Враг моего врага
Шрифт:
Глава 4 Дела политические
От раздавшихся совсем рядом голосов Яромир вздрогнул и не сразу сообразил, что камера от остальной караулки отделена лишь хлипкой перегородкой из досок. А сообразив, прильнул ухом к щели в попытке уловить истину в полубредовом трепе дежурных стражников.
– … Говорю тебе, из головы индрик-зверя бомбу ту сделали. Больше не из чего. Малюсенькая, злодей ее просто в кулаке нес. А как шарахнет, так карету в дребезги, кучера аж через стену детинца перекинуло, прохожих пораскидало, камнями из мостовой посекло. Мальцу одному, что ближе всех к карете оказаться
– Да бог с ним, с индриком! А государь как же?
– Почитай, цел остался. Ногу ему только посекло сильно. Кровища так и хлещет! Охрана его в новую карету сесть уговаривает, а он не дается, раненых утешать идет.
– Да как же он идет, коли кровь из посеченной ноги хлещет?
– А я почем знаю как? Меня там не было, но люди так сказывают. Только суть-то не в этом! А в том, что только дым от взрыва рассеялся, выходят из ниоткуда злодеи с ружьями!
– Как это «из ниоткуда»?
– А так! Только что тут пусто была и бац! Пятеро в государя прицеливаются! Но тут из-за угла волхвы-осназовцы выскочили. Злодеи испужались и, толком не выстрельнув, ружья свои побросали и текать. Как не было. Их теперь по всему Московск-Граду со специальными собаками ищут.
– Ну, про собак ты, Митяй, допустим, врешь.
– Чего это я вру? Я все доподлинно у осназовцев подслушал. Они же по следу колдовскому, злодейскому пошли в то место, откуда те явились. И у нас оказались. Выходит, разбойники, что у нас эти дни крутились, те злодеи и есть!
– Ох, и пустобрех, ты Митяй, ну прямо как та собака специальная. Ты лучше скажи, чего там в доме у Седого нашли?
– Да почитай, ничего и не нашли. Злодеев и след простыл, головы индрик-зверя не видно. Только кости человечьи, обгорелые до неузноваемости, да сам Седой повесился.
– Да ну! Грех-то какой.
– Сам видел, как осназовцы тело из петли вытаскивали. Угораздило его с разбойниками связаться. Чего не жилось человеку?
– Может, силой заставили, может, и сам. Чужого разве поймешь?
– Сам вряд ли. Чего мы ему плохого сделали?
– А чего хорошего?
– Тоже верно.
– С лекарем что?
– Вот тут врать не буду, не разглядел. Лежит на лавке, а вот живая или нет, не понятно.
Дальше разговора стало не слышно. Оба вышли на крыльцо. Судя по невнятному шуму, к присутствию подъехала весьма многочисленная компания.
Закинув руки за голову, Яромир пытался анализировать услышанное. Получалось так себе. Слишком сильна волна тревоги, мечущаяся между образами государя и княжны Трубинской. Господи, как банальная в общем-то история с продажей даже не наркотика - сомнительного вещества в считанные часы переросла в такое. Задним умом видны и намеки, и ошибки, только вот общая картина все так же неясна. Вот и остается воскрешать в памяти казавшееся символом уверенности и стабильности лицо Алехана, с которым страна связывала все свои успехи и преодолённые трудности последних двадцати с лишним лет.
Энергичное лицо государя, по сути – часть его, Яромира сына Велехова жизни, вытеснялось иллюзорным, почти нереальным образом Светланы Васильковны. Что ему эта женщина? Несколько случайных, преимущественно служебных встреч и только. Их отношения едва ли могли перерасти хотя бы в нечто. Просто потому, что в Московск-Граде у него есть женщина. Так получилось, что не жена, но их отношениям уже не один год, и волхв не готов отказываться от них. Тогда почему
он не может думать ни о чем, кроме лежащей где-то на лавке непонятно, живой или нет женщине?Наверное, от всего этого сумбура в голове его совсем разморило, во всяком случае щелчок дверного засова заставил вздрогнуть, словно грохнувший над ухом выстрел. Стражники заводили сокамерника. Видимо, раненого. Человеку помогали войти, аккуратно уложили на нары напротив.
Яромир с удивлением рассматривал лежащего в нескольких шагах от него вроде бы покончившего с собой мага Ингварда и сильно надеялся, что и остальные подслушанные новости окажутся настолько ж преувеличенны. Впрочем, попытка суицида скорее всего была. Волхв встал и присел радом с лежащим. Голова мага жестко зафиксирована гипсовым воротником. Вынутого из петли бедолагу осназовцы привели в чувства, восстановили ему жизненно важные функции, а на сломанные позвонки время тратить не стали. Просто зафиксировали. Яромир осторожно коснулся гипса, чтобы почувствовать подробности. Лишенный возможности повернуть голову Ингвард скосил глаза. Волхв чуть подвинулся, чтобы попасть в его поле зрения.
– Минут пятнадцать без кислорода жить можете, небось? Так какого черта вы от асфиксии помирать удумали? – заворчал, как заправский земский лекарь волхв, разве что «батенькой» пациента не обозвав.
– Яда не осталось, а оружием у меня не получится.
– Тогда зачем?
– Лучше сам, чем на плаху…. На мне труп, так что…
– Обгорелые до неузнаваемости кости? И кто это?
– Журналист. Психанул я, нервы сдали.
– Чем его?
– Сперва нож метнул. Потом заклятьем от упырей.
– Со Светланой Васильковной что?
– Спит она. Все у нее на глазах вышло. Я, чтоб истерики не было, влил в нее грамм двести разбойничьего самогона, чтоб память отшибло.
Ингвард облизал пересохшие губы. Волхв потянулся за кружкой. Ох, что-то темнит парень. В человека нож метнуть «Змея» позволила, а себя по венам полоснуть – нет? Хотя зачем ему врать? Впрочем, дознаватель уже понял зачем.
– Захмелевший Злотан начал приставать к княжне?
– Да, и я….
– Дальше понятно, – перебил его волхв.
Версию мага он уже слышал. Как и понял то, что отбиваясь от пьяного насильника, роковой удар ножом нанесла сама Светлана Васильковна. Стремясь оградить единственного дорогого ему человека от обвинений в убийстве Ингвард накачал ее самогоном так, что проснувшись внятных воспоминаний у нее не будет ни устно, ни на просмотре памяти. Даже если всплывет чего, хороший адвокат всегда сумеет убедить суд в том, что это пьяный бред, а не реальное воспоминание. Удар видать получился совсем неуклюжий, женский. Тогда труп обработали заговором от болотной нежити. На живого человека она не действует, а вот мертвеца спалить вполне можно. После этого единственным свидетелем остался сам маг. Напиться до потери памяти он не мог и полез в петлю.
Тем временем больной тяжело сел.
– А вот этого вам нельзя категорически. С позвоночником не шутят. Стоять или лежать можете, а сидеть – нет, – почти силой вернул его в горизонтальное положение волхв.
– Да ладно вам, трех дней не пройдет, все равно помру. Может сердце внезапно остановится, может кирпич на голову упадет.
– Это тебе свежепреставленный журналист-беловолец наплел? Ладно, если уж совсем не лежится, попробую ускорить регенерацию. Делать все равно нечего, а работа - лучшее лекарство от пустых мыслей.