Врагов выбирай сам
Шрифт:
Бойня. Нет, даже не бойня – пыточная. Как тогда, два месяца назад, на площади с фонтаном. Хозяин, Город и Пустоши, принес жертву. Кому? Ну кому же, как не единственному своему господину? Так это что же, Альберт проехал вчера через Развалины на сказочном крылатом коне?
Ирма постояла на краю площади, брезгуя пройти по крови. Потом, обойдя по соседним улицам, вышла к Дворцу с другой стороны. Следов не было Ни здесь. Ни на третьем – последнем – выезде с площади.
Улетел?
Или все еще там, внутри? Наблюдает из темноты через забранные вычурными решетками окна... Если он видит ее, почему не выходит? Чтоб хотя бы поздороваться?
Ирма ловко
Тишина вокруг.
Ирма выдохнула. Фокусы с преображением требовали если не сил – сил хватало, – то глубокого сосредоточения. Невидимый наблюдатель во Дворце никак не дал о себе знать. Может, там и нет никого.
Захлопнув книгу, ведьма побрела обратно.
Прогулок на сегодня достаточно.
О том, что будет, Артур не задумывался.
Дорога вела на юг, в пустынные области, покинутые людьми после Дня Гнева, да так и не заселенные больше. Там, на Юге, за лесами Лихогорья, черный и страшный, ждал Триглав. Ждал демон, ничему не научившийся сто лет назад, снова затеявший игры с людьми, снова пожелавший заполучить чужую бессмертную душу.
Как в прошлый раз. Почему люди думают, что смогут обмануть того, кто создан, чтобы лгать? На что надеялся владыка Адам, заключая свой договор с тем, на Триглаве? Он хочет изгнать демона обратно в ад. Благое намерение. Сколько таких легло кирпичиками на дорогу, ведущую к Преисподней? И разве рыцари Храма должны спасать людей, всеми силами стремящихся погубить свою душу?
Нет. Но как-то так вышло, что больше некому.
О том, что будет, Артур не задумывался. Он знал, что, скорее всего, тот, на Триглаве, просто уничтожит слишком докучливого рыцаря, но иного выхода, чем бой, пусть даже заведомо проигранный, все равно не видел.
Он снова и снова вспоминал. Четыре дня, пять, заканчивается шестой. Не прошло и недели, а кажется, будто целая жизнь уложилась в эти несколько дней. Слишком многое изменилось сразу и навсегда. Все изменилось.
Артур не жалел. Во всем есть смысл, просто смысл этот не доступен смертному. И надо принимать как должное то, с чем ты не в силах поспорить. Но тяжело, очень тяжело и страшно знать, что внутри, как клубок гадюк, как крысиное гнездо, копошится что-то. Мерзкое, живое, непонятное. И очень трудно поверить в то, что когда-нибудь... очень скоро... оно заставит убивать. Как поверить? Ведь не может человек действовать против своей воли.
Все верно, не может. Если – против. А если нет? Если желания и помыслы человека становятся схожими с помыслами змеиного клубка?
Галеш. Менестрель! Если б хотел погубить, и то не нашел бы слов лучше. А он ведь от души, от всего сердца советовал: ищи, Артур, ищи бывшего владыку, гони его, как зверя, заставь его забиться в самую темную, самую
гадкую нору и не позволяй выползать оттуда даже изредка, даже в самую темную и ненастную ночь. И не убивай.Как просто все выходит: не убьешь, и даст бог, чужая сила не вытеснит твою душу.
Как хорошо для всех: чужак, пришедший уничтожить Единую Землю, не сможет попасть сюда.
Какое облегчение для тебя, брат Артур, – остаться собой.
Да только Пречистая сказала: «Спаси его!».
А сила, чужая, мерзкая до тошноты уже сейчас бежит по жилам. И сила эта не от Черного меча – это гнилое дыхание бывшего митрополита. Владыка разлагается заживо, а Артур словно притянут к нему незримыми и прочными путами. Лицом к лицу. Хочешь не хочешь – дыши гнилью, сэр рыцарь. Дыши, другого воздуха тебе не будет.
Или убей.
Убьешь, и душу твою сожрет Черный меч.
Не убьешь – сгниешь заживо.
Мы идем вдоль уюта и страха, что скрытыВ пропорциях кровель и стенГеометрия слова ломает симметриюПлоскости рук и колен.А сомненья и смерть – это ладан над дымным костромВсе будет после,Все будет после, а пока мы идем.Пряный запах полудня, как дым сигарет.Тех, кто может отбрасывать тень,Можно знать, но не думать об этом.Пока не закончится длящийся день,А суды и кресты, и расклады – все будет потом,Все будет после,Все будет после, а пока мы идем.Альберт в безопасности. С ним не случится больше ничего плохого. И за это нужно без устали благодарить Господа. Альберт жив. Это самое главное, что он жив, и будет жить, и... очень хочется верить, что он тоже не жалеет. Не тоскует. Не оглядывается мысленно, как раньше, ожидая увидеть за спиной... Нет, это младший был за спиной. Артур – впереди. Значит, Альберту и оглядываться не нужно, он и так видит: нет никого впереди. Он хороший маг. Очень сильный. И умелый. И умный, хоть совсем еще маленький. Альберт не наделает никаких опасных глупостей, а даже если захочет – Флейтист не позволит ему.
... И каяться не в чем. Самый страшный грех – убийство – простила Пречистая Дева, прочее же... Никто не скажет, в чем виновен ты, рыцарь для особых поручений, а что помимо твоей воли случилось и с тобой и с Альбертом. Никто. И спросить не у кого.
Приняв решение ехать на Триглав, Артур заглянул в свою душу и увидел то, чего следовало ожидать: увидел, что хочет умереть. Честно и чисто. Когда Пречистая встретит его на Небесах, она, наверное, скажет укоризненно:
– Ты все-таки отступил, мой рыцарь.
И возразить будет нечего. Однако что еще он может сейчас сделать?
Уйти. Уйти совсем. Отрешиться от земных дел. И спастись. Спасение в том, чтобы поступать как должно и принимать все, что будет. Должно молиться в уединении, молиться об Альберте, о владыке Адаме, о его сестре, о бедной, запутавшейся в собственных желаниях Ветке – обо всех людях в Долине. Но что будет, если ты уйдешь, Артур?
Люди молятся Миротворцу, как молились владыке Адаму, и расползается по Единой Земле гнилой запах из сожженных кумирен, люди верят в человека, полагая, что веруют в Господа. А дикие маги уже начали свою войну.