Враг божий
Шрифт:
На Остров Смерти мы отправляли опасных безумцев. Нимуэ как-то оказалась там, и я с трудом ее вытащил.
– Артур такого не допустит, – сказал я.
– Да, наверное. Попробую сплести тебе заклятие, хотя обещать ничего не могу.
Мерлин теперь жил с нами. Даже не жил, а доживал последние дни – во всяком случае, так нам казалось. Пламя, уничтожившее Тор, опустошило его душу – осталась лишь дряхлая оболочка, лишенная воли к жизни. Летом он часами сидел на припеке, зимою, сгорбившись, грелся у очага. Переднюю часть головы он по-прежнему выбривал, как принято у друидов, но бороду больше не заплетал, и она висела седыми космами. Всегда готов был поговорить, только не о Динасе с Лавайном и не о том ужасном случае, когда Кердик отсек ему косицу от бороды. Я подозревал, что это происшествие не в меньшей степени, чем пожар на Торе, подкосило Мерлина. Впрочем, старик хранил некоторую искру надежды, ибо считал, что
В тот вечер даже Мордред вел себя хорошо. Пламя всегда завораживало короля: широко раскрытыми глазами он смотрел, как полыхает башня из деревяшек. Поленья рушились, огонь взметался все выше и выше. Уже стемнело, когда Мерлин граблями разворошил уголья и вытащил кубок – сплющенный, оплавленный, но по-прежнему золотой.
– Наутро после пожара, – сказал он, – я обыскал все. Приказал вручную разобрать обгорелые бревна, просеял золу, разгреб пепел… Я не нашел золота. Ни капли. Котел похитили, а башню подожгли. Думаю, тогда же украли и остальные сокровища – они все хранились там, за исключением колесницы и еще одного.
– Какого?
Я подумал, что он не ответит, однако старик только пожал плечами, будто ничто теперь не имеет значения.
– Остался еще меч Риддерха. Ты знаешь его под именем Каледволх.
Он говорил об Артуровом мече, Экскалибуре.
– Ты отдал ему одно из сокровищ? – изумился я.
– А почему бы нет? Артур поклялся вернуть мне меч по первому требованию. Он не знает, что это меч Риддерха, и ты ему не говори. Обещаешь? Если он проведает, то сделает какую-нибудь глупость – например, расплавит меч в доказательство, что не боится гнева богов. Артур бывает неимоверно туп, но он лучший из всех наших правителей, и я решил тайно добавить ему магической силы. Он бы рассмеялся, если б узнал, но однажды меч обратится в пламя, и тогда уж всем будет не до смеха.
Как ни распрашивал я про меч, Мерлин отказывался говорить.
– Теперь неважно. Все кончено. Сокровища пропали. Нимуэ, наверное, будет их искать, а я слишком стар, слишком стар.
Мне больно было слышать эти слова. После стольких усилий, потраченных на поиск сокровищ, Мерлин, казалось, выкинул их из головы. Даже Котел, ради которого мы претерпели столько лишений, его больше не занимал.
– Если сокровища по-прежнему целы, господин, – не отставал я, – их можно найти.
Старик снисходительно улыбнулся.
– Они найдутся. Конечно, они найдутся.
– Тогда почему мы их не ищем?
Мерлин вздохнул, словно мои расспросы его допекли.
– Потому что они спрятаны, Дерфель, и тайник окружен заклятием невидимости. Это я знаю. Чувствую. Значит, придется ждать, пока кто-нибудь не попытается воспользоваться Котлом. Когда это случится, мы поймем, ибо лишь мне ведомо, как правильно использовать Котел, – любой другой, попытавшись прибегнуть к его мощи, выпустит в Британию неизреченный ужас. – Он пожал плечами. – Дождемся этого времени. Тогда мы отправимся в самое средоточие ужаса и там отыщем Котел.
– Так кто, по-твоему, его похитил? – упорствовал я. Мерлин развел руками, изображая полнейшее неведение.
– Люди Ланселота? Наверное, для Кердика. Или для силурийских близнецов. Я их немного недооценил, правда? Впрочем, теперь неважно. Время покажет, кто его похитил, время покажет. Дождемся ужаса и все отыщем.
Казалось, старик ничуть не тяготится ожиданием: он рассказывал старые истории, выслушивал новые. Иногда, шаркая, выходил во двор и творил заклинания, обычно ради Морвенны. Он по-прежнему предсказывал будущее: насыпал на каменные плиты во дворе слой золы и пускал по нему ужа, а потом толковал, что сулит след. Однако я подметил, что предсказывает он в основном хорошее и без всякого удовольствия. Кое-какое могущество старик все-таки сохранил: когда Морвенна сильно заболела, он изготовил талисман из шерсти и скорлупы букового ореха, а потом дал девочке попить отвара из давленых мокриц, от которого жар сразу прошел. А вот когда болел Мордред, Мерлин колдовал, чтобы недуг усилился, но король все равно каждый раз поправлялся. «Его защищает демон, – объяснял Мерлин, – а я слишком слаб, чтобы сражаться с молодыми демонами». Он откидывался на подушки и сажал на колени какого-нибудь из наших котов. Кошек старик любил, а в Линдинисе их было хоть отбавляй. Мерлину во дворце нравилось. Он искренне привязался к Кайнвин и нашим дочерям. Приглядывали за стариком Гвилиддин, Ралла и Каддог, его старые слуги с Тора. Дети Гвилиддина и Раллы росли вместе с нашими и все вместе враждовали с Мордредом. К тому времени как Мордреду исполнилось двенадцать, Кайнвин успела выносить пятерых. Все три девочки выжили, а оба мальчика умерли,
едва появившись на свет. Кайнвин винила демона, живущего в Мордреде.– Он не хочет, чтобы во дворце были другие мальчики, – горько вздыхала она.
– Мордред скоро уедет, – утешал я, ибо считал дни до его пятнадцатилетия, когда королю предстояло занять престол.
Артур тоже считал дни, хоть и с некоторым страхом: он боялся, что Мордред загубит его начинания. В те дни Артур часто наезжал в Линдинис. Во дворе слышался цокот конских копыт, дверь распахивалась, и зычный голос оглашал огромные полупустые комнаты: «Морвенна! Серена! Диан!» Три златовласые девочки бежали или ковыляли на маленьких ножках к Артуру, который подхватывал их на руки и всегда баловал подарками: медом в сотах, брошками или красивой витой раковиной. Потом, обвешанный моими дочерями, отыскивал нас с Кайнвин и делился последними новостями: удалось восстановить мост, учредить суд, найти честного магистрата, казнить грабителя. Иногда он рассказывал о всяких чудесах: у берега видели морского змея, в одной деревне родился теленок с пятью ногами, вроде бы где-то появился фокусник, который умеет глотать огонь.
– Как король? – спрашивал он, покончив с рассказом.
– Растет, – говорила Кайнвин, и Артур довольствовался этим ответом.
Он сообщал новости о Гвиневере, всегда только хорошие, хотя мы с Кайнвин подозревали, что между ними не все ладно. Артур так и не нашел в ней родственную душу и, даже на людях, постоянно чувствовал свое одиночество. Гвиневера, некогда интересовавшаяся делами правления не меньше него, теперь со всей страстью отдалась служению Изиде. Артур, никогда не понимавший истовой религиозности, делал вид, что интересуется богиней, на самом же деле, полагаю, считал, что Гвиневера попусту тратит время в поисках несуществующей силы, как мы, когда искали Котел.
Гвиневера родила ему только одного сына. Кайнвин утверждала, что либо они спят порознь, либо Гвиневера пользуется женской магией, чтобы избежать зачатия. В каждой деревне есть старуха, которая знает, какие травы помогают не забеременеть, как и те, что вызывают выкидыш или лечат болезни. Артур наверняка хотел бы иметь много детей – он их обожал и особенно радовался, когда приезжал к нам вместе с Гвидром. Артур и его сын веселились с дикой ватагой оборванных, лохматых ребятишек, которые беспечно шныряли по Линдинису, избегая только злобного, вечно недовольного Мордреда. Гвидр возился с нашими тремя дочерьми, тремя Раллиными и двумя десятками детей слуг и рабов. Они разыгрывали сражения либо вешали выпрошенные у взрослых плащи на большую грушу в саду и устраивали там дворец со своими интригами и ритуалами – все как у взрослых. У Мордреда была своя компания, постарше – сплоить мальчишки, сыновья рабов, – и другие забавы. До нас доходили слухи об их бесчинствах – где-то украли серп, где-то подпалили стог или соломенную кровлю, порвали сеть или повалили новую изгородь. Позже стали жаловаться, что они бесчестят крестьянских девушек. Артур слушал, ужасался, шел поговорить с королем, но ничего добиться не мог.
Гвиневера редко бывала в Линдинисе, хотя я, разъезжая по Артуровым делам, нередко оказывался в Зимнем дворце и там частенько ее встречал. Гвиневера держалась со мной учтиво, как, впрочем, мы все в то время, когда Артур создавал свое братство. Этой мыслью он впервые поделился со мной в Кум Исафе, а теперь, в мирные годы после битвы под Лондоном, начал претворять замысел в жизнь.
Даже и сейчас при упоминании Круглого стола некоторые старики еще вспоминают ту давнюю попытку положить конец раздорам и смеются. «Круглый стол», разумеется, было не официальное наименование, а что-то вроде прозвища. Сам Артур хотел наречь лигу «Братством Британии», что звучало гораздо громче, однако название не прижилось. Помнят (если помнят) Круглый стол и наверняка забывают, что его целью было всеобщее примирение. Бедный Артур. Он на самом деле верил в братство, и если бы объятия и поцелуи могли принести мир, тысячи убитых были бы сейчас живы. Артур и впрямь хотел изменить мир при помощи любви.
Братство Британии собирались провозгласить в Дурноварии, в Зимнем дворце, на следующий год после того, как Леодеган, отец Гвиневеры, изгнанный король Хенис Вирена, скончался от морового поветрия. Однако тем летом в Дурноварию снова пришла чума, и Артур перенес общий сбор в недавно отделанный Морской дворец. Куда удобнее было бы собраться в Линдинисе, в тамошнем вместительном дворце, но Гвиневере, видимо, захотелось похвастаться своим новым жилищем. Без сомнения, ей приятно было видеть, как неотесанные волосатые воины бродят по тенистым римским аркадам и богато отделанным комнатам. Она словно говорила: «Эту красоту вы призваны защищать», хотя и предпочла разместить в заново отделанной вилле как можно меньше народа. Мы встали лагерем снаружи и, сказать по правде, чувствовали себя там намного лучше.