Враги
Шрифт:
— Мудрое решение, — отозвался первым паша.
— Да, хвала аллаху,— добавил муфтия и пропустил бороду сквозь пальцы, раздумывая, что бы еще сказать.
— А ты что скажешь?— обратился Ути-эфенди к Зейнел-бегу, сидевшему рядом с муфтией.
— Увы, что не делится,
— Значит, они были правы, когда помирились, если нельзя разделить то, что не делится?— спросил Ути- эфенди Лутфи-бега.
— Что им еще оставалось?— вздохнул Лутфи-бег.
— Ну, а теперь... я еще не закончил свое повествование, — спокойно продолжал Ути-эфенди.— Хочу еще вас спросить, но ответьте по совести: талисман отца был бесценным, но ведь бывают ценности еще больше, не так ли?
— Дар аллаха и вовсе бесценное сокровище, — сказал муфтия.
— Ну, а если дар отца не делится, потому что его нельзя разделить, можно ли разделить дар аллаха, если он вообще не делится?
— Нет, во имя аллаха,— ответили гости хором, переглядываясь и не понимая, к чему клонит ходжа.
А Ути-эфенди медленно поднялся со своего места и вышел из гостиной. Где-то немного задержался, а потом появился, неся на руках прелестного ребеночка в белоснежных пеленках.
Все удивились, заволновались, тихий шепот прошел по гостиной. Ходжа спокойно взирал на всех, а ребеночек раскрыл свои глазенки и весело смотрел на пламя свечи.
— Вы сказали, дар аллаха выше дара отца,— начал ходжа, и голос у него задрожал,— его не разделишь, он неделим. Видите этого невинного младенца? — Голос эфенди окреп, и он воскликнул:—
В нем встретилась, слилась и примирилась кровь Зейнел-бега и Лутфи-бега!Затем он повернулся к тем двоим:
— Зейнел-бег и Лутфи-бег! Вы разделили все, что могли разделить — и чаршию, и махалы, и кафаны. Разделили город на две партии. Вам было мало нас, живых, вы разделили мертвых на два кладбища. Осталось еще кое-что! Подойдите сюда и разделите этот дар, который ниспослал вам аллах! Подойдите... подойдите ближе! — завершил ходжа.
Голос его звучал устрашающе, казалось, будто он пророчествовал.
Наступила тишина, все замерли и не сводили глаз с Зейнел-бега и Лутфи-бега, а они... потупились и, дрожа, будто на Страшном суде, медленно приближались к середине комнаты, как осужденные бредут на зов аллаха. Подошли поближе, едва держась на ногах, с трясущимися коленями, еще ближе... еще ближе...
А голос ходжи звучал властно, будто меч над головами, и они покорялись. На каждый его призыв они делали шаг, еще шаг. Наконец подняли головы, чтобы увидеть ребенка, но взгляды их встретились, глаза наполнились слезами, а сердца трепетали, а души пели...
— Разделите этот волосок... этот кусок плоти... разделите этот дар аллаха, разделите! — еще раз крикнул ходжа звучным торжественным голосом.
Но голос его уже был едва слышен. Зейнел-бег и Лутфи-бег горячо обнялись, в гостиной стоял шум, все воздели руки к небу и выкрикивали:
— Велик аллах! Кто уподобится аллаху!