Враг моего сердца

Елица села на лавку, глядя в свой полупустой мешок. Всё верно старуха твердит: недобрый час пока в Верлеборск рваться. Сначала понять надо, что там сейчас происходит, кто на стол княжий метит. Но стоило лишь в очередной раз вспомнить, что там остался вместе с матерью младший брат Радан, как в груди стало холодно. Но и понятно было, что ничем она помочь им не сможет. Осмыль вот, молодой, но уже получивший доверие Борилы Молчановича воевода, коли людей соберёт, так и полезнее окажется. А она что? Заклинать врага станет? Так она волхва, к тому ж недоученная, а не ведьма какая.

— Ты не суетись, девочка, — на удивление мягко проговорила вдруг Сновида. — Разузнать всё надо хорошо, с духами посоветоваться, а там уж решать. Борила не хотел бы, верно, чтобы ты себя по неосторожности погубила.

— А как же Зимава? И Радан, — Елица всё ж всхлипнула, пытаясь удержать новые слёзы.

Волхва только губами покривила.

— Уж княгиня за себя и сына своего постоять сумеет. Не тебе о ней тревожиться.

Решив, верно, что сказала она всё, Сновида вернулась к печи и неторопливо разожгла огонь, почти уже угасший. Елица вынула вещи из мешка, сложила снова в сундук. Надо бы к воеводе наведаться. Расспросить о том, что слышно теперь: кроме волхвы, только он ещё знал, кто она такая. Отец доверял ему, как себе. Любой, кто не знал князя достаточно, решил бы, что тот наказал Осмыля, услав так далеко, на самый восточный край владений. Кто знал отца много лучше — понял бы, что в том было важное поручение.

Пытаясь занять себя, а больше всего — тревожные мысли, Елица бралась нынче за всю подряд работу, едва не поперёк Сновиды всюду лезла. А та не слишком ей мешала, понимая, что только так можно отринуть печаль хоть на время. Во всей веси царило небывалое напряжение. Пустынно стало — и даже вновь разгулявшаяся к самым Комоедицам погода не заставляла людей выйти во двор чаще, чем требовалось заботами. И дети, чьи тонкие голоса слышались на улице постоянно, теперь, кажется, все оказались при деле. Словно звяничане каждый миг опасались, что налетят на весь вражьи ватаги. Но и о князе, что защищал их и правил ими разумно многие годы, они, хотелось верить, хоть немного печалились.

Пропал на время из вида Денко, от которого раньше не бывало отдыха ни дня. И первый день после побившей будто бы морозом жизнь Звяницы вести прошёл в мутном тумане неизвестности. Но Елица всё же чуть пришла в себя и успокоила мысли.

А на следующее утро вдруг пришло с заставы распоряжение воеводы всем волхвам явиться в острог. Елица, смутно чувствуя, что всё это не просто так, увязалась за Сновидой. Идти было недалеко: крепость, расположенная на обрывистом берегу реки Звяни виднелась из веси хорошо — стоило только встать на улице между домов. Её потемневшие от солнца и дождей бревенчатые стены закрывали едва не половину неба. И чем ближе подходишь, тем больший трепет поселяется в душе при виде добротных башен с пустыми провалами бойниц, высоких ворот, над которыми белеет, раскинув ветвистые рога, череп лося, принесённого в жертву и уложенного в землю при строительстве. Говорят, долго тогда волхвы просили милости Лесного хозяина, чтобы разрешил взять крепкого зверя из его бесчисленных стад и оставить оберегом на месте нового укрепления, которое так и получило название своё — Лосич.

Елица вслед за волхвой прошла по людному перекинутому через ров мосту, не обращая внимания на выкрики уже распалившихся с утра торговцев. Жизнь у стен острога шла, казалось бы, как обычно. Все уже оправились после нерадостных известий. А что? Князь, он погиб где-то далеко. И где-то далеко Велеборску угрожает опасность быть разорённым остёрцами. А здесь пока всё спокойно — и оттого кажется, что и впрямь ничего не поменялось.

Волхвов собирали у здешнего святилища. Там их уже поджидал сам Осмыль: не слишком высокий, но на диво крепкий молодой муж в самых силах, чтобы воевать и других за собой вести. Завидев Сновиду, он чуть наклонил русоволосую голову в сторону, высматривая за ней Елицу. Кивнув волхве, её придержал за локоть, когда мимо проходила, и тут же отвёл в сторону. Пока вызванные им жрецы приветствовали друг друга и Богов, что сегодня с особой строгостью взирали на всех вырезанными в обтёсанных древесных стволах глазами, Осмыль проводил Елицу до самого терема. Но внутрь они не пошли: встали на высоком крыльце: так ушей меньше, которые имеют, как известно, все стены.

Окинув взглядом полупустой, тонущий в талом снегу двор, воевода вздохнул.

— До сих пор не верится, что князя Борилы теперь нет на этой земле, — он посмотрел на Елицу. — И Отрада…

Его зеленовато-серые глаза и правда таили в глубине великую печаль: всё ж князь был ему почти родичем, а сын его — братом. Ещё с самой юности он служил поначалу отроком в младшей дружине, а после поднимался всё выше, нарабатывал мастерство и матерел, словно волчонок с каждой новой охотой. Елица помнила его ещё безбородым молодцом, сотником. И влюблена в него была по юности — смешно вспомнить. О нём говорили тогда, что непременно быть ему воеводой. Так и случилось по прошествии почти десяти лет.

— Мне нужно в Велеборск, воевода, — она упёрлась взглядом в отполированные сотнями прикосновений перила. — Сердце не на месте от того, как подумаю, что там сейчас творится.

Осмыль покачал головой, сразу руша все надежды на его помощь.

— Не время сейчас, — он задумчиво провёл пальцами по короткой бороде. — Мне батюшка твой яснее ясного сказал: дочь мою ты должен беречь, точно свою собственную. Иначе я тебе, говорит, голову оторву собственноручно. А как я тебя сейчас отправлю туда, где невесть что творится? Несколько кметей вчера выехали к Велеборску: узнать, что там да как. Может, помощь нужна. Или спокойно всё, а войско княжеское наступление остёрцев всё ж остановило. Мы ж на отшибе, посчитай, живём. До нас вести долго доходят, если сами не пожелаем их услыхать.

— А если Велеборск захвачен? Разрушен? — Елица вцепилась пальцами в гладкое дерево, содрогаясь от одной мысли об этом.

— Тут уж решать придётся, — воевода развёл руками. — Если в стольном граде уже враг, то и до нас рано или поздно доберутся. А отбиваться нам от больших ратей не с руки.

— Значит, отсиживаться будем… — и хотела Елица сдержать упрёк в голосе, да не получилось.

— А это уж предоставь мужам решать, княжна, — Осмыль тон её легко разгадал и тут же ожесточился, переняв вынутые из памяти и такие знакомые слова отца. — Мы хоть и крепость, а не город. И задача наша — от косляков границы стеречь. А они, как прознают, что князь с наследником погибли, так навалятся тут же. А может, остёрцы побесчинствуют малость да к себе вернутся. Как часто уже бывало.

Елица вздохнула, понимая справедливость его слов. Только самый бестолковый разве что может ринуться в неизвестность, не прощупав даже, тверда ли у него дорога под ногами. И никто не бросится в схватку с противником, что гораздо многочисленнее, не попросив заступы Богов.

Потому-то и собрали сегодня волхвов: в тёмный час самое время обратиться к божественному свету. Будут сегодня гореть костры в святилище до самого утра, будут звучать песни жрецов и литься жертвенная кровь. Потому как не Ладе или Макоши возноситься станут молитвы — а Перуну. Чтобы умилостивить, вернуть его благосклонность, что на время оставила велеборского князя и его сына.

— Надеюсь, настанет то время, когда я сама буду решать, что делать, — поразмыслив, мрачно произнесла Елица. — И стол велеборский я просто так не оставлю.

Осмыль, приподняв брови, повернулся к ней, не ожидая, видно, таких слов. Оглядел лицо, хмурясь и пытаясь, верно, понять, что кроется за ними, не выльется ли решимость княжны в какое безрассудство.

— Конечно, будешь, — улыбнулся примирительно. — А сейчас доверься пока мне.

глава 2

Думали остёрцы борьбу с неприятелем закончить ещё по осени. Но дело это растянулось до весны. А вот теперь ещё на три ночи засело войско у стен Велеборска. Словно в трясину угодило. Часть изрядно потрёпанной рати сгинувшего в последнем сражении князя Борилы всё же успела добраться до городских ворот и укрыться за толстыми бревенчатыми стенами. И погода благоволила заступникам: вернулись отступившие было холода, покрылась льдом и без того почти неприступная, укреплённая остро отёсанными кольями насыпь. Каждая атака остёрцев откатывалась назад.