Враг народа
Шрифт:
Поняв слабые места переговорной позиции Евросоюза, я решил помочь президенту выйти из тупика дипломатических переговоров, переведя их на уровень широкой общественной и правозащитной дискуссии. Сняв трубку правительственной связи, я набрал аппарат президента. Путин тут же соединился и, выслушав меня, предложил приехать к нему в Кремль прямо сейчас. Через пятнадцать минут я уже докладывал ему свой подробный план по Калининграду.
«Я хочу возложить на вас миссию моего специального представителя на этих переговорах, иначе они посыплются. У МИДа нет идей, как избежать кризиса с Брюсселем и при этом еще сохранить безвизовый транзит. Ваш план может сработать. Все, что вы мне изложили, принимается. Сейчас мы согласуем ваше назначение с Игорем Сергеевичем
Путин изложил идею назначить меня спецпредставителем президента. Иванов артачился. Наверное, не хотел признавать, что МИД эти переговоры завалил. А, может быть, думал, что я хочу занять его министерское кресло. Интересно, почему наши чиновники сначала думают о кресле, а потом о деле? «Игорь Сергеевич категорически возражает», — сообщил мне президент, повесив трубку. «Вам решать», — ответил я, попрощался и вышел из кабинета.
На следующий день 12 июля 2002 года в актовом зале здания Министерства иностранных дел на Смоленской площади проходило совещание российских послов. Все ожидали приезда президента. Путин любит опаздывать, послы об этом давно знали, поэтому никто в намеченный час в душный зал не заходил. Все толпились в фойе и курилке.
Я подошел поздороваться к министру и его заместителям. Посматривая на часы, они напряженно ждали сигнала из министерской приемной, когда же президент сядет в лимузин и помчится с дачи в Москву. Увидев меня, Иванов выпрямился и в расчете на то, что его услышат все замы, громко произнес: «Я не знаю, что ты там вчера нашептал президенту, но ты станешь его представителем по Калининграду только через мой труп. Я готов съехать из своего кабинета. Пожалуйста, садись в мое кресло и командуй, но пока я — министр, решать проблему калининградского транзита будет наше министерство!» Я парировал: «Что же вы раньше эту проблему не решили, а спохватились только сейчас?».
Сцена была неловкая и, прямо скажу, некрасивая. Я меньше всего хотел конкурировать с МИДом в решении столь важного вопроса. Любая трещинка в переговорной позиции России была бы немедленно использована нашими оппонентами, и в итоге проиграла бы вся страна. Поэтому моим желанием было как можно быстрее замять этот конфликт и начать сообща реализовывать нашу новую стратегию.
На следующий день я выехал в город по хозяйственным делам. Машинально включил радио в автомобиле. Диктор зачитывал указ о назначении меня «специальным представителем президента Российской Федерации по вопросам жизнеобеспечения Калининградской области в связи с расширением Европейского Союза». «Сложное название, — подумал я, — но точное».
На следующий день я собрал наших экспертов, чтобы обсудить план действий. Ситуация была непростая. Как вести переговоры, мы знали. Указ президента по мне подписан. Это в плюсе. А что в минусе? Полномочий и прав по координации работы правительственных органов, задействованных в калининградском вопросе, у меня нет. Возможности хотя бы ознакомиться с практическими наработками МИДа на переговорах с Еврокомиссией — нет. Указания нашим посольствам Литве, Бельгии и дипломатической миссии при Европейских Сообществах взаимодействовать со мной — тоже нет. Нет даже финансирования на командировки, офис и хотя бы минимальный штат дополнительных сотрудников, необходимых для полноценной работы по столь важному для государства вопросу. Ничего этого в наличии не было, и путинским указом не подразумевалось. В общем, нас высадили на «лунной поверхности» с указанием «иди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Зато в случае провала переговоров теперь было, с кого спросить. И самое интересное в этой ситуации было то, что я сам на нее напросился.
Я сразу вспомнил и рассказал моим слегка приунывшим коллегам анекдот, чем отличается атака итальянской пехоты от русского штыкового удара. Когда русский офицер вылетает из окопа на бруствер, он кричит своим солдатам: «Братцы молодцы! Постоим за матушку Русь! Ура!» — и увлекает бойцов своим примером
в яростную атаку. В итальянской армии все происходит иначе. Когда храбрый офицер вылезает из окопа на бруствер, он кричит своим солдатам: «Avanti, avanti!» («Вперед, вперед!»). При этом восхищенные итальянские солдаты, оставаясь в окопе, начинают бурно аплодировать своему кумиру, восклицая: «Bravo, bravo!» («Молодец, молодец!»). «Так и мы», — говорю я коллегам, — «уже на бруствере, зовем всех в атаку, а нам лишь аплодируют из окопа!»Посовещавшись, мы решили отвоевывать себе пространство для работы и маневра интеллектуальным напором и локтями. Отменив запланированные на август отпуска с семьями, мы приступили к работе.
Погрузившись глубоко в теорию вопроса, я понимал, что на практике все может выглядеть иначе. Первым делом я решил позвонить корреспонденту ОРТ в Калининграде Олегу Грознецкому. Этот талантливый и смелый журналист, перебывавший во всех «горячих точках», всегда был очень наблюдательным человеком. Проблему калининградского транзита мы несколько раз обсуждали с ним во время моих прошлых командировок в «Янтарный край» России. Существо вопроса он знал намного лучше любого дипломата, поскольку сам мотался по служебным делам из Калининграда в Москву и обратно всеми видами транспорта по несколько раз в месяц.
Описав в красках страдания наших соотечественников, которым приходится ежедневно сталкиваться с проблемами изоляции региона, Олег вызвался мне помочь. Он-то и предложил мне проехать на его «десятке» обе границы — белорусско-литовскую и литовско-российскую, чтобы неформальным образом изучить тему и показать болевые точки транзита. Я с благодарностью согласился.
Через пару дней Олег с оператором уже встречали меня в минском аэропорту. Не мешкая, мы сразу отправились в дорогу в направлении Литвы. Быстро пройдя на полупустой границе все пограничные и таможенные формальности, мы въехали в Литву и на большой скорости понеслись в сторону Вильнюса.
В столице Литовской республики нас приняли крайне настороженно. Здесь хорошо знали и меня и боевой характер Конгресса русских общин, который был представлен в Сейме активистами Союза русских Литвы. Тем не менее, встречи прошли в «конструктивном ключе», как бы выразились дипломаты. За несколько часов пребывания в Вильнюсе я успел повстречаться с президентом Валдасом Адамкусом, его спецпредставителем Гядеминасом Киркаласом (ныне — премьер-министр этой страны), бывшим тогда премьер-министром Альгирдасом Бразаускасом, руководством Сейма, МИДа и МВД республики.
Вручив Адамкусу послание Путина, я выслушал в ответ заверения литовской стороны «решить калининградский вопрос с максимальной пользой для обеих соседних стран». Действительно, литовцы очень активно работают в «Русской Прибалтике», имеют там массу совместных предприятий, и ссориться с нами из-за твердолобости евробюрократов Вильнюсу было ни к чему.
Завершив дела в Литве, мы выдвинулись в сторону российской границы. Наиболее оживленным переходом на ней является пограничный пункт в Советске (бывший немецкий город Тильзит). До него нам было ехать всего несколько часов. В зеркале заднего вида я заметил сопровождавшую нас машину с людьми в штатском. Думаю, что такая забота была напрасной — в Литве ездить удобно и безопасно, и мы быстро долетели до Советска без всяких проблем и осложнений.
Километров за двадцать до границы нас на трассе встретил черный «Мерседес» российского генконсула. Я отказался покидать руль «десятки», поблагодарил дипломата и попросил его следовать за нами.
Моя уловка сработала — на российском берегу нас ждала целая процессия во главе с губернатором, федеральным инспектором и командующим Балтийским флотом. Слава Богу, что они не прихватили с собой оркестр. Все они решили, что я важно еду в «Мерседесе», а поскольку наш «Жигуль» закрывал на мосту «немцу» дорогу, ко мне подбежал офицер-пограничник, торопливо проштамповал наши паспорта и велел быстро отсюда сваливать, так как «следом за нами едет крутая шишка». Мы, еле сдерживая хохот, понятливо кивнули ему.