Впереди разведка шла
Шрифт:
После форсирования Дуная в районе Мадьяровар к нам присоединился партизанский отряд «Смерть фашизму!» под командованием Евгения Антоновича Олесин-ского. Еще в феврале 1945 года капитан возглавил десантную группу, за подготовкой которой пристально следил Украинский штаб партизанского движения. Ближайшими помощниками Олесинского были подрывник Михаил Марченко, разведчики Михаил Баранов и Иван Водолазов, связисты Сергей Мордовцев и Мария Игнатова, врач Татьяна Катушенок. При десантировании не обошлось без курьезов: Баранова, бывшего учителя с Житомирщины, занесло во двор небольшого хутора, в котором вовсю гремела свадьба. Какой-то
Кроме русских и украинцев в отряде действовали чехи, словаки, югославы. Находясь вместе с десантниками на броне боевых машин, они помогали водителям безошибочно ориентироваться на местности.
Марш проходил по двум направлениям. Левофланговые части должны были выйти на юго-восточную окраину Праги, а правофланговые — на юго-западную, чтобы перерезать гитлеровцам пути отхода.
Стояла весенняя, солнечная погода. Вражеская авиация нас почти не беспокоила: с воздуха корпус надежно охраняли советские истребители и штурмовики.
А в наушниках радистов все чаще и чаще звучал тревожный голос: «Руда Армада, на помоц!» Это был голос Праги, куда гитлеровцы бросили все силы на подавление народного восстания. Поэтому дорог был каждый час. Главным нашим девизом было — темп, темп и еще раз темп!
Части правого крыла продвигались стремительно, лишь на левом случилась трехчасовая заминка — мешала сильно укрепленная высота около Яромержице. Генерал Свиридов приказал охватить ее с флангов. В разгар короткого, но яростного боя появился генерал-полковник Кравченко — командующий 6-й танковой армией. Коренастый, плотно сбитый, черные, как смоль, волосы. Вскинув бинокль, командарм осмотрел вспыхивающую огнями высоту. Но все реже и реже доносились отзвуки разрывов.
— Не тот немец, не тот, Карп Васильевич.
— Да, воздух из него уже вышел,— кивнул головой Свиридов.
— А начинал бойко. Взять хотя бы Паулюса — глыба. Но и его мои хлопцы взяли в кольцо у Калача. А потом были Курская дуга, Днепр, вместе с чехами освобождал Украину, Венгрию, и вот — Прага.
Андрей Григорьевич достал из планшетки телеграмму.
— А это уже тебе адресуется. Можешь не читать. Со Звездой Героя поздравляю.
И два генерала расцеловались.
А в лощину приводили пленных. Кравченко, великолепно владевший немецким языком, обратился к офицерам:
— Зачем вы стреляете? Ведь это глупо — в Берлине подписана безоговорочная капитуляция. Я отпускаю вас. Идите и сообщите об этом своим солдатам.
Но немцы повели себя странно: вытянувшись в струнку, принялись упрашивать советского генерала оставить их в плену, иначе высшее начальство все равно поставит к стенке.
— Ладно, оставайтесь у нас. Набирайтесь ума,— командарм махнул рукой.
Капитуляция! Как долго мы ждали этого дня! Слезы, скупые слезы текли по лицам солдат. Многие кричали «ура», стреляли в воздух. Откуда-то появилась гармошка, в образовавшийся круг вскочили танцоры, зазвучали задорные песни. Сердца людей были переполнены счастьем и радостью.
Одними из первых ворвались в чехословацкую столицу разведчики майора Бабанина. Когда вошли в город, он был объят пламенем. У самого подножия памятника Яну
Гусу чадил немецкий танк, который подожгла фаустпатроном юная пражанка. Легендарная фигура борца за народную правду вновь была окутана дымом, как от инквизиторского костра...Радостно оживилась, воспрянула духом и забурлила вся Прага. Народ ликовал. Наши танки и бронетранспортеры походили на движущиеся клумбы — они были буквально завалены цветами. Со всех концов неслось: «Наздар! Победа! Нех жие Руда Армада!»
Вместе с оперативной группой штаба корпуса в Прагу прибыл и генерал Свиридов. Он был назначен комендантом города.
Уже на всех фронтах в последний раз прочистили и зачехлили орудия, а здесь, на чехословацкой земле, продолжала литься кровь. Командующий группой войск «Центр», фанатик-нацист Фердинанд Шернер, полный решимости «спасти Германию» и выполнить личный приказ фюрера, продолжал сопротивляться с ожесточением й остервенением. Этот сутулый, желчный старик, позеленевший от злобы и усталости, окопавшийся со своим штабом в деревушке Гарманице, бредил еще о каком-то реванше.
Во избежание ненужного кровопролития решено было предложить Шернеру сдаться. От корпуса были назначены парламентеры — два офицера и переводчик Иосиф Китлица.
Их «виллис» около деревни встретил немецкий капитан. Сказал, что лично поведет к фельдмаршалу. У самой дороги, ведущей в Гарманице, парламентеров поджидал длиннорукий, рыжий полковник. Он окинул всех свирепым взглядом, набросился на капитана:
— Кто позволил вам вести русских так близко к штабу? Пусть они убираются отсюда, пока я не перестрелял их, как собак!
Парламентеры вернулись ни с чем.
Вблизи Пршибрама раскинулось село Сливице, окруженное цветущими садами и высокими зелеными хлебами. Тут и сосредоточились фашистские танки. Опасаясь, что могут пострадать ни в чем не повинные чехи, генерал Свиридов решил нанести удар после того, как танки выкатятся на шоссе и пойдут в атаку.
С наступлением ночи немецкая колонна вышла из деревни. Когда машины стали занимать на шоссе боевой порядок, командир корпуса приказал Герою Советского Союза полковнику Самохину: «Стереть в порошок!» Сказал — будто гвоздь забил.
И забушевала артиллерийская гроза — последний час справедливого возмездия. Шернеру пришлось прекратить сопротивление. Враг выбросил белый флаг...
В память об этом событии снаряд, который был. загнан в ствол, но так и не упал на головы врага, местные жители замуровали на пятиметровой высоте в стене сливицкого костела. Здесь же в братскую могилу опустили останки сорока двух гвардейцев и восемнадцати чехословацких партизан. На большом бутовом камне-нагробии сделали памятную надпись: «На этом месте 12 мая в 12 часов ночи разорвались последние снаряды
2-й мировой войны. Здесь воевали войска чехословацкой партизанской группы «Смерть фашизму!» под командованием капитана Е. А. Олесинского и генерал-лейтенанта К. В. Свиридова...»
В настоящее время на этом месте воздвигнут Монумент освобождения, напоминающий о том, что последнюю точку в самой кровопролитной войне — войне с фашизмом поставил 2-й гвардейский Николаевско-Будапештский Краснознаменный, ордена Суворова механизированный корпус.
Победа! Казалось, я будто перешагнул черту, за которой открывалась новая жизнь. Мир вдруг стал необычно прекрасен, будущее распахнуло навстречу светлые окна.