Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины

– Вам не придется. Мы можем этого и не делать. Я знаю, что вы ограничены в средствах. – Адвокат говорил, а Анна уже знала, что, конечно же, это единственный вариант. И что придется это сделать, как бы она ни была ограничена в средствах.

Через несколько дней Матгемейн протянул ей конверт. Когда Анна увидела его в руке мужа, даже вздрогнула, предположила, что он все-таки как-то понял, что происходит, и раздобыл откуда-то денег. В конверте действительно лежали деньги. Пятнадцать тысяч рублей.

– Спасибо, – кивнула она и поцеловала его. Ей нужно было еще пять тысяч долларов, чтобы подкупить миграционную службу.

– I wanna know everything. I can help [8] , – сказал Матюша, и Анна испытала болезненный укол в области сердца. Конечно, он хочет знать. Может, сказать? Может, муж пойдет и найдет где-то двадцать пять тысяч долларов, чтобы решить все проблемы? Учитывая то, что Матюша играл несколько ночей подряд в ирландском пабе, после чего днем спал как убитый, прямо в одежде, пропахшей табачным дымом. Сколько ночей его не будет рядом, если нужно будет «наиграть» двадцать пять штук?

8

Я хочу все знать. Я могу помочь (англ.).

– Я знаю, не волнуйся, – ответила Анна и убрала конверт в шкафчик на кухне, туда, где у них лежали деньги на текущие расходы – для бабы Ниндзи, для детей, на продукты.

– I love you, – пробормотал он. – Я люблю тебя. Пойдем гуляться? – В его запасе появлялось все больше русских выражений, а то, как он произносил их, неизменно заставляло Анну улыбаться. Она расхохоталась.

– Пойдем гуляться. И детей возьмем, – добавила она. Матюша кивнул и подскочил с дивана. Все впятером, они пошли на прогулку в их парк около Затона. Нужно было нагуляться, пока в Москве не началась настоящая зима.

Анна смотрела, как близнецы сражаются с Матгемейном на срезанных с дерева палках и Матгемейн смеется, отбивается и отскакивает, отбивая ногами ирландский степ. Да, возможно, она была неправа. Может быть, нужно было сесть и поговорить, и рассказать о долгах и о проблемах. Объяснить мужу, как у них в России делаются все дела. Она даже почти решилась на это, но в последнюю минуту передумала.

Обстоятельства изменились. Несколько постоянных клиенток позволили ей собрать приличную сумму за последние несколько недель. К тому же Олесино предложение – если Анна принимала его, то ее официально, по трудовой книжке, которой у нее никогда в жизни не было, брали на работу. С ней были готовы подписать настоящий контракт на семь месяцев, и, таким образом, в руках бы оказалась та самая, так необходимая бумажка о трудоустройстве и зарплате.

Одна проблема – придется уезжать на съемки. Непонятно, на какой срок. Три-четыре месяца? Матюша взбесится в любом случае. Зато деньги – контракт с киностудией позволит полностью расплатиться с адвокатом и взяткой. Остатки долгов за квартиру – это уж дело десятое. Об этом вообще можно не беспокоиться, эти деньги она отдавала несколько лет и потихоньку отдаст все. Не вопрос. Проблема только в том, что скажет Аннин муж, если узнает, что она согласилась на этот контракт, не спросив его разрешения и не поставив в известность.

– Я поеду, – ответила Анна после минутного раздумья. – Никаких вариантов, еду в Самару.

– Ура! – воскликнула Олеся, которую одно только присутствие Анны рядом на съемках умиротворяло и придавало дополнительных сил. Нонна только покачала головой, встала и включила чайник.

– Ничего и не «ура». У нас тут будет два ваших официальных мужа, не имеющих понятия, чего происходит. Верно? И в перспективе два скандала? – язвительно уточнила она.

– Мой не скандалит, у него словарного запаса не хватает, – заступилась за Матюшу Анна. И тут же отвернулась от Нонны, сделала вид, что полностью поглощена приготовлением чая.

– Зато может напиться, – напомнила Женя, вызвав возмущение подруги. Зачем напоминать о таком? Да, когда Матюша зол, вполне может напиться. Ирландцы в этом смысле недалеко от русских ушли. Умеют, что называется, «квасить». Один раз, когда Анна приехала поздно ночью, Матгемейн встретил ее в прихожей – он там так и сидел на тумбе, одетый и обутый черт его знает сколько времени. Когда Анна вошла в дом, он встал, кивнул ей, вышел и вернулся через несколько часов в практически невменяемом состоянии. Если бы не Анна, в дверь, наверное, не вошел бы – так и торчал бы на лестничной клетке. Маленькая месть не говорящего по-русски мужчины.

– Я ему объясню, – буркнула Анна. – Он поймет.

– Что муж поймет, если ты не собираешься ему говорить о долгах? – удивилась Нонна.

– Придумаю что-нибудь, – пожала плечами Анна. – А ты зачем пирог ешь? Там сахар!

– Ниже пояса бьешь? – Нонна демонстративно отложила кусок Анниного пирога, который так любила, и обиделась. Скрестила руки на груди и надулась. Анна достала из холодильника фруктовое желе и протянула его подруге.

– С сорбетом.

– Бедная я, бедная, – оттаяла Нонна. – Ну а ты, Олеська? Померанцев же тебя живьем съест.

* * *

Померанцев мог бы, в этом никто не сомневался, но все, чем сейчас была занята его голова, – это вышедшая в печать книга. Олеся увидела ее в витрине одного книжного магазина и буквально застряла на той улице, стоя перед стеклом и глядя на то, что было строжайшим образом запрещено трогать, смотреть и в особенности читать. Книга стояла на подставке, не в центре витрины, а как бы сбоку. На заднем плане красовался плакат с улыбающимся, загорелым лицом Максима – собственно, именно он-то и заставил Олесю остолбенеть и застыть перед витриной.

Она хорошо помнила эту фотографию, Максим сделал ее в Италии, как раз в тот год, когда они были врозь, когда он бросил Олесю со словами о том, что она душит его талант и мешает по-настоящему раскрыться и творить. Определенно теперь ему ничто не мешало. Он смотрелся отлично: молодой и талантливый, открытое смеющееся лицо – Олесе так редко удавалось увидеть такое выражение вживую. Загар уже давно сошел, и привычная москвичам бледность немного портила его красоту. Олеся не замечала этого, пока не увидела этой фотографии.

Глядя на беззаботного красавца с плаката, она в очередной раз спросила себя, а не приснилась ли ей их свадьба. Не сошла ли с ума от любви, не придумала ли продолжения их истории? Вдруг на самом деле он никогда не возвращался? Что, если она вообразила тот день, когда Померанцев, загорелый и самоуверенный, появился в ее квартире? Что, если на самом деле он ушел от нее со словами «я сейчас вернусь», слившимися в один быстрый звук, а потом выкинул ключ от квартиры и больше никогда не вспоминал о девочке Олесе, безумно влюбленной в него и невыносимо навязчивой.