Врангель

Думается, в качестве одного из аргументов в пользу кандидатуры Врангеля послужила его однозначная позиция в отношении предложения английского правительства. Г. Н. Раковский свидетельствовал:

«Во время дневного совещания 22 марта Врангель, вопрос о назначении которого на должность главнокомандующего казался предрешенным, откровенно заявил членам Военного совета, что он не видит выхода из создавшегося положения и что, совершенно исключая возможность непосредственных переговоров с большевиками, нужно возложить на авторов <британского> ультиматума всю нравственную ответственность за последствия предпринятого шага.

— Долг чести требует, — говорит Врангель, — чтобы те, кто лишает нас помощи, приняли меры к охране неприкосновенности всех чинов армии и всех жителей занятых большевистскими силами местностей, и всех беженцев, которые пожелали бы вернуться на родину, наконец, всех тех, кто боролся с нами за общее дело и ныне томится в тюрьмах Советской России.

После этого выступления Врангеля члены Военного совета пришли к заключению, что именно такой, а не иной ответ нужно дать великобританскому правительству. Кроме того, на этом же совещании определенно выяснилось, что лицом, которое может выполнить тяжелую и неблагодарную задачу по ликвидации остатков Вооруженных Сил на Юге России, является именно генерал Врангель. Его кандидатура на пост главнокомандующего не встречала возражений, о чем председатель совещания и сообщил в Феодосию генералу Деникину.

Между тем среди некоторых из участников совещания по инициативе Драгомирова был поднят вопрос о том, что постановление Военного совета по поводу английского ультиматума должно быть оформлено в виде соответствующего акта, подписанного всеми участниками совещания.

Такого рода предложение встретило и весьма настойчивые возражения. Начались споры. Одни высказывались за, другие — против.

Мысль о необходимости составления акта нашла энергичного сторонника и в лице Врангеля, который заявил, что, если под зафиксированным постановлением не будет подписей присутствующих на совещании, он уезжает за границу.

— Этот документ необходим для меня и моего сына, — добавил Врангель.

Здесь выступил Сидорин и заявил, что генерал Врангель не менее нас, если не более, ответствен за всё происшедшее, а потому, если вопрос ставится генералом Врангелем в ультимативной форме, он, Сидорин, под этим актом не подпишется.

После обсуждения вопрос о необходимости составления акта был решен в положительном смысле. Документ составлялся, и редактировался, и подписывался членами Военного совета уже во время вечернего совещания…»

В это время между Деникиным и Драгомировым произошел разговор по телеграфу: «„Приехал ли генерал Врангель?“ — спросил Деникин. „Приехал“. — „Присутствовал ли генерал Врангель на заседании в 12 часов дня и осведомлен ли он о политической обстановке?“ — „Был осведомлен. Сейчас прибыл на совещание, начавшееся в 6 часов вечера“. — „Благословляю генерала Врангеля на его трудный путь“».

Врангель в мемуарах так изложил свою позицию, с которой он выступал на военном совете:

«Со своей стороны я считал совершенно недопустимым выбор нового Главнокомандующего его будущими подчиненными и единственно правильным назначение такового самим генералом Деникиным. Я ознакомил генерала Драгомирова с привезенным мною ультиматумом англичан.

— По тем отрывочным сведениям, которые я имел в Константинополе и которые получил только что от генерала Улагая, и при условии лишения нас всякой помощи со стороны союзников я не вижу возможности продолжать борьбу, — сказал я. — Яприбыл сюда потому, что не счел возможным не разделить с армией ее, быть может, последние часы, и если судьба пошлет мне испытание встать во главе армии, я его приму. Однако я считаю, что при настоящих условиях генерал Деникин не имеет нравственного права оставить то дело, во главе которого он до сих пор стоял. Он должен довести это дело до конца и принять на себя ответственность за всё, что произойдет.

— Решение Главнокомандующего уйти — окончательно. Я убежден, что он его не изменит, — ответил генерал Драгомиров…

— Я полагаю совершенно невозможным скрыть от военного совещания новые обстоятельства, в корне меняющие обстановку.

Я указал на ноту англичан».

По утверждению Врангеля, именно он был инициатором выделения из широкого состава Военного совета группы старших командиров:

«Новый Главнокомандующий, кто бы он ни был, должен с полной определенностью знать, что при этих условиях будут от него требовать его соратники, а последние — что может им обещать новый вождь. Всё это невозможно обсуждать в таком многолюдном собрании, в значительной мере состоящем из мальчиков. Ведь некоторые из нынешних командиров полков в нормальное время были бы только поручиками. Я полагаю, что из состава совета должны быть удалены все лица младше командиров корпусов или равных им по власти.

Генерал Драгомиров со мной охотно согласился. Мы тут же по списку наметили состав этих лиц (старших военачальников. — Б. С.):председатель — генерал от кавалерии Драгомиров, командующий флотом вице-адмирал Герасимов, Донской атаман генерал-лейтенант Богаевский, командующий Донской армией генерал-лейтенант Сидорин, начальник его штаба генерал-лейтенант Келчевский, начальник военного управления генерал-лейтенант Вязьмитинов, комендант Севастопольской крепости генерал-лейтенант Турбин, генераллейтенанты: Шатилов, Боровский, Покровский, Юзефович, Шиллинг, Кутепов, Улагай, Ефимов, Стогов, Топорков, начальник штаба Главнокомандующего генерал-майор Махров, начальник штаба командующего флотом контр-адмирал Евдокимов и я.

Генерал Драгомиров, отпустив прочих участников совещания, просил старших начальников перейти к нему в кабинет. Известие об ультиматуме англичан всех поразило. Значение его в полной мере учитывалось всеми, все были сумрачны и молчаливы. Генерал Драгомиров сообщил присутствующим, что генерал Деникин по-прежнему настаивает на выборе себе преемника. Однако все члены Совета продолжали считать такой порядок разрешения вопроса недопустимым.

Председательствующий предложил следующий выход из положения: старшие начальники в частном совещании выскажут свои предположения и назовут лицо, которое, по их мнению, может в настоящую минуту наиболее успешно выполнить возложенную на него задачу; генерал Драгомиров об этом сообщит генералу Деникину, доложив, что мнение участников совещания не связывает Главнокомандующего в его решении, и еще раз предложит генералу Деникину приказом назначить себе преемника.

Я просил слова и вновь повторил сказанное уже генералу Драгомирову: в настоящих условиях я не вижу возможности рассчитывать на успешное продолжение борьбы. Ультиматум англичан отнимает последние надежды. Нам предстоит испить горькую чашу до дна. При этих условиях генерал Деникин не имеет права оставить армию. Мои слова были встречены гробовым молчанием. Мне стало ясно, что как самим генералом Деникиным, так и всеми присутствующими вопрос об оставлении Главнокомандующим своего поста уже предрешен.

— Если генерал Деникин всё же оставит армию, — продолжал я, — и на одного из нас выпадет тяжкий крест, то прежде чем принять этот крест, тот, кто его будет нести, должен знать, что от него ожидают те, кто ему этот крест вверили. Повторяю, я лично не представляю себе возможным для нового Главнокомандующего обещать победоносный выход из положения. Самое большее, что можно от него требовать, — это сохранить честь вверенного армии русского знамени. Конечно, общая обстановка мне менее знакома, чем всем присутствующим, а потому я, быть может, преувеличиваю безвыходность нашего положения. Я считаю совершенно необходимым ныне же выяснить этот вопрос.