Враги

– Значит, такова была историческая целесообразность, - пожал плечами Павел.

– Что меня бесит в тебе, Паша, - проговорил Алексей, - так это упертость. Бей тебя хоть в хвост, хоть в гриву, ты как твердил свои заученные лозунги, так и твердишь.

– Ты тоже, - оскалился Павел.

– Нет, Паша, я меняюсь, - возразил Алексей, - постоянно, ежечасно думаю, анализирую, ищу.

– Это потому, что ты в душе понимаешь, что не прав, - произнес Павел.

– Это потому, что я живу, стараюсь понять мир. Да, я знаю, что бываю не прав. Но ты считаешь, что все понял. Дурак, выдумал себе светлую идею и топишь людей в крови за нее. И чем яснее становится, что идея твоя нереальна, тем больше крови ты готов пролить, чтобы сделать мир таким, каким он тебе привиделся.

– Ты тоже, - буркнул Павел.

– Нет, я каждый раз стараюсь идти по пути, который приведет к наименьшим жертвам. Это мой критерий выбора. Видишь ли, когда я перевалил через первую сотню трупов, я понял, что если не остановить этот маховик, то все мы просто захлебнемся в крови. Но я защищаю тот мир, в котором хочу жить, а вы нападаете на него.

– Мы тоже защищаем свой мир, - парировал Навел.

– Ничего вы не защищаете, - вспылил Алексей, - только разрушаете. Если хотите жить по-коммунистически, откупите земли, создайте свои колхозы, покажите, как хорошо жить у вас, как рентабельны ваши хозяйства.

– Так ведь не дадите колхозы-то...
– хмыкнул Павел.

– Отчего же?
– ухмыльнулся Алексей.
– Дадим. Кстати, таких попыток даже в этом мире уже достаточно было. И Оуэн, и "Новая гармония"*. Если коммуны разваливались, то только из-за амбиций и лени коммунаров, а не из-за происков злобных буржуев. А если и сохранялись, то никогда не добивались особых успехов. Между прочим, в новую конституцию специально вставлен пункт о коллективных хозяйствах. Я настоял, чтобы выбить у вас почву из-под ног.

– Филькина грамота эта ваша буржуазная конституция, - процедил Павел.

* Эти попытки создать коммуны имели место и в нашем мире.

– Достал ты меня, - рыкнул Алексей.
– Закончим на этом.

– Что, в расход?
– грустно улыбнулся Павел.

– Нет, - покачал головой Алексей.
– Много мне стоило трудов адмирала убедить, но мы строим правовое государство. Вас будут судить за мятеж.

– Если не повесите, - злобно произнес Павел, - я снова буду бороться с вами.

– Попробуй, - безразлично пожал плечами Алексей.

– Алексей, - голос Павла задрожал, - Ингу ты...

– Она освобождена.
– Алексей отвернулся в сторону.
– Она может уходить.

– Ты ее...
– Павел задохнулся от ярости.

– Нет, это ты ее, - взорвался Алексей.
– Это вы ее превратили в звереныша, в фанатика, это вы ее подставили под пули. Ненавижу.

Алексей с силой сжал кулаки, сдерживаясь, чтобы не избить Павла. Огромным усилием воли он удерживал вновь пытавшегося овладеть им зверя.

– Ты ее насиловал, гад?!
– закричал Павел.

Его голос сорвался. Руки напряглись в бессильной попытке разорвать ремень, которым они были связаны. Алексей отошел к окну и проговорил, глядя в него:

– Ты бросил мне вызов, Павел. Ты хочешь лишить меня моего мира, того, во что я верю. Так готовься потерять все.

– Я тебя ненавижу, - с трудом выдохнул Павел.
– Я тебя прикончу при первой возможности.

– Допускаю, - буркнул Алексей.
– Но пока по законам военного времени я должен получить от тебя информацию о положении армии самопровозглашенного королевства Ингерманландия и о решениях королевской ставки.

– Держи карман шире!
– хмыкнул Павел.

– Понятно.
– Алексей встал, подошел к двери и крикнул: - Пеери.

В комнату вошел светловолосый мужчина в форме североросского майора. Мягко ступая, он подошел к Павлу и ласковым голосом произнес:

– Говорить будешь, сволочь?

Павел промолчал и тут же получил мощный удар в челюсть. Покатившись по полу, он выплюнул выбитый зуб. Попробовал приподняться и тут же получил мощный удар сапогом под ребра. "Так профессионально даже жандармы не били", - подумал Павел, корчась на полу. И тут он увидел Алексея. Генерал-майор стоял перед окном, заложив руки за спину, и меланхолично разглядывал улицу.

* * *

Алексей быстрыми шагами прошел по зданию Лужской городской управы. Капитан первого ранга, адъютант главнокомандующего Гюнтер Вайсберг отдал ему честь и открыл дверь президентского кабинета. Козырнув, Алексей прошел и отчеканил:

– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство.

– Здравия желаю, - церемонно отдал честь адмирал.

Он дал знак подойти к разложенной на столе карте и произнес:

– Как ты знаешь, Макторг прорвал оборону противника под Приозерском и движется на Выборг. Но вот чего ты не знаешь, так это того, что Кронштадт высадил десанты в Петродворце и Териоки*, передовые части Юденича вышли к Гатчине, Дашевский форсировал Волхов и развивает наступление на Мгу, а Зигмунд окружен и потерял все основные войска. Он прислал мне телеграмму, в которой сообщает о готовности отречься от престола и отдать приказ о капитуляции войскам на двух условиях: мы должны гарантировать ему жизнь и позволить беспрепятственно выехать в Германию. Бежать ему уже некуда, все пути отрезаны. Маннергейм объявил о том, что выдаст ценности, которые Зигмунд собирался тайно вывезти через Финляндию.

* Териоки в нашем мире назывался Зеленогорск до вхождения этой территории в состав СССР. В этом мире, очевидно, власти не считали нужным переименовывать города в угоду политической конъюнктуре.

Алексей поднял глаза на патрона:

– Все? Победа?

– Ингрия вновь в составе Северороссии, а наша столица - Петербург! торжественно заявил Оладьин.
– Теперь мы пойдем дальше.

– Куда?
– холодея, спросил Алексей.

– Исторически Северороссия включает Финляндию и Эстонию, - жестко произнес Оладьин.
– Я намерен восстановить державу в этих границах.

– Но ведь независимость Эстонии и Финляндии гарантирована Британией, произнес Алексей.

– Ну и что?
– поднял брови адмирал.
– Ссориться с нами британцы сейчас не станут. Они устали от войны и не поддержат кабинет, который снова начнет военные действия. Со временем факт аннексии забудется, а две эти земли навечно войдут в состав новой Северороссии. С военной точки зрения оккупация Эстонии и Финляндии - вопрос двух-трех месяцев.

– И вас не останавливает даже то, - склонил голову набок Алексей, - что Маннергейм поддержал нас в самые тяжелые для нас месяцы?

– Он поступил как подобает подданному Северороссии, - произнес Оладьин и тут же добавил под тяжелым взглядом Алексея: - Татищев, мораль и политика несовместимы.

– Тогда подумайте о политической целесообразности, - мгновенно возразил Алексей.
– Война в этих странах окончена без малого год назад. Они стремительно возвращаются к мирной жизни. Состояние же нашей экономики плачевно. Когда мы вводили североросский рубль, он соответствовал трем десятым золотого царского рубля. Сейчас он соответствует пятнадцати десятитысячным. Я дал задание группе экономистов, бежавших из Петербурга, рассчитать программу перехода к мирной экономике, и они показали, что в первый год инфляция составит триста-четыреста процентов. В стране тотальная карточная система, а в некоторых районах голод. Народ обнищал. Я не буду вам говорить, что еще два-три месяца военного положения углубят экономический кризис неимоверно. Мы получим голодные бунты в тылу. Подумайте вот о чем: придя сейчас в Финляндию и Эстонию, мы не только отнимем государственную независимость, о которой они мечтали все последние десятилетия. Мы еще и окажемся для них оккупантами, принесшими разорение и голод в их земли. Заметьте, земли, которые уже начали подниматься после войны, ощутили достаток, поверили в грядущее процветание. И тогда вместо богатых провинций мы получим очаги сепаратизма.