Враг с планеты Земля
Шрифт:
— Шторма не вижу, пиратов не наблюдаю, — пробормотал Мориссон, приподнимаясь и глядя на море. — Зато хорошо вижу целую кучу вооружённых бандитов, собирающихся спалить в огне моих соплеменников… И, кажется, я теперь знаю, куда подевалась эта эскадра и кто её уничтожил… По машинам, ребята!..
Июль 1240 г. Левый берег Невы. Устье Славянки.
Терентий сидел на носу и бросал в воду мелкие камушки.
Так хорошо начавшаяся заварушка закончилась чёрт знает чем. Кривой опять сгинул, и золота им не досталось, хотя до него было буквально рукой подать, и сами ватажники провалились
— Терёха! Давай сюда! Дело есть, — донёсся с берега голос Чумы.
Тяжко вздохнув, пушкарь поднялся от пушки, добрёл до сходней и, не особенно торопясь, спустился со струга.
Их кораблик стоял в тихой заводи какой-то речушки, укрытый от взглядов с воды врезающимися в неё порослями кустов и деревьев. Вниз по течению, примерно с четверть версты, речушка втекала в другую, более широкую, в пару сотен саженей, и обе ни разу не походили на привычные казакам заросшие камышом плавни Дона и Волги.
— Ну? Чего там ещё плохого случилось?
— Воя тут одного прознатчики наши взяли, — сообщил сотник. — И корабли стоят на большой реке. Странные. Но гружёные.
— Корабли, говоришь? Да ещё и гружёные? — мгновенно слетела хандра.
— Ага. И балакают там не по-нашему. Но вроде бы как на свейский похоже. Ты ж у нас свейский знаешь, ага?
Терентий почесал бороду и ненадолго задумался. Со свеями он воевал почитай года три, и тогда же наловчился довольно сносно толмачить с их говора. Правда, давно это было, лет эдак десять назад.
— Пошли, побалакаем, — решительно махнул он рукой…
Разговаривал пленный и вправду по-свейски… Ну, в смысле, очень похоже, и Терентий его вполне понимал. Вот только вещи он говорил непонятные, да и выглядел достаточно странно. Не был он похож на тех свеев, какие Лопате помнились по стояниям возле Риги и Нарвы. С виду, разбойник разбойником, в древней кольчуге, старом покатом шлеме, со шрамом через всю морду, всклокоченной бородой…
И вести он сказывал интересные. Что, мол, идут они к устью Ижоры на помощь Биргеру Магнуссону, зятю короля Эрика. Что предводительствует над их пятью шнеками хёвдинг Ульф Нильсон. Что везут они Магнуссону провизию, а до того успели неплохо пограбить людишек из сумь и емь и взяли с них много мехов и каменьев. И что вместе с Магнуссоном они по приказу короля Эрика должны идти воевать Ладогу, Нову Город и их молодого конунга Александра.
Чем дольше Терентий слушал свейского воя, тем сильнее у него вытягивалось лицо. Странностей было действительно много, но всех их перебивали слова о находящейся на кораблях богатой добыче.
— А кораблики-то у них плохонькие, — подливал масла в огонь Чума. — Видел я их. На старые наши ладейки похожи. Пушек на них нет, пищалей нет, парус прямой, полосатый, осадка большая. У персов и то посильнее, да били мы, помнишь, их, как кутят. Ежели залпом с пяти десятков саженей первого приголубим, то и остальных возьмём в лёгкую. Главное, чтобы пороха на все пять хватило…
— Пороха хватит, — солидно кивнул пушкарь. — И ядер с картечью в достатке…
— Ну, так чего, Терёха? Пойдём, пощипаем свеев?
— Не пощипаем, а сострижём. Дочиста сострижём, до самого донышка, — оскалился Терентий Лопата. — Они мне
ещё за Нарву должны… рыбы сутулые…На чистую воду струг вышел минут через двадцать. Как называлась река, к которой он нёсся, никто из казаков не ведал, как не знал и того, что именем этой реки вскорости назовут одного из русских князей. И что сейчас этот князь так же, как и ватажники, готовился к жестокому бою. И тоже в этих местах. Вверх по течению. Всего-то в десятке вёрст от казацкого струга и шнеков хёвдинга Нильсона…
Декабрь 5 г. до н. э. Галилея. Окраина Вифлеема.
На улочке пахло навозом и сырой кожей. Конечно, шевалье д’Амбуаз был не настолько брезглив, чтобы падать от запахов в обморок, как некоторые дамы двора, но в кварталы дубильщиков и кожевенников предпочитал всё-таки не заходить. Вонь там, как правило, стояла невыносимая.
Выбирать, однако, не приходилось. Их отряд после пирамиды выкинуло сюда, не спрашивая чьего-либо мнения. Зачем? Почему? На эти вопросы могла бы, наверно, ответить Орлеанская Дева, но она, как сказал один из сержантов, уже вознеслась в небеса. Он уверял, что видел это собственными глазами. Не верить ему оснований не было. Вопрос состоял лишь в том, почему они не вознеслись вместе с ней?
«Наверное, мы ещё не исполнили то, что нам предназначено», — предположил Жиль Лефре, и Рене с ним, конечно же, согласился. Оставалось только понять, куда они конкретно попали и что им здесь предстоит свершить во имя веры и господа…
— Монсьор, мы взяли того, кто скажет, — подбежавший к патрону Этьен указал на какого-то испуганного человечка, которого вели «под руки» двое сержантов. — Он знает латынь. Вы можете его допросить.
Одежда у пленного целиком состояла из одного длинного куска грубой ткани, обмотанной вокруг тела. На ногах он носил открытые простые сандалии.
Лучше всех в их отряде латынью владел Жиль Лефре. Поэтому он и стал допрашивать неизвестного. По мере того, как захваченный отвечал на вопросы рыцаря, брови Рене сдвигались всё больше и больше.
Древняя Галилея? Иудейское царство? Кто бы мог подумать…
Царь Ирод?.. Великий Ирод? Случайно не тот, о котором писалось в Евангелии?..
Город называется Вифлеем? Поразительно…
В последние дни сюда прибыло много людей, потому что великий царь объявил, что хочет переписать их? Места на всех не хватает, и их селят куда придётся? Некоторым семействам даже приходится ночевать в хлеву вместе с овцами?..
Что?! Великий Ирод разгневался, что ему не сказали, где то дитя, что окажется по пророчеству выше любых царей, земных и небесных? И теперь он приказал казнить всех младенцев?..
А этот шум в городе? А эти ужасные крики?..
Это солдаты царя? Они рыщут по городу и убивают всех, кто пытается защитить несчастных младенцев?..
Через квартал отсюда есть хлев с овцами, и в этом хлеву живёт сейчас плотник из Назарета?..
— Жиль, ты теперь понимаешь, зачем мы здесь?
— Да. Рене. Понимаю.
— Этьен! Хоть кто-то из наших умеет по-арамейски?
— Да, моньсор. Я. Мой предок жил в Палестине. Когда пала Акра, он смог перебраться во Францию и осел в Меркантуре, но завещал потомкам вернуться в Иерусалим и заново отвоевать Гроб Господень. Меня, как и моих братьев, монсьор, учили палестинским наречиям. В том числе, арамейскому.
— Этьен! — рыцарь торжественно возложил руку на плечо оруженосца. — Тебе предстоит великая миссия и великая честь.
— Неужели я выполню, наконец, волю моего предка, монсьор? — радостно вскинулся тот.