Врачеватель. Олигархическая сказка

– Такой смелый, а больных боишься. Не бойся, они не кусаются, – медсестра настежь отворила дверь в палату и, что-то себе напевая под нос, пошла обратно к своему посту, погрозив старушке пальцем.

Пал Палыч сделал шаг вперед, но дальше идти не смог, грузно всем телом привалившись к дверному косяку. Едва ступив за порог большой семиместной палаты, он сразу нашел того, в ком так нуждалась его душа. Облаченный в монашескую рясу, с большим серебряным крестом на груди, возле второй от окна кровати стоял Сергей и собирал в потертую кожаную сумку остатки своего небогатого скарба. Его спокойное лицо, голубые глаза, окладистая с проседью борода, длинные волосы, убранные в хвостик, движения его рук – все источало в нем умиротворение и душевный покой. Но за этим умиротворением чувствовалась удивительная внутренняя сила и уверенность в своих действиях.

Пал Палыч закрыл глаза. По его телу прошла сильная дрожь, и на лице появились крупные капли пота. Как давно они не виделись! Как наша память бывает жестока, и как она умеет беспощадно мстить нам! Как могло случиться так, что вчера он даже не подумал об этом? С трудом подняв веки, увидел немного удивленные, но все же спокойные голубые глаза. Боже праведный! Это даже не сходство. Это одно лицо! Лицо врачевателя.

– Вот радость Бог послал! Нежданную, но великую. Ты меня все-таки нашел. Но мог и не застать. Меня, как видишь, уже выписали. Братья, это друг мой. Храни тебя Господь!

Сергей подошел к Пал Палычу и, перекрестив, обнял его.

– Вот только поднять тебя, как раньше, пока не могу. Приехал в Москву мать проведать, а ночью меня аппендицит прихватил. Смех, да и только. Не было бы болезней, не было бы и покаяния.

Неужели и в России богатые тоже плачут? Выходит, что бывает. Но ведут себя при этом, надо сказать, очень достойно. Вот и Пал Палыч по-прежнему стоял, не шевелясь, и смотрел в одну точку, куда-то в потолок, а слезы сами собой катились из его глаз, и он не мог, да и не хотел их сдерживать.

– Хорошо, что не стыдишься. Слезы – это облегчение. Прости, Паша, я только попрощаюсь.

Сергей поочередно подошел ко всем, кто лежал в палате. Перекрестив, поблагодарил и каждому сказал что-то отдельно.

– Спасибо вам, братья, и прощайте. Надеюсь, до скорого. Приезжайте, будет хорошо. Куда – помните. Найдете с Божьей помощью. Да прибудет с вами Христос – Спаситель наш!

– Прощай, отец!.. Спасибо тебе!.. Приедем, батюшка… Обязательно будем… – слышалось с разных сторон палаты.

Еще раз попрощавшись со всеми, Сергей взял Пал Палыча за руку, и они вышли.

– Они меня все время батюшкой зовут. Думают, что я мирской священник, а я – иеромонах. Хотя для них это одно и то же. Смех, да и только. Господи, помилуй.

Проходя мимо несчастной старушки, они остановились. Сергей наклонился и что-то шепнул ей на ухо. Затем, читая молитву, положил старушке на лоб свою руку. После этого, похоже, боль ушла и стоны прекратились.

– Мне так стыдно. Я здесь всем мешаю. Скорей бы умереть, – еле слышно проговорила старушка.

– Не нам это решать. Знай только, что Он с тобой. Будет легче.

Когда они поравнялись с тем местом, где сидела сестра, Пал Палыч как-то неуклюже вскинул обе руки вверх, затем резко схватился ими за голову. Его отбросило к стене, и он медленно начал сползать по ней на пол. Далеко не отпускавшая его от себя охрана оперативно подхватила Пал Палыча, не дав ему упасть.

– Ребята, отведите его вот в эту дверь, в перевязочную. Сестра, ты позволишь?

– Вообще-то не положено, но ради вас, святой отец, сделаю исключение. Может, доктора позвать?

– Нет-нет, пока не надо.

Они усадили его на кушетку.

– Спасибо вам. Вы молодцы. Только, пожалуйста, пойдите, постойте за дверью. Мы здесь вдвоем побудем.

Молодцы переглянулись, но, странное дело, послушались.

– Ну как ты, Паша? Плохо тебе? То не голова, то душа твоя болит. Вижу. Может, полежишь?

Пал Палыч отрицательно покачал головой.

– Все нормально. Уже лучше.

Пал Палыч как-то странно посмотрел на Сергея. Он мучительно пытался найти хотя бы какие-то различия в абсолютном физиогномическом сходстве Сергея и того, с кем схлестнула его судьба прошлой ночью. Разве что глаза? Да, они другие. А может, ему только кажется? Проклятая боль мешает сосредоточиться.

– Помнишь, как тогда, в армии, ты спас мне жизнь?

– Конечно, помню, Паша, да дело прошлое.

– Что я тебе тогда сказал? После отбоя? В каптерке?

Сережа тихо рассмеялся.

– Что будешь последней сволочью, если предашь нашу дружбу. Ой, Господи, помилуй.

– Да. Но он тоже может это знать. Он знает все! Говори мне прямо: это ты или он? Черт бы вас всех побрал! Я схожу с ума! Нет. Докажи! Слышишь, докажи немедленно! Ну, дай мне какой-нибудь знак, что это ты! Ты мне нужен, понимаешь? Очень!

– Успокойся и посмотри на меня, Паша, – еле слышно произнес Сергей, но, казалось, его услышала вся больница. – Видишь на мне крест? Тот, о ком ты говоришь, его носить не может. Теперь я понял, о ком ты. Господи, помилуй! Все очень просто – сатана многолик. И если ты его в себя впускаешь, он начинает жить с тобой одной жизнью. Ты перестаешь принадлежать себе, становишься его слугой и носителем его морали.

– А ты, Сережка, так спокойно об этом говоришь. Я сейчас смотрю на тебя и точно знаю: ты ведь его не боишься. Почему?

– А чего мне его бояться, если со мною вера. И если она настоящая, то страха в душе быть не может. Смех, да и только. Это же такая простая истина…

– Да. Настолько простая, что лежит на твоих ладонях?

– Видишь, как ты точно сказал.

– Это не я сказал, к сожалению.

– Неважно. Только от понимания этой истины до принятия ее твоей душой путь может быть очень долгим. Порою в целую жизнь.

– Но ты же к этому пришел! А вот я, Серега, полный засранец. За все эти годы я ведь о тебе ни разу и не вспомнил.

– Ты не вспомнил, а душа твоя помнила. Да и не обо мне речь.

Пал Палыч попытался встать, но Сергей усадил его обратно.

– Не спеши, Паша. Посиди немного. Пусть совсем пройдет.

– Знаешь, Серега, когда ты пропал тогда, растворился куда-то… Так неожиданно, никому ничего не сказав… Я же искал тебя, а ты как в воду канул. Ведь все, что сейчас имею, – благодаря тебе, твоим идеям. Ты же был гением, Сережка! Мы и сына-то с Ларкой в честь тебя назвали! Помнишь?

– Помню, Паша, помню.