Впотьмах

Измученных жаром поваров ничуть не удивило появление в кухне незнакомого человека — очевидно, здесь привыкли к добровольным помощникам, некоторые из которых считают за честь хоть в чем-то помочь почтенным храмовникам. Более того: один из поваров, тот, что вертел ручку вертела с поросенком, раздраженно прикрикнул на Эжа, чтоб тот вынес к выгребной яме два ведра отходов — мол, ведра полные, нам с ними возиться некогда, так что поторопись!.. Эж, не говоря ни слова, поставил на стол корзину с хлебом, взялся за ведра, и вновь отправился на двор. Ясно, что выгребная яма должна находиться где-то в самом углу дворика, так что у Эжа появилась возможность на законном основании осмотреть не только весь двор, но и заглянуть во все закоулки, что он и сделал со всем тщанием. Вернув ведра поварам, Эж был бы не прочь еще на какое-то время задержаться в здании, но приближалось время обеда, в кухню то и дело стали заглядывать люди, и мой спутник решил вновь выйти на двор, правда, в этот раз он прихватил с собой метлу, и принялся мести двор. Этим делом Эж занимался весьма старательно, причем подметал не только перед воротами и дверью в храм, но прошелся метлой по всему двору.

Трудно сказать, сколько еще Эжу пришлось бы заниматься делом наведения чистоты, но его внимание привлек некий разговор. Молодой парень, по виду — обычный крестьянин, пришел на храмовый двор, и в прямом смысле этого слова пал в ноги одному из храмовников, который, судя по всему, занимал в этом храме далеко не последнюю должность. Из обрывков разговора, долетающих до него, Эж понял, что семья этого парня задолжала здешним церковникам деньги, которые сегодня обязаны были вернуть в храмовую кассу. Беда в том, что деньги у парня украли, и храмовники, не поверив неумелым оправданиям, забрали в счет долга у этого недотепы лошадь с телегой. Теперь молодой крестьянин со слезами умоляет церковников вернуть семейное добро, потому как без лошади всей родне придется тяжко, только вот храмовники не собирались идти бедняге навстречу… Что же касается Эжа, то он, выслушав просьбы молодого крестьянина, отставил в сторону свою метлу и отправился за ворота, чтоб успеть позвать меня с собой, пока бедный парень не успел уйти со двора…

— Не понимаю, зачем мы идем за этим человеком?.. — я покосилась на Эжа. — Конечно, ему можно посочувствовать, но тут у всех свои сложности. К тому же вряд ли он может нам хоть чем-то помочь. Это же обычный крестьянин, да еще и приехавший в Тарсун только сегодня.

— Судя по его разговору с тем церковником, из парня можно выжать кое-какие сведения… — мой спутник не сводил глаз с бредущего парня. — Если я правильно понял, из их деревушки в Храм Величия постоянно привозят лечебные травы и корни. Как раз их-то сегодня и привез этот бедолага, намереваясь сразу же и рассчитаться с храмовниками. Да уж, не повезло человеку — остаться без денег, которые привез на оплату долга! Представляю, как у него сейчас паршиво на душе! В здешних деревушках благосостояние всей семьи зависит от того, есть у них лошадь, или нет, и потому лишиться тягловой силы частенько смерти подобно. На этом и постараемся сыграть.

— Ну, если ты считаешь это возможным…

— У тебя есть другие предложения? Нет? Я так и думал. Мы с тобой, можно сказать, действуем впотьмах, ищем хоть какое-то возможности исполнить то, что нам поручено, так что особого выбора у нас нет. Выходит, придется познакомиться с несчастным крестьянином и набиться ему в друзья.

— Сомневаюсь, что этому парню сейчас нужны друзья, а вот от денег он не откажется.

— Кто бы сомневался! Значит, будем действовать очень просто…

Меж тем Храм Величия остался далеко позади, и крестьянин брел уже по улицам, на которых находилось немало паломников. Мы почти догнали этого человека, и я смогла его рассмотреть — молодой парень с простоватым лицом, светлые волосы, неаккуратно висящие вдоль лица, старая одежда, заношенная едва ли не до дыр… Складывается впечатление, что это человек плетется, ничего не видя перед собой.

Пожалуй, более не стоило терять время, и Эж, глядя на меня, кивнул — мол, давай, действуй, как договаривались! Остальное было просто: подойдя к парню, я ощутимо задела его плечом, причем так, что тот еле удержался на ногах. Повернувшись ко мне, он уже готов был закричать на меня, но тут вмешался Эж, отвесив мне подзатыльник.

— Извини, друг!.. — Эж повернулся к парню. — Сестра у меня после смерти своего мужа несколько не в себе, неповоротливая стала, да еще и поглупела, вот и привез ее сюда, чтоб Боги хоть немного направили ее на верный путь и ума прибавили, да только толку пока что нет. Уж ты ее прости — что с убогой взять?! а я рад буду угостить тебя вином — надо ж как-то извиниться за свою раззяву-сестрицу! Все ж мы находимся в святом месте, не стоит сердиться друг на друга! Вот и харчевня рядом, так что есть хорошее место, где можно посидеть!

Ох, как же мне хотелось ответить Эжу тем же, да еще и по физиономии ему съездить, но вместо этого лишь потупила глаза, пообещав себе позже высказать напарнику все, что о нем думаю. Конечно, насчет подзатыльника мы заранее договаривались — здесь это считается чем-то вроде извинения перед обиженным, но, тем не менее, получить его прилюдно было неприятно. Ладно, проехали… Меж тем крестьянин лишь махнул рукой — мол, мне все равно, ведите, куда хотите!..

Даже оказавшись за столом в харчевне, он первое время молчал, лишь слушал разглагольствования Эжа о трудном пути в Тарсун и о болезни его сестры (то есть меня), зато после второго стакана выпитого вина бедного парня просто прорвало. Он стал жаловаться нам на то, как его семья была вынуждена взять в долг немалые деньги у храмовников на покупку новой лошади, потому как их старая кобыла умерла от старости, да и овечек с поросятками приобрести бы не помешало. Чтоб вернуть долг, жили впроголодь, отказывали себе во всем, но все же к оговоренному сроку сумели накопить нужную сумму. Отдавать деньги собирался отец парня, но за день до отъезда он сломал ногу (еще одна беда!), так что молодому человеку пришлось отправиться к храмовникам одному, вернее, вместе с соседями. Все бы ничего, но уже здесь, в Тарсуне, какой-то ловкач сумел стащить у парня кошелек с деньгами… К сожалению, церковники слушать несчастного крестьянина не захотели, и в счет покрытия долга забрали у него лошадь вместе с телегой, да еще заявили, что он им должен остался!..

— Откуда я деньги возьму?! — парень вытер слезы. — И что дома скажу?! Да мне сейчас в родную деревню можно не возвращайся — там все одно жизни не будет! А еще я крепко надеялся на то, что как только долг церковникам верну, так и свадьбе можно подумать. Я уж себе и невесту присмотрел…

— Да, сочувствую… — Эж вновь наполнил вином кружку молодого человека.

— Хоть в петлю лезь!.. — тот схватился за голову.

— Не греши!.. — Эж придвинул кружку поближе к парню. — О таком даже думать не стоит!

— Словами-то горю не поможешь… — крестьянин выпил вино, словно простую воду. — Этот, в храме, мне сегодня сказал, чтоб я к завтрашнему дню деньги принес, а не то хуже будет, и наш долг еще больше станет! Говорит: не верю, что денег нет, поищи получше, ведь всем ясно, что ты их припрятал, а нас на жалостливость не возьмешь, мы тут всякого наслышались!.. Каково, а?! И где я деньги возьму, если их у меня украли?! А еще твердят о том, что Тарсун — святое место! Ага, как бы ни так, ворья и тут хватает! Этот ключник, что меня в воровстве обвинил — сам пьяница еще тот, каждый вечер напивается! И благодарности от святош никакой, все в свой карман суют, нет, чтоб хоть в чем-то бедным людям помочь! А ведь если бы не мы…

— Тихо ты, услышат еще!.. — шикнул Эж на бедолагу, который тупо смотрел на пустую кружку. — Ты лучше поешь — вон мясо жареное на столе имеется, и хлеб с вареными овощами… А ты говорил, что из вашей деревни в Храм Величия какие-то особые травы возят?

— Так и есть… — кивнул головой захмелевший крестьянин. — Еще дед мой корни и травы сюда возил, отец тоже, да и я этим занимаюсь… Храмовники из трав снадобья готовят, лечат… А может здешние святоши и травят кого, мы ж об этом не знаем!

— Не шуми, давай потише!.. — Эж снова пододвинул полную кружку к излишне разговорившемуся собеседнику. — Я не глухой.

— А знаешь, как трудно некоторые корни из земли выкапывать?.. — продолжал крестьянин, которому хмель уже стал туманить голову, да и язык уже не сдерживался. — Бывает, десять потов сойдет, пока их добудешь, ведь ни один боковой корешок повредить нельзя! Вот и корячимся… В низинах да в лесу травы собираем, и от страха трясемся, потому как в лесах каких только тварей не водится, а Божьи слуги не понимают, как нам непросто! Потом пойдут грибы, ягоды, шишки… Мы ж им привозим все, что добываем, хотя в нашу деревню иногда приезжают знахари, и за хорошие деньги травы покупают, во всяком случае, платят куда больше, чем божьи слуги! Ежели об этом церковники пронюхают, то нам худо будет — а то как же, смеем кому-то другому продавать, а не им! Мало того, что святые отцы заставляют нас привозить им все, что мы добудем, так они велят все эти корзины и мешки с травами нам самим еще и в храм занести, да еще и отнести, куда скажут, а с нами за все чешуйками расплатятся! Жлобы последние!

— Выходит, ты и внутри самого храма был?.. — Эж снова взялся за кувшин.

— А то как же!

— Можешь рассказать, что там находится?

— Зачем?.. — крестьянин недоуменно посмотрел на нас.

— Так интересно же! Мне ведь туда никогда не попасть! Хоть послушать о том, что за этими стенами имеется… А может, ты просто языком треплешь, и на самом деле тебя дальше порога Храма Величия не допускали?

— А вот я тебе сейчас докажу, что это не так!..

Мужчины продолжали говорить, а я осматривалась по сторонам. В харчевне немало посетителей, шума тоже хватает, так что наша троица ничем не отличается от тех выпивох, что сидят за соседними столами. А еще я с тоской смотрела на тарелку с холодной комковатой кашей неприятного серого цвета, которую поставили передо мной — делать нечего, придется и дальше глотать эту безвкусную массу, но так хочется хоть чего-то другого, более съедобного!