коммунизма требует от всего «свободного мира» монолитного сплочения. Любой, кто разрушает это единство под влиянием собственных эгоистических интересов, – тот явный или тайный сторонник коммунистов. И я спрашиваю вас – отчего наша страна должна нести большую долю груза, большую часть затрат на этом фронте священной борьбы добра со злом, а кто-то пользуется нашей защитой, принимая это как должное? Почему американские войска должны безвозмездно защищать кого-то от коммунистического вторжения? Если у наших противников из Московского договора принято, что те, кто не может выставить воинский контингент, должны заменить его финансовым взносом. А разве Сталин платит в казну ГДР хоть пфенинг за свои военные базы на германской территории?
Соединенные Штаты Америки – это самая миролюбивая страна в мире! Нам не нужны колонии – мы защищаем лишь свободу и демократию. Если наши войска находятся сегодня на территории какой-то другой страны – то исключительно ради того, чтобы туда не пришли коммунисты. И потому будет в высшей степени справедливо, если содержание этих войск будет возложено на страну, где они пребывают. За свою безопасность везде принято платить! Ну а если кто-то настолько небогат, что не может себе это позволить, – что ж, мы готовы предоставить кредит и рассмотреть варианты его погашения.
Я предлагаю дополнить соответствующей статьей Устав Организации Атлантического Договора. Равно как и других военных союзов, в которых состоит наша великая держава. А также договоры с теми странами, где наши войска вынуждены находиться ради защиты наших национальных интересов.
Обывательская квартира, в углу робко жмутся хозяева, а за столом и на диване расположились личности самого гангстерского вида, но в военных мундирах США.
– Мы у вас тут поживем, на вашем иждивении. А то вдруг вас кто-нибудь ограбит!
«Святая Мария» была крупным грузопассажирским судном, приспособленным под плавучий госпиталь – в нескольких каютах оборудованы больничные палаты, изолятор, операционная, зубоврачебный кабинет. В трюмах был груз – медикаменты, медицинское оборудование, продукты, палатки.
А в салоне на обед собрался целый интернационал – звучала речь испанская, итальянская, французская и даже что-то похожее на русский (в котором Эрнесто был пока не слишком силен). Отдельно сидели шестеро святых отцов, все остальные были мирянами, в большинстве медработниками.– Тут и журналисты есть, – заметил дон Педро, – вот тот римлянин от «Мессанджеро», тот сеньор от «Алфавита» [14] , а та мадмуазель от парижской «Ле монд». Кстати вы, «гвардия», тоже марку держите, раз назвались аргентинцами из знатных семей, спутниками благородного дона Эрнесто. Доны имеют полное право быть там, где им хочется, – хотя бы ради любопытства и борьбы со скукой. И убедительно прошу пока воздержаться от политических диспутов!
Эрнесто полагал, что католическая миссия должна если не целиком состоять из святых подвижников, то по крайней мере они должны присутствовать в значимом числе. И был разочарован, после нескольких знакомств обнаружив в собеседниках исключительно меркантильные интересы. Как, например, француз Поль Ренье – толстячок уже в возрасте, с которым Эрнесто познакомился за ужином, говорил:
14
АВС, она же «Алфавит», одна из самых популярных испанских газет, основанная в 1903 году.
– Ты аргентинец? Счастливчик – у вас не было ни одной Великой войны. А мне вот везло поучаствовать. В два дцать шестом меня только призвали – и в Марокко, к риффам в плен попал, чудом жив остался. После хотел на гражданку уйти, а тут Депрессия, и в казарме хоть кров и обед казенные. Дослужился до адюжана, это по-вашему фельдфебель, в сороковом даже увидеть немцев не пришлось до капитуляции, наш полк в тылу стоял, под Тулузой. А после – Еврорейх, Днепр, русский плен, слава господу, не в Сибири. И занес же бог в Киев, где в сорок четвертом был мятеж, и опять к советским в плен, меня хотели на месте расстрелять как banderovsryu mordu – наверное, это какое-то ужасное русское ругательство! – но затем пожалели, заставили трупы повстанцев хоронить [15] . А после еще и Вьетнам, и снова к красным в плен, в пятьдесят третьем, перед самым нашим уходом. Не иначе судьба – быть мне в итоге убитым дикими варварами. А что делать, если всякий раз оказывалось, что на гражданке для меня нет места, нет работы? Теперь вот к святым отцам подрядился – хоть медбратом, санитаром могу быть. И заплатить мне за это обещали – надеюсь, не обманут. А где эта чертова Гватемала, я не знаю и знать не хочу!
15
О том см. «Союз нерушимый».
Фелипе Суарес из Барселоны тоже не был врачом.
– Ну ты скажешь, амиго! Имей я диплом, ноги моей на этом корыте бы не было! Просто дома у нас сейчас, конечно, полегче, чем десять лет назад, но все равно работы хватает не для всех. И на заработки мы ездим по всей Европе, даже в Россию – знал я парня, который туда мотается третий сезон подряд и очень неплохой навар привозит. Если советские даже за самую черную работу платят так хорошо – то представляю, сколько получают их врачи или инженеры! Но мне туда вход закрыт – так вышло, амиго, что пятнадцать лет назад я воевал не на той стороне. И русским властям, в общем, все равно – но не дай бог попасться в России на кого-то из бывших наших, кто тогда дрался за бешеную Долорес. Вспомнят про «военные преступления» – и меня в Сибирь, к белым медведям. Так что заработаю я здесь хоть что-то. А если тебе врачи нужны – то вон они, вместе кучкуются, белая кость, на таких, как я, свысока.
Еще был итальянский журналист, даже фамилию которого Эрнесто не запомнил, он все расспрашивал про давнее путешествие на мотоциклах. Югослав Душан (это его речь Эрнесто принял за русскую). И еще кто-то, в памяти не оставшийся – боже, как голова болит, не надо было пить столько текилы и чего-то еще, гораздо более крепкого! Помню лишь, что Рохо, счастливчик, сидел уже в обнимку с дамой – той самой репортершей из «Монд», которая изображала из себя отважную искательницу приключений, подобие Индианы Джонса в юбке. А дальше все расплывалось – как он оказался на койке в отведенной ему каюте, Эрнесто решительно не помнил.