Враг моего сердца

— Ты мне баньку справь, Вея, — попросила она, едва притупив голод с дороги. — Смыть всё это хочется.

Жаль только банька, даже с самым добрым жаром, не поможет избавиться от воспоминаний и тупой боли, что засела внутри.

— Справлю, а как же, — улыбнулась наперсница. — Сразу легче станет.

Лучше той бани, что была построена в Велеборском детинце для князя и его семьи, Елица никогда и нигде не встречала. Может, банник жил в ней особенно добрый: никогда не шалил, не норовил ошпарить или напугать — то ли сложена она была так хорошо и правильно, что пар в ней рождался поистине целебный.

Вечером, когда уж разлился по небу сулящий тепло закат, как стихли последние ристанья дружинников перед вечерей, Елица вышла из бани во двор и правда обновлённой. Едва накрыв голову платком и даже не запахивая свиту, она пошла до терема, не дожидаясь наставницу и челядинку, что, напарившись до одури, еле волокли ноги где-то позади. Она уж почти вывернула на нужную дорожку, как едва не столкнулась с кем-то кто вышел ей наперерез со стороны дружинных изб. Подхватило налетевшим ветром платок с головы — но его поймали.

— Осторожнее надо быть, княжна, — первым она узнала так и засевший в памяти мягкий голос Чаяна, а уж после разглядела в сумерках и его самого. — Застудишься. Погода ещё коварная.

Елица подняла на него взгляд, спешно прибирая за спину разметавшиеся по плечам волосы. Княжич, внимательно оглядывая её лицо, накинул ей на голову платок. Она сквозь землю тут же захотела провалиться — столько в его жесте оказалось странной заботы. Кажется, и понимала она умом, что муж этот много бед натворил, пока до Велеборска вёл своих ратников. И сколько ещё натворит, если наперекор ему пойти. А всё равно злиться на него не получалось. Что за напасть? Бывают же такие люди. И самые они опасные, потому как знают о своей силе.

— Если быстро до терема добегу, так и не застужусь.

Елица обернулась, с облегчением заслышав голоса женщин.

— Тогда беги. После приходи в общину, — голос княжича стал серьёзным. — Пора бы нам уже и обсудить дело важное.

Он ещё немного подержал концы платка — даже сердце на миг замерло — и отпустил. Быстро скрылся вдалеке, а после уж и Вея с Мирой нагнали.

Пока собиралась Елица, чтобы хоть на княжну, а не холопку стать похожей, уже и стемнело почти, как она ни торопилась. В общине её ждали все: и братья Светоярычи, и Зимава со своим верным Эрваром, как будто она что-то решить могла. Был тут и воевода Доброга, который появлению Елицы будто и не обрадовался вовсе. Верно, его уж больше беспокоили становища остёрских воинов под боком, чем то, зачем княжичи вообще сюда прибыли. И лишь взглянув на верного соратника отца, она поняла, что у него-то и можно найти подмогу, спросить совета.

— Ты садись, княжна, не стой у двери, — подозвал её Чаян, и тогда только она заметила, что и правда застыла на месте, как вошла.

Елица села рядом с Зимавой как раз напротив Ледена: едва о взгляд его, точно о самый лютый лёд, не обожглась. Но он быстро отвернулся, ожидая, что брат его говорить станет — и странное чувство прошло.

— Ты, верно, знаешь, княжна, — снова заговорил старший. — Твой отец давно уж забрал с наших земель оберег, что князю Светояру принадлежал. Сердце Лады он называется.

— Знаю, и потому они так долго воевали и мира найти не могли, — Елица кивнула, уже догадываясь, о чём пойдёт разговор дальше. — Да только отец мой на то право имел. Богами одобренное.

— Не знаю, какие-такие Боги ему добро на кражу дали. Наш отец — потомок самого Милогнева, — оборвал её уверенную речь Леден. — А Борила служить ему клялся. Побратимом назвал — кровью единой. А после предал!

Слышала Елица о Милогневе — первом князе-волхве по прозвищу Вепрь, что поселился на этих землях несчётные зимы назад. Выбрал он для этого озёрный край, богатый лесами, среди рек, что текли во все стороны. И благоволили ему всегда Рожаницы. А после потомок его милость эту потерял, сиречь забрал её Борила. А уж почему то случилось — о том он дочери никогда не сказывал. Говорил только, что никого тем обидеть не хотел и против воли Богов ни шагу не сделал.

— За давностью лет уж не поймёшь, кто кому предком приходится, — возразила она. — Все мы правнуки Богов. Разве не так?

Младший княжич сощурился недобро, а Чаян лишь удивлённо усмехнулся. На лицо его вернулась уже знакомая улыбка, от которой, верно, растаяло не одно женское сердце. Вон и Зимава глядела на него совсем благосклонно и всё будто размышляла о своём.

— Ты, княжна, не спорь, — он примирительно поднял ладонь. — Наш род владел Сердцем во все времена. Тут уж тебе кто угодно это подтвердит. А ссора с другом не давала права твоему отцу обкрадывать его. Да не только его, а всех людей, что живут в Остёрском княжестве. Но нам нужно вернуть Сердце на ту землю, где ему быть положено. И кому как не тебе знать, куда Борила его запрятал.

Елица сжала крепче сомкнутые в замок пальцы. И страшно стало в душе, гулко — пронеслись слова княжича в ней раскатистым эхом и не нашли отклика.

— А если я не скажу, что будет?

— Будет плохо всем, — пожал плечами Леден. — Нам терять нечего. Сама понимаешь. Займём эти земли, каждую избу перевернём, но отыщем, что нам нужно.

И правда ведь: терять им нечего. Многие из Остёрского княжества пытались счастья в других краях снискать, но нигде, говорят, его не находилось. А там, где прознавали про странную недолю, что преследовала их, и вовсе с опаской глядели на “проклятых”. Боялись, что всем от их соседства худо сделается. Может, и помочь хотели бы, да не знали, как.

— Может, не так тебя тревожит судьба людей тебе незнакомых, княжна. Но уж судьба твоего брата меньшего уж должна беспокоить, — вот при этих словах и стало яснее белого дня, что за наружной добротой Чаяна скрывается большая жестокость нрава.

Зимава губу прикусила и упёрла взгляд в стол. Эрвар коснулся коротко её плеча, бросая на княжичей, словно камни, тяжёлые взгляды. А у Елицы аж в груди похолодело. Нешто можно жизнью дитя несмышлёного помыкать? Да, верно, как судьба за горло схватит, и не то себе спустишь.

— Я не знаю, где Сердце искать, — мысли забились в голове, словно попавшие в силки птицы. — Я не знаю…

Отчаяние напополам с паникой заполнило всё нутро. Елица шарила взглядом по лицам княжичей: бесстрастному — Ледена и как будто сочувственному — Чаяна.

— А если подумать хорошенько? — пронизанный разочарованием голос младшего Светоярыча пробил по спине ознобом.

И Елица думала. Она перебирала в голове всё, что могло быть связано с Сердцем, всё, что когда-то говорил о нём отец. И не находила нужных нитей. Как бы он ей ни доверял, а самое главное утаил. Может, считал, что так надёжней. А может, просто хотел уберечь.

— Этого просто не может быть, — вдруг хрипло проговорила Зимава. — Не может быть! Ты врёшь. Он должен был тебе сказать! Смерти Радана хочешь? Чтобы стол княжеский тебе одной достался?

И не успел Эрвар остановить взбеленившуюся княгиню, как та вскочила и, ухватив Елицу за волосы прямо через повой, дернула её со всей силы вверх. Та едва через скамью не кувыркнулась. Вышибло от боли и неожиданности слёзы из глаз. Короткий взмах руки Ледена — и блестящий, словно рябью покрытый прихотливым узором истинной булатной стали меч упёрся Зимаве прямо в грудь. Взрезалась висящая на ней нитка ожерелья, и крупные стеклянные бусины посыпались на пол с тихим звоном.