Впотьмах

— Ой!.. — я прижала ладони к щекам. — Какой ужас! Выходит, совсем ничего сделать нельзя?

— Ну, я ж не знаю, сколько ему судья присудил и какой откуп назначил!

— Какой еще откуп?

— Ты из какой дыры сюда заявилась?.. — ухмыльнулась женщина. — Или у вас на Арсаре откупа нет?

— Может, и есть, но в нашей деревне все тихо, никакого суда нет, все вопросы решаем сами, промеж собой, и у нас всего один стражник имеется для порядка. А еще староста…

— Ну и жуткая же глушь — этот ваш Арсар!.. — моя собеседница вновь ухватилась за кувшин. — Сидели бы вы там у себя, олухи деревенские, и в большие города не лезли, потому как ничего хорошего из этого не выходит! Женишок твой сюда невесть зачем заявился, из вашей глухой дыры приполз, а соблазнов тут — через край, вот мужик от невеликого ума и решил поживиться, а для этого толк надо иметь, ловкость и голову на плечах! Потому и погорел, деревенщина сиволапая! Правильно — не хрен лезть, куда не надо, если умения нет! А откуп… Если человек в первый раз попался, то ему, помимо срока, откуп назначается, то есть судья указывает, сколько нужно в казну заплатить, чтоб с того человека судимость сняли и на свободу отпустили. Сама понимаешь, что медяшками тут не обойдешься — только полновесное серебро. Если родственники или друзья деньги наберут, то человека отпускают, только клеймо на плечо поставят, чтоб на всю жизнь запомнил, чего его ожидать может, если вновь за старое возьмется. Ну, а если этого человека снова поймают, да клеймо увидят, то все — откуп уже не дозволяется, и его или на Каменные острова отправят, или к смертной казни приговорят.

— А откуп… Он большой?

— Что, заплатить хочешь?.. — покосилась на меня женщина. — Ну, помечтай, если тебе от этого легче станет, только вот таких денег простому человеку взять неоткуда. Судьи — они думают лишь о том, как людей вчистую обобрать, да казну наполнить — это, считай, тоже в их обязанности входит, а потому столько денег за откуп назначают, что даже богатый человек не раз подумает, спасать ему родственника, или нет. Мало кого откупают — уж очень дорого.

— Насколько дорого?

— А тебе не все равно? Или у тебя сундук с серебром в загашнике имеется?

— Просто хотелось бы знать…

— Меньше знаешь, крепче спишь, а то еще дурь какая в голову придет… — женщина потрясла кувшин и вздохнула. — У меня соседка была, вдова, жила в маленьком домике, с садом и огородиком — конечно, не дворец, но ей больше и не надо было. А еще сын единственный у нее имелся, балбес конченый, только деньги тянул и влезал во все паршивые истории, как мать его за это не ругала. Дело кончилось тем, что однажды парня загребли, причем за дело, и с компанией таких же бездельников, как и он. Судья сказал: семь лет на Каменных островах или откуп в тридцать серебряных крепи. Ну, соседка все продала, что у нее имелось, набрала тридцатник, да и выкупила сыночка, хотя самой после этого пришлось жить едва ли не улице. Сыночку такое нищенское существование, конечно, пришлось не по вкусу, и вскоре его снова прихватили на краже — как видно, тюремная наука ему не впрок пошла. В этот раз ни о каком откупе, конечно, уже и речи не шло, так что отправили дурака на каторгу, причем срок дали немалый, и с той поры о нем ничего не слышно. Соседка моя вскоре где-то в нищете померла… Вот подумай сама, стоило ли ей сыночка из беды выручать, или о себе нужно было заботиться?

— Невесело.

— Да уж какое тут веселье, слезы одни! Однако ты, я вижу, все одно хочешь со своим женихом повидаться. Ну, то, что все бабы дуры — это всем известно, мы сами себе жизнь портим…

С женщиной я распрощалась спустя четверть часа. Она куда-то побрела, прижимая к груди ополовиненный кувшин, а я, купив на рынке кое-какой еды и сложив ее в корзину, отправилась к зданию тюрьмы, благо женщина во всех подробностях описала мне дорогу до нее. Идти пришлось долго, потому как тюрьма оказалась на противоположном конце города, да я еще и путалась в переплетениях улиц. Когда же я дошла до длинного здания, сложенного из серого кирпича, то мне и без пояснений стало понятно, что я оказалась возле тюрьмы: от этого мрачного сооружения просто-таки веяло унынием и безысходностью, а возле входа стояло несколько женщин с корзинами в руках, и во всех корзинах находилась еда. Похоже, все эти женщины несут передачи своим родным, тем, кто сейчас находится здесь, в этом более чем неприятном месте.

Молча подошла к ним, и пристроилась в конец короткой очереди. Пока я раздумывала, не спросить ли что у женщин, отворилась крепкая дверь, и оттуда вышла немолодая женщина, вытирая слезы. Стражник, показавшийся вслед за ней, скомандовал:

— Ну, кто следующий? Да пошевеливайтесь, чего спите на ходу!

Понятно, что на свидание с заключенными пускают не всех сразу, а по очереди. Женщина, стоявшая впереди, направилась к дверям, а вышедшая поплелась прочь. Судя по всему, ничего хорошего это свидание ей не принесло.

— Говорят, возле Каменных островов лед уже растаял, так что скоро туда людей повезут… — негромко произнесла одна из женщин.

— Как подумаю, что больше никогда мужа не увижу, так сердце и сжимается… — всхлипнула молоденькая девушка.

— Да у всех нас одно горе…

— Но ведь некоторые возвращаются!

— Некоторые, но не все…

Разговор особо не клеился, но ясно одно: все родные и близкие осужденных со страхом ожидают то время, когда приговоренных отправят на острова — понятно, что это время неумолимо приближается, и нет никакой уверенности в том, что сегодняшнее свидание не окажется последним.

Когда подошла моя очередь, то я перешагнула через высокий порог, и за моей спиной закрылась дверь. Заскрежетал засов, и я оказалась в небольшом помещении, освещенном светом факелов. Помимо меня, там находилось еще несколько стражников, и все с интересом смотрели на меня. Немолодой стражник, сидящий за столом, пробурчал:

— Чего стоишь? Плату за свидание я за тебя вносить буду?

Без разговоров положила на стол медную мету, после чего стражник заскрипел пером, что-то записывая в длинном свитке.

— К кому пришла?.. — не отрываясь от записи, спросил он меня.

— К Эжу.

— Кто ему будешь?

— Невеста.

— Надо ж, еще и года не прошло, как овдовела, а уже жениха себе завела, да еще из тех, кому закон не писан… — пробурчал один из стражников. — Совсем у некоторых баб стыда нет.

— Корзину на стол ставь, и вытаскивай все из нее… — продолжал стражник, откладывая в сторону перо, испачканное чернилами.

— Зачем?.. — не поняла я.

— Может, ты там своему кавалеру в корзинке пяток ножей принесла… — ухмыльнулся молодой парень с наглыми глазами, стоящий неподалеку от меня. — Вот их поисками и займемся.

Не говоря ни слова, стала выкладывать из корзины пироги, хлеб, вареные яйца, копченое мясо… Казалось бы — обычная проверка, но неприятно смотреть на то, как стражники разламывают на несколько частей пироги и хлеб, разрезают мясо, закидывая неаккуратные куски назад в корзину. С трудом удержалась, чтоб не сделать замечание, но понимала, что сейчас мне лучше помолчать.

— Тебя тоже обыскать надо… — продолжал молодой парень.

— Зачем?.. — от подобной перспективы хотелось уклониться.

— Может, ты пять ножей в другом месте припрятала… — хохотнул стражник. — Вот там их и поищем.

Да уж, моя недавняя собеседница была права, когда говорила, что тюремная стража любит распускать руки. Похоже, что для них обыск посетительниц являлся не столько доскональным выполнением своих служебных обязанностей, а скорее, развлечением во время долгого дежурства. Я с трудом удержалась, чтоб не врезать по физиономии парочке стражников, особенно тому парню с наглыми глазами — у него были особо шаловливые ручонки.

— Перестаньте!.. — у меня из глаз брызнули слезы, и особо стараться для этого не пришлось. — Сами ж видите, что ничего у меня не припрятано!

— Кроме кошелька за пазухой… — хохотнул стражник.

— Хватит… — поморщился стражник, сидящий за столом. — У нас тут два Эжа на казенных харчах сидят, который из них твой?

— Тот, который с Арсара.

— Да они оба с Арсара, и в одной камере сидят, так что разбирайся сама… Парни, проводите ее. Да, и без глупостей — у дверей родственников еще полно, нам всех впустить надо.