Вперед в прошлое!

Как же она со всем этим справляется? Тетя Ира помогает с моим двоюродным братом Андреем, Наташкиным ровесником? В той реальности Андрей подсел на наркотики и за пару лет умер. В этой такого не случится, я постараюсь не допустить

— Павлик! — донесся голос Наташки. — Иди есть! Мы тебя ждем!

Как только я переступил порог летней кухни, бабушка, стоящая у газовой плиты, сказала, переворачивая аппетитно скворчащие сырники:

— Обрез на печь положи. Меня таким не удивишь, навидалась. — Она обернулась и чуть повысила голос: — Не заберу, не дрейфь.

Зареванная Наташка похлопала по табурету, приглашая меня к столу. Я сел, зевнув. Как же здорово быть молодым! После бессонной ночи я еще вполне бодр.

Этих событий в моей жизни не было, и вообще не было бабушек и дедов: бабушка по отцу умерла очень давно, меня тогда и в проекте не было, деда мы всей семьей ненавидели. Хотя может, он и не такой плохой, как отец рассказывал, просто в свое время поступил честно и ушел от нелюбимой женщины. Вырастил сына и ушел. Насколько знаю, отцу тогда было семнадцать лет.

Про деда, Семена Аркадьевича, мама всегда говорила с теплом, а отец нам внушал, что он умер, потому что бабка-мегера его допекла и заездила. Но теперь я вижу, что нет. Если бы баба Эльза его со свету сживала, не стала бы держать фотографии на стенах.

Дед тоже красавцем был: высокий, статный, правильные черты лица, но не слащавые, внимательные светлые глаза, брови с изломом, русые волосы волной. На актера похож… Имени не помню.

Тетя Ира, старшая дочь, и мама пошли в отца, но красота-то у него — не женская, женщины такого типажа кажутся грубоватыми.

Послушав совет, я положил обрез на печь возле табака и накрыл полотенцем — на случай, если кто заглянет. Бабушка отвлеклась от сырников, шагнула к печи, взяла обрез — я дернулся. Переломила его, со знанием дела осмотрела, кивнула своим мыслям и вернула на место.

— Незарегистрированный ствол?

— Отец браконьерит, — ответил я.

— Патроны есть? — спросила она, возвращаясь к плите. — У нас тоже есть дробовик. Промышляю иногда. Егерь из наших, васильевских, не трогает меня.

— Я рассказала, что случилось, — шмыгнув носом, отчиталась Наташа.

— Вот и оставайтесь у меня, места в доме много, — предложила бабушка. — Ирка-то в городе живет, говорит, на работу ей так ближе.

Ирка. Город. Работа… Работа! И тут мня осенило.

— Она ж проводницей работает? — спросил я, делая стойку.

— Ну да, — бабушка поставила перед нами тарелки с голубой каемкой, выставила блюдо, полное румяных сырников. — Свердловск, Тюмень, Москва. Чаще Москва, конечно.

От радости я чуть потолок головой не пробил, стартанув вместе с табуреткой. Москва! То, что надо! Знакомый проводник поезда — то, чего мне не хватало!

Тетушка года через два уволится, не выдержав беспредела на железной дороге. Блин, ну как так можно, сидеть на бочке с золотом и не видеть этого!

— Дети, будете какао с молоком? — спросила бабушка.

— Да! — в один голос ответили мы.

Я так хотел эти сырники, что сила желания, наверное, заставила бы их прыгать в рот, как те вареники в «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Рука сама потянулась к сырнику. Потом — к еще одному. А какао какое вкусное! Напиток богов. Я-то к лакомствам привычный, а вот Наташа так увлеклась чревоугодием, что ненадолго забыла о своих проблемах, только и нахваливала еду. А бабушка умилялась. Накормить внуков — это же святое!

Так и вертелись в голове лозунги: всем студентам — булочки, всем бабушкам — по голодному внуку!

— Кажется, я скоро лопну, — проговорила сестра с набитым ртом. — Вкуснотища какая! Бабуля, спасибо вам огромное!

Посидев немного, Наташа спросила жалобно:

— У вас есть телефон? Позвонить надо.

— Владу? — спросил я, уже зная, чем дело кончится, и кивнул на часы, стоящие на подоконнике. — Полвторого дня. — Он еще с учебы не пришел.

— Вы ж всю ночь не спали. И не мылись, наверное. Давайте я вам титан растоплю, — засуетилась бабушка.

Помыться, конечно, нужно было, но не хотелось ее напрягать. Впрочем, нет. Одинокой пожилой женщине хочется быть нужной, для нее такая забота в радость.

— Давай я хоть дров тебе принесу, — вызвался я.

Странно, но как-то само собой получилось, что я сразу перешел на «ты», а Наташка бабушке выкала. У меня же было чувство, что баба Эльза — своя в доску. Как же, черт побери, хреново, что в прошлой жизни мы не общались!

— Там все есть, — отмахнулась она.

Баня, она же ванная находилась с том же строении, что и кухня, но вход был отдельно. Титаном назывался продолговатый металлический котел на ножках, с топкой. Этакая буржуйка с железной емкостью, наполненной водой, от которой отходили трубы. Рядом с титаном была ванна. Бабушка накидала в топку дров, разожгла огонь и сказала:

— Минут пятнадцать — и готово!

— Класс! — оценил я.

Мы вернулись в кухню, выпили еще какао, бабушка расспросила про мать и Борю, про отца — ни слова. А я смотрел на фотографию деда, и меня разъедал стыд, что мать продала его кортик. Интересно, можно ли найти концы и выкупить его?

Наташка молчала, разбалтывая сахар в чашке. Ей тоже было стыдно.

Воцарилось молчание, бабушка ушла, а вернулась с полотенцами и тапочками для Наташи.

— Извини, только заметила, что у тебя кеды порвались. Какой у тебя размер ноги?

— Тридцать шестой, — ответила сестра.

— У меня тридцать девятый — не подойдет. Ничего, что-нибудь придумаем.

— А еще тапки есть? — спросил я. — У нас ноги мокрые.

Бабушка всплеснула руками и воскликнув: «Что ж вы молчите!» — убежала в дом, вернулась со старинными, наверное, еще дедовыми клетчатыми тапками, выдала нам по полотенцу, по куску нового мыла и отправила Наташку в душ. Я переобулся, думая просушить кеды возле титана. Паршиво, когда другой обуви у тебя нет.

— Что вы будете делать? — Спросила бабушка. — Терпеть побои — не советовала бы. — Она тяжело вздохнула, по лицу пробежала тень. — Эх, Оля, что же ты наделала! Говорила ей, в ногах валялась, чтобы не шла за этого придурка. У нас же в семье никто никого никогда не бил! — Ее голос сорвался, и она смолкла.

— Все будет хорошо… — Так и хотелось назвать ее Эльзой, но я сказал: — Бабушка. Я не позволю.

Наташка вышла быстро, ее сменил я, а потом, прихватив обрез, мы отправились в дом.

Это был старинный дом из тех, что построены своими руками: с кривыми белеными стенами, высоким потолком и гулкими комнатами. Дом-музей уходящей эпохи. Старинный шкаф с гнутыми ножками в прихожей, иконостас на восточной стене. На бабушку Эльзу не похоже, но на войне, говорят, атеистов не бывает. Наполовину сгоревшая церковная свеча на блюдце.