Враги целуют жадно
Шрифт:
– Через окно, - угрюмо признался Клюев.
– Минуточку, - усомнилась Оля. – Но там же высоко. Второй этаж как-никак!
– Я об этом не думал. Увидел единственное открытое окно, и… как-то залез.
Почувствовав на себе испытывающие взгляды тети и сестры, Аня фыркнула:
– Что? Я всегда сплю с открытым окном! Мне не хватает кислорода!
Проигнорировав ее выпад, Оля обратилась к их ночному гостю:
– Пойдемте, молодой человек.
Аня беззвучно застонала, проклиная все на свете. Наступления утра она не хотела всеми фибрами своей души. Там ничего хорошего ее не ожидало. Лишь первое сентября. Второй курс института. И мажоры. Проклятые мажоры, отравляющие им с Машкой жизнь… второй год подряд...
– Ты как? – с искренней тревогой в голосе поинтересовалась Маша, едва они с ней остались наедине. – Все в порядке? Ничего не болит?
– Угу, – машинально отозвалась Аня, удивляясь своему спокойствию.
– Сильно испугалась? – не унималась сестра, явно ощущая себя виноватой.
Тяжело вздохнув, Аня звездочкой развалилась на смятых простынях и уставилась в потолок. Поразмыслив немного, безразлично произнесла:
– В первые секунды - да. Очень. А потом… скорее разозлилась.
– Прости, - состроив скорбную мину, Маша с ногами забралась на ее кровать. – Я знала, что он – конченный, но не предполагала, что до такой степени!
– Перестань, - отмахнулась Аня. – Я в норме. А ты ни в чем не виновата.
– Еще как виновата!
– очень серьезно возразила Машка. – Это я потеряла бдительность. Это я позволила ему узнать наш адрес. А не должна была. Мы с ним не настолько близки, чтобы... Боже! А вдруг он навредил бы тебе?
Аня поежилась. От воспоминаний ее прошибла нервная дрожь. Чужие руки на ее теле… Чужие губы... И сальный шепоток, от которого ее даже сейчас жутко коробило. Однако, она улыбнулась в надежде успокоить сестру:
– Все обошлось. Не думай об этом.
Продолжая таращиться в потолок, наощупь нашла ее горячую ладонь. Крепко сжала. Маша с готовностью переплела их пальцы и упрямо шикнула:
– Не могу не думать. Не могу. Ты могла пострадать. Ты так жутко кричала! А я… я… чуть с ума не сошла! Даже ноги от страха отказали, представляешь?
– Более, чем! – обиженно насупилась Аня. – Или, по-твоему, у меня тут ничего не отказало? Пока я была вынуждена… под твоим героем отдыхать?
– Нет, - сестра улеглась рядом и ласково прильнула щекой к ее плечу. – Уверена, что нет. Тебе страх неведом. Вон как ты его уделала в итоге!
Испытывая странное удовлетворение от содеянного, Аня ухмыльнулась:
– С инстинктом самосохранения всегда шутки плохи!
– Точно, – согласилась Машка, загадочно улыбаясь. – Особенно, с инстинктом самосохранения… моей сестры! Бедный Никита!
Переглянувшись, обе прыснули от смеха. Напряжение сошло на нет. Страх улетучился, словно и не было его. Теперь недавние события казались им глупым недоразумением. Не более. В какой-то степени даже… комичными.
–
Ты ведь не сердишься на меня, правда? – осторожно поинтересовалась сестра, прерывая затянувшееся молчание. – Не хочу, чтобы сердилась! Я знаю, что виновата. И далеко не идеальна. Вечно косячу. Вечно встреваю в неприятности. Вечно втягиваю в них тебя. Но я не специально. Клянусь! Само собой как-то получается…– Да у тебя вечно все получается само собой! – коряво передразнила ее Аня.
И заработала весьма ощутимый шлепок по руке. Кожа тут же загорелась.
– Эй! – возмущенный возглас сорвался с губ. – Ты совсем офигела?
– Скажи, что не сердишься! – не унималась Маша. – Скажи-скажи-скажи!
– Не дождешься! Теперь принципиально не скажу!
– Ах, так? Тогда я… буду петь! А ты знаешь - пою я о-о-очень плохо!
Извернувшись из ее объятий, Аня вооружилась подушкой, и от души «приласкала» ей Машку по голове, предостерегая эту заразу о последствиях:
– Только попробуй! Пытки в нашей стране запрещены законом!
– Ничего не знаю! – хрюкнула сестра, и… запела. – Черный в-о-о-орон… что ж ты вье-е-е-еССя… над мое-Е-Е-ею голов… Ай!
Не выдержав гениальнейшего исполнения этого шедевра, Аня еще пару раз шибанула Машку мягким снарядом. От чего та лишь громче расхохоталась, и… ответила ей тем же, схватив свободную подушку. Вскоре все переросло в полномасштабные бои на кровати. С визгами, криками и диким хохотом.
Все, как полагается. Не удивительно, что спустя какое-то время в комнату без стука ворвалась Оля. Ужаснувшись, она попыталась угомонить их. Вразумить. Мол, взрослые уже! Кобылки девятнадцатилетние! Но в итоге и сама стала непосредственной участницей этого грандиознейшего ночного беспредела. Только в качестве оружия облюбовала одеяло, сиротливо валяющееся на полу. Когда все трое выдохлись, то без сил рухнули на кровать. Уставшие, но счастливые. Хотя бы сейчас. В эту самую минуту.
Когда прошлое не тянет тяжким грузом, и не отравляет разум. Когда забываются отчаяние и боль, идущие с ними рука об руку со дня смерти матери. Когда откровенно плевать на будущее. Когда важно только настоящее. Отдышавшись, Оля произнесла с теплотой в голосе:
– Как только мне начинает казаться, что мои племяшки-двойняшки выросли, вы тут же доказываете мне обратное! Козочки мои, любимые!
Аня в голос загоготала, уже заранее предвидя реакцию Машки на слова тети.
Эта фифа терпеть не могла, когда Оля их так называла. Вот и теперь, едва услышала знакомую фразу, с ходу озвучила свои «плохие ассоциации»:
– Ф-у-у-у-у! Неужели от нас так же жутко пахнет?
– Ой, дуреха! – Оля не повелась на ее провокации. Но погрустнела.
Словно… вспомнила что-то. Нечто такое, что задевало струны ее души. Однако она быстро спрятала эмоции за улыбкой. Уж что-что, а в руках себя держать Оля умела. Как-никак, в институте трудилась в должности преподавателя. А перед студентами давать слабину нельзя – прописная истина. Вот их тетя и следовала ей всецело. Шумно втянув воздух носом, она сжала губы в тонкую линию. Нахмурилась, от чего на лбу залегла морщинка.