Вперед в прошлое. Возвращение пираньи — 2
Шрифт:
«Да мать твою! — мысленно рявкнул Мазур вкупе с парой небожественных словечек. — Объяснит мне наконец кто-нибудь, в чем мои здешние жизненные функции?»
—Тоже не усидели в запасе, Кирилл Степанович? — понимающим тоном спросил Глаголев. — Скуплю?
— Скучновато, — кивнул Мазур. — Потому и согласился, когда предложили — все ж... — он в последний миг удержал слова «не семьдесят лет», — руки-ноги целы, и тросточки не требуется...
— Понятно. Я вот тоже не удержался, когда предложили, и пока что в тросточке тоже не нуждаюсь... Вот что, Кирилл Степанович. Разговор по делу у нас будет крайне короткий. Пришлось вам сюда через пол города тащиться ради нескольких фраз, но таковы уж правила игры, не предусматривающие посредников даже в лице Самарина, —
В голове у Мазура промелькивали самые разные мысли. Это что ж такое на него хотят взвалить, если Глаголеву кто-то неизвестный, но, несомненно, очень высоко сидящий, приказал обеспечить «полное и всяческое» содействие людьми и техникой? Уж безусловно, не какую-то одинокую вражину предстоит за шкирку грабастать — с таким бы и Лаврик справился. Есть смутное подозрение: рановато, пожалуй, запирать на большой висячий замок ворота своего личного кладбища и выбрасывать ключ...
Он не задал ни одного вопроса, великолепно зная правила игры. И подумал еще: Глаголев может и сам не знать, что именно Мазуру будет поручено. Не редкость в таких забавах: каждый знает лишь свой кусочек мозаики, иногда это временно, иногда так и обстоит до конца очередной шахматной партии...
— Исключая тех, кто занят на Ирупане... или в других местах, у меня здесь сто пятьдесят два активных штыка, два вертолета и пять «коробочек», из них три с пушками, два — чисто пулеметные. Пулеметов изрядно, гранатометов тоже. Снайперские винтовки имеются. Учитывайте.
— Учту, — кивнул Мазур, отнюдь не собираясь признаваться в своем совершеннейшем неведении. — Кстати, о пулеметах. Я там видел амбразуры... Как я понимаю» вы в случае чего сможете держать пол огнем все прилегающее пространство, без «мертвых зон»? Это я — из чистого любопытства...
— Конечно, — сказах Глаголев. — И кроме пулеметов кое-что посолидней запасено. Не в Сан-Тропе обитаем увы... У Конан Дойля в каком-то рассказе хорошо сказано про здешние места: сегодня человек — президент, а завтра его травят, как бешеную собаку-. Ну. предположим. Васкес, по всем расчетам, сидит довольно прочно, но Южная Америка есть Южная Америка, аминь... — и широко улыбнулся: — С делами все Кирилл Степанович. Придется теперь испытать армейское гостепрш1мство. Уж вы-то с традицией знакомы...
— Знаком. — кивнул Мазур. — Одна просьба: чтобы: гостеприимство не стало убийственным, каким оно иногда бывает, мне сегодня вечером в очень приличный ресторан идти с девушкой... сугубо в служебных целях.
— Остается лишь позавидовать таким служебным целям — усмехнулся понятливо Берлинский Бригадир — В вашем ведомстве и такая служба порой предусмотрена, не то что у нас. Хотя, скромно похвастаться, на приемы бывал зван, хотя, конечно, блистал в штатском... — он склонился к селектору. — Катенька, звякни Степанычу, пусть ведет сюда девушку и сам идет. — Повернулся к Мазуру. — Вот кстати. Степаныч у меня зам по безопасности, ты и это учитывай, если вдруг паче чаяния понадобится кто-то кроме Самарина. Задачу понял. Смертоубийственного гостеприимства я и не планировал — день будний, у меня еще заботы начнутся через пару часов... Прошу! — он встал и указал Мазуру на дверь в углу кабинета.
Пропустив вперед Исабель, вошел Роговин — видимо, комната отдыха располагалась где-то совсем неподалеку. И легонько придержал Мазура за локоть:
— Кирилл Степанович. на два слова...
Глаголев оглянулся с заметным удивлением, но препятствовать не стал, и они оба остались в кабинете.
— Совершенно ничего служебного. — усмехнулся в усы зам по безопасности. — Можно сказать, дела личные. Вы как-нибудь мягонько объясните вашей девушке, что платье с вышивкой она выбрала не вполне осмотрительно... Неподходящая вышивка.
— А что с ней не так? — спросил
Мазур.Роговин откровенно ухмылялся
— Здешние дизайнеры, эту моду запустившие, были совершенно не в теме. Полное впечатление, что они попросту послали фотографа заснять как можно больше индейских узоров и лепили, что в голову взбредет, не заморачиваясь смыслом. А у индейцев добрая половина узоров — не для красоты, а со смыслом. Такую вышивку, как у вашей девушки, делают на пончо вдовцы, намеренные подыскать новую жену. Совершенно точно.
— Н-да, — сказал Мазур. — Обязательно растолкую...
— Ну, это еще довольно безобидно, — сказал Роговин. — А вот я буквально неделю назад в городе наблюдал картину маслом... Вылезает из-за руля белого «Ягуара» богато декорированная брюликами холеная красоточка-гачупино, по всем признакам — дамочка из высшего общества. Только на платье у нее — между прочим, из одного из лучших магазинов — вышивка, какую делают исключительно проститутки из индейских деревень. Они там есть, этакие официальные продажные женщины. Знаете что? На площади Дель Соль есть хороший книжный магазин, «Гарсиласо», недавно вышел отличный толстый фотоальбом индейских вышивок и узоров — с толкованием всего, имеющего значение. Вот только дизайнеры на него явно не обращают внимания. Купите и подарите девушке, пусть в другой раз будет осмотрительнее. Мода столицей не ограничивается, по всей стране пошла, так что у индейцев есть возможность понаблюдать. И при всей своей внешней бесстрастности похохотать про себя...
— Спасибо, учту, — сказал Мазур. — Вы что же, хорошо разбираетесь?
— Я тут третий год торчу. Просто необходимо было заиметь какое-то хобби — виски и прочие жизненные удовольствия к таковым не отнесешь. Вот и выбрал... Пойдемте?
Действительно, убийственным армейским гостеприимством Глаголев их ушибать не собирался: при обилии и разнообразии закусок всего-то бутылка французского вина (конечно же, для Исабель) и бутылка виски (пустяк для них троих).
Разговор не то, чтобы не клеился — можно сказать блуждал впотьмах без дороги. Общих воспоминаний у них с Глаголевым не было (да Мазур и не любил ударяться в воспоминания о пережитом), общих знакомых — тоже (были двое, но оба среди живых уже не числятся). Так что говорили о чем попало, на что мысль наткнется — о здешней кухне, о том, как идут дела на Ирупане. Исабель больше помалкивала, хотя скованной и не казалась. С любопытством покосилась на диван, где лежала гитара — явно Глаголев и здесь не отказался от прежних привычек, любил он, как Мазур помнил, иногда побренчать. Перехватив ее взгляд, Глаголев обаятельно улыбнулся:
— Немного музыки, сеньорита?
Она легонько подняла брови:
— Это ваша, сеньор генерал?
А ведь Глагол ей не представлялся по званию, подумал Мазур. Ну конечно, они и так знают — шефы Исабель. Может быть, их наши же и поставили в известность — дабы придать Глаголеву больше авторитета в глазах здешней публики, с которой ему приходится общаться...
— Конечно, — сказал Глаголев. — Кому бы я здесь позволил свою держать?
У Мазура сложилось убеждение, что генерал только рад был, натолкнувшись на новый поворот в скромном застолье. Поднялся (его движения остались прежними, несмотря на годы, отточенными, словно заранее разложенным в уме на серию), взял гитару, не настраивая (видимо, не было необходимости), взял несколько аккордов:
В красном сне,
в красном сне,
в красном сне бегут солдаты,
те, с которыми когда-то
был убит я на войне,
в той далекой стороне,
в этом красном, красном сне...
На лице Исабель изобразилось явственное непонимание — ну конечно, порой, даже овладев разговорным иностранным, не всегда понимаешь песни на нем...