Врачевание и психика

Mrs. M. GLOVER

Teacher of Moral Science [227]

"Moral Science" - ибо спасительного, решающего слова "Christian Science" она тогда, в 1870 году, еще не нашла. Она не решается еще раздвинуть горизонт до пределов небесного, религиозного, она еще честным и добросовестным образом верит, что ее учение - всего только новая система лечения силами природы, усовершенствованный метод Квимби. Она предполагает в то время подготовить исключительно врачей, практикующих по ее "ментальной" системе, и это на первых порах должно быть проведено на полуторамесячных курсах, "ускоренных", сказали бы мы. В качестве гонорара за ее "inition", ее наставничество в изучении нового метода, она устанавливает для начала единовременный взнос в сто долларов (в дальнейшем повышающийся до трехсот), правда, возлагая притом, весьма предусмотрительно и деловито, обязательство отчислять в ее пользу десять процентов от всех доходов. Мы видим, как в первые же минуты первого ее успеха в этой неделовитой женщине проснулся, наряду с напряженностью жизненной энергии, мощный дух неутолимой предприимчивости.

227

227 Мистрис M. Глоуер, наставница в Моральной науке.

Учеников ей не приходится долго ждать. Кое-кто из вылеченных Кеннеди пациентов - башмачников, трактирщиков и фермеров, две-три праздные женщины соблазняются перспективою. Не рискнуть ли в самом деле, думают эти бывалые, бравые люди, сотнею долларов, чтобы в шесть недель выучиться докторскому ремеслу у этой мистрис Бекер-Глоуер, придумавшей все так подходяще, в то время как другие, эти простаки-врачи, по пять лет болтаются в университетах и бог весть как мучатся? Не так-то уж трудно ее докторство, если ему научился этот неоперившийся птенец, этот картонажник, которому всего только двадцать один год и который загребает теперь по тысяче долларов в месяц. И образования, подготовки эта Сивилла [124] тоже, по благородству своему, не требует, латыни и разных там других выдумок; почему бы не выбрать этот удобнейший из всех университетов? Кандидат из более осторожных, прежде чем рискнуть ста долларами, осведомляется на всякий случай у профессорши, не требуется ли все-таки для студента знать кое-что из анатомии. На это Мери Бекер отвечает весьма решительно и гордо: нет, ни в коем случае, это скорее было бы препятствием, так как анатомия относится к "Knowledge" (земной науке), a "Science", ментальная наука, - к богу, и миссия ее как раз в том, чтобы разрушить Knowledge при помощи Science. Этого достаточно, чтобы успокоить даже самых нерешительных, и вскоре дюжина таких узколобых, широкоплечих сапожных подмастерьев усаживается на метафизическую школьную скамью. Поистине, Мери Бекер-Глоуер не затрудняет им прохождения Science: двенадцать лекций и потом копирование и затверживание наизусть рукописи "Вопросы и ответы", которая - Мери Бекер впоследствии будет отчаянно от этого отпираться - в существенной своей части представляет из себя список с принадлежащего Квимби экземпляра. Закончив последнюю лекцию, она именует бравых башмачников или лавочных сидельцев "докторами" и тем самым отпускает их на волю; ученая степень получена, еще несколько человек могут прибить к дереву дощечку с докторским титулом и храбро взяться за лечение.

124

124 Сивилла (Сибилла) - имя одной из прорицательниц, которая, по преданию, была троянкой, дочерью Дардана и Несо или дочерью Зевса и Ламии. Античные авторы упоминают нескольких (до 12) Сивилл. Эти прорицательницы предсказывали будущее, облекая свои предсказания в стихотворную форму.

Что там ни говори, а эти курсы и ускоренные выпуски Мери Бекер отзываются фарсом и чем-то смехотворным. Но здесь мы сталкиваемся с основной чертой в характере этой удивительной женщины: она совершенно лишена чувства смешного. Она исполнена такого самоуважения, до такой степени забронирована и замкнута в своей убежденности, что никакой довод рассудка не доходит до ее мозгов и нервов. Ее захватная логика сильнее, чем логика всего мира. То, что она говорит, истина, что другие говорят - ложь. То, что она делает, безупречно, то, что об этом думают другие - не имеет значения; словно танк, забронированный вплоть до последней щели, продвигается она, в своей самоодушевленности, вперед, через все проволочные заграждения действительности. Именно из этой недоступности доводам разума проистекает ее фанатическая, несравненная мощь в деле увлекательной проповеди самых невероятных вещей, и, по мере успеха, она перерастает в самовластие и деспотизм. С того момента как Мери Бекер достигает у больных успеха при помощи своего метода, с момента, когда она начинает наблюдать, с высоты своей кафедры, сияющие, возбужденные, пламенные взоры преданных своих учеников, с этого момента кровь так бурно приливает ей к сердцу и к вискам, что она в продолжение всей своей дальнейшей жизни глуха ко всяким доводам.

Это новое для нее чувство в несколько недель совершенно преобразует все ее существо, вплоть до мельчайших клеточек. На протяжении ряда лет бесполезным, забытым грузом лежала она в самом нижнем помещении трюма, и вот теперь стоит наверху, на капитанском мостике, держа руку на колесе рулевого управления; с этого момента шаткость и порывистость уступают место властности. Впервые она, столь невыносимо долго бесплодная, познала самое опасное из опьянений: власть над людьми. Наконец-то кольцо льдов вокруг нее оттаяло, наконец-то бедность выпустила ее из своих цепких когтей: в первый раз за свои пятьдесят лет она живет не на чужие, а на свои собственные, заработанные деньги. Наконец-то она может выбросить рваные, штопаные, чадом нищеты пропитанные тряпки и облечь свое тело, приобретшее повелительную осанку, в черное шелковое платье. Отныне эта так долго отвергаемая жизнью женщина навсегда пронизана электрическою энергиею самосознания. И та, кто в двадцать лет была уже стара, становится в пятьдесят лет молодою.

Но - таинственное возмездие! Столь внезапный прилив новой жизненной силы, столь бурная напряженность и омоложение связаны и с особого рода опасностями. Ибо эта пятидесятилетняя пророчица, наставница, проповедница осталась в глубине своего существа женщиною, или, правильнее, она только теперь ею стала. Происходит нечто неожиданное. Этот юный, мало значащий Кеннеди, ее ученик, с поразительной быстротой содействовал успеху ее метода. Как healer, он исполнил все, чего могла требовать учительница от ученика, и даже превзошел все ожидания: два года работали они вместе в великолепном содружестве, и текущий счет в банке свидетельствует о деловитости, честности и неутомимом усердии этого "practitioner".

Но странно, этот личный успех Кеннеди, вместо того чтобы осчастливить ее, начинает вызывать в ней инстинктивное раздражение против компаньона. Какое-то чувство, в котором эта пуритански-суровая женщина никогда, конечно, не даст себе полного отчета, все чаще и чаще нарастает в ней в его присутствии, и понемногу ее чувственная установка по отношению к нему окрашивается (защитная окраска - нам это сразу же психологически понятно!) в тайную враждебность. По существу дела, она ничего бы не могла против него возразить. Этот милый молодой человек держится по отношению к ней неизменно вежливо, признательно, участливо, почтительно и покорно, он выполнил все ожидания - по крайней мере те, которые она с полным сознанием возложила на этого красивого, симпатичного юношу; но кажется, ее подсознание, кровный физиологический инстинкт стареющей женщины ожидали от него, вне контроля собственной ее неослабной воли, еще чего-то другого. Конечно, он с нею вежлив, мил и любезен, но не более того; и затем он точно так же вежлив, мил и любезен с другими женщинами. И что-то такое (что именно, - в этом никогда не признается ее пуританское чувство) проникается к нему неприязнью в этой пятидесятилетней женщине, которая над дверью своей комнаты начертала библейские слова: "Thou shalt have no other Gods before me" [228] .

228

228 "Да не будет у тебя других богов, кроме меня".

Чего-то нет все-таки, чего она от него ожидала, и ясно, чего именно: женщина, плотская женщина в ней требует такого же признания, как наставница, хотя она не осмеливается ни себе самой, ни ему дать понять о таком желании. Но скрытые и подавленные чувства проявляют себя по большей части в других симптомах. И так как не слишком умный Кеннеди все еще не понимает или не хочет понимать, то тайное напряжение прорывается внезапно в виде пополняющего эротику чувства - ничем не прикрытой, дикой ненависти. Однажды, когда они спокойно играют как-то вечером в карты втроем с замужней уже Сюзи Мэгоун и Кеннеди выигрывает, скрытое напряжение дает вспышку (даже и в карточной игре ее самовластная натура не терпит, чтобы кто-нибудь другой брал верх). С Мери Бекер-Глоуер происходит припадок истерики: она швыряет карты на стол, заявляет, что Кеннеди сплутовал, и при свидетелях называет его мошенником и шарлатаном.

Бравый Кеннеди, отнюдь не истерик, поступает как человек спокойный и рассудительный. Он тотчас же направляется в их общую квартиру, достает из письменного стола договор, разрывает его на части, бросает клочья в огонь и заявляет, что с совместной их деятельностью навсегда покончено. Мери Бекер впадает в истерический транс и без чувств валится на пол. Но "доктор" Кеннеди, он, кому, по слезливому свидетельству ало-розовой биографии, она "разъяснила физически недосягаемые понятия истины с большей глубиною и проникновенностью, чем другому какому-либо ученику" этот бравый Кеннеди кое-чему научился как будто из практической медицины. Он принимает обморок не слишком трагически и спокойно оставляет истеричку на полу. На следующий день он хладнокровно подсчитывает итоги своих обязательств, вручает ей шесть тысяч долларов, как причитающуюся ей за два года долю в совместном лечебном предприятии, берет шляпу и открывает свою собственную практику.

Этот резкий разрыв с Кеннеди является, может быть, важнейшим душевным движением Мери Бекер-Глоуер на протяжении всей ее жизни. Это не первая ее размолвка со случайным партнером и не последняя - такие бурные, кончающиеся разлукой сцены являются, можно сказать, неизбежным следствием ее деспотического характера и проходят через всю ее жизнь. Ни с кем из своих близких - ни с мужем, ни с сыном, ни с пасынком, ни с сестрою, ни с друзьями - не могла расстаться эта безнадежно своевольная женщина иначе, чем поссорившись на жизнь и смерть. Но здесь ей нанесена рана в область наиболее глубокую и темную - в область ее женственности. И как могуче должно было быть запоздалое чувство стареющей женщины к этому ученику, узнаем мы только впоследствии, только теперь, по той кричащей, неистовствующей, судорожно-задыхающейся, смертной, до безумия доведенной ненависти, которую она, как истая истеричка, постепенно возводит до пределов чего-то метафизического, до кульминационной точки своей мировой системы. То, что Кеннеди, это ничтожество, выуженное ею с картонажной фабрики, может совершенно спокойно жить без нее, что он продолжает свою практику, ею же вбитую ему в голову, за несколько улиц от нее, без ее помощи и с выдающимся успехом, эта мысль взвинчивает ее гордость почти до сумасшествия. В дьявольском отчаянии она непрестанно, стиснув зубы, думает и думает о том, как бы уничтожить предателя и отторгнуть от бывшего компаньона свою "Science". Чтобы сорвать с него маску, она должна как-нибудь доказать своим приверженцам, что этот изменник в области чувства изменил вместе с тем и "истине", что его метод ложен, "mental malpractice" [229] . Но логически это неприемлемо - очернить ни с того ни с сего метод Кеннеди как "malpractice", ибо у бравого Кеннеди никогда не было и тени собственной идеи, он ни на йоту не отступает от ее инструкций, но, наоборот, ведет свою практику точка в точку так, как напела ему Мери Бекер-Глоуер. Назвать его шарлатаном значит опорочить свой собственный метод. Но если Мери Бекер чего-нибудь хочет, то она пробьет стену головою. Чтобы иметь право назвать безумно ненавистного ей Кеннеди обманщиком, "malpractitioner", она согласна лучше опровергнуть свой способ в одном из решающих пунктов; и неожиданно она запрещает то, что до сих пор предписывала всем своим ученикам в качестве непременной первоначальной стадии воздействия: поглаживание висков увлажненными пальцами и пожимание колен, то есть физико-гипнотическую подготовку внушения верою. Отныне тот, кто коснется тела пациента, совершает, согласно этой неожиданно изданной папской булле, не только ошибку в отношении "Science", но и прямое преступление. И так как ничего не подозревающий Кеннеди энергично продолжает орудовать по старому методу, то на него налагается запрещение. Мери Бекер открыто клеймит его как преступника против науки, как "духовного Нерона [125] ", как "месмериста". Но ей недостаточно этого акта личной мести; внезапно, под влиянием болезненно взвинченной и накалившейся ярости против отступника, мирное понятие "месмеризм" принимает в ее глазах демонический характер: в безудержном своем раздражении эта женщина приписывает бравому Кеннеди - в середине девятнадцатого века - сатанинские влияния. Она обвиняет его в том, что он при помощи своего месмеризма парализует ее целительную силу, что он, оперируя черной магией, напускает на людей болезни и отравляет их посредством таинственных телепатических токов. Поистине невероятно для 1878 года, но эта, мощью волевого воздействия одаренная истеричка собирает своих учеников, заставляет их взяться за руки и образовать круг, чтобы отвратить от нее зловредные месмерические излучения нового "Нерона".

229

229 "Духовно зловреден".

125

125 Нерон, Клавдий Цезарь (37-68) - римский император (54- 68). Согласно источникам, самовлюбленный, развратный, с крайней жестокостью расправлялся со своими противниками. В 68 г. сенат низложил его и объявил вне закона; бежал из Рима, покончил жизнь самоубийством.

Безумие, скажут некоторые, неправдоподобно или вообще придумано. Но по счастью эта, личной ненависти посвященная (и впоследствии, как слишком неуместная, опущенная) глава "Демонология", в которой она обличает "malicious animal magnetism" [230] , черным по белому напечатана во втором издании ее книги - три печатных листа столь бешено-суеверной чепухи, какая едва ли предавалась тиснению со времен "Молота ведьм [126] " и псевдокаббалистических сочинений. Мы видим, что и в области чувства, так же как в области веры, эта женщина утрачивает перспективу, как только дело доходит до ее "я". Когда она хочет добиться своего- а она всегда и везде хочет добиться своего, - она теряет всякое чувство справедливости и меры. Процесс за процессом возбуждает она против отступника; то ищет с него невыплаченных по договору сумм, то оклеветывает его перед студентами; в конце концов она своей бредовой идеей так настраивает своего сына, простоватого сельского рабочего, что тот отправляется к Кеннеди на квартиру и грозит испуганному лекарю револьвером, если он не перестанет оказывать "зловредное месмерическое влияние" на его мать. Жалобы становятся все бессмысленнее: то он направил на нее особые смертные лучи, парализующие ее силы, то отравил Аза Эдди "месмерическим мышьяком", то сделал невозможным проживание в ее квартире при помощи магнетической дьявольщины; - словно пена с уст эпилептика, безудержно срываются с ее судорогою сведенных губ такого рода бредовые бессмыслицы. Во всяком случае, этот разрыв с первым ее и самым любимым учеником внес на долгие годы расстройство в интимнейшую сферу чувствительности женщины, переживающей климактерический период, и вплоть до смерти она подпадала, время от времени, все той же мании преследования - будто Кеннеди тревожит ее и подавляет, и грозит ей при помощи телепатических и магнетических приемов. Так, вопреки ее поразительной продуктивности в области мысли, вопреки гениальному, в деловом и тактическом смысле, дару организации, в личной ее жизни до конца преобладает тон невероятной напряженности и болезненного, до предела доведенного раздражения. Но созданная ею система, целиком основанная на противоречии с логикою, была бы неосуществима на началах полного равновесия духовных и душевных сил. Как у Жан-Жака Руссо и множества других, универсальная система, направленная к оздоровлению всего человечества, порождена болезнью одного-единственного человека.

230

230 "Зловредный жизненный магнетизм".

126

126 "Молот ведьм" - книга немецких монахов-доминиканцев Якова Шпренгера и Генриха Кремера (Инститориса) (1487). Отражала интересы инквизиции и являлась теоретическим обоснованием гонений, преследований и физической расправы католической церкви с инакомыслящими - еретиками, ведьмами, колдунами.

Но такие трагические столкновения никогда не действуют на ее боевую мощь подавляюще или разрушающе; наоборот, к ней применимы слова Ницше [127] : "То, что меня не губит, сообщает мне еще большую силу". Вражда и сопротивление удваивают волевую мощь этой женщины. И как раз этот кризис с Кеннеди становится как бы судорогою, в которой рождается собственное ее учение. Ибо, запрещая отныне категорически всякое ослабляющее волю прикосновение к больному, она сразу же и творчески разрывает всякую связь между своим методом и методом своих предшественников месмеровского толка; теперь только Christian Science становится, в чистом виде, "лечением духом". Теперь чудо достигается только словом и верою. Последний мост, ведущий к логике, последняя связь с прежними системами разрушены. Лишь теперь вступает Мери Бекер, своим твердым шагом мономанки, в неприступную доселе область, в область бессмысленного.

127

127 Ницше, Фридрих (1844-1900) - немецкий философ, поэт, писатель. Один из представителей иррационального направления в западноевропейской философской мысли. Подверг переоценке ценности жизни с точки зрения "сверхчеловека", стоящего вне нравственных предписаний и моральных норм рациональной культуры.