Вращая колесо Сансары

– Точность – вежливость королей, – решил я блеснуть эрудицией, но секретарша моё остроумие проигнорировала, вернувшись к своим бумагам.

Ровно через пять минут она прервала работу и нажала кнопку селектора:

– Михаил Андреевич, к вам товарищ Мальцев.

– Пусть заходит, – прошуршало в динамике, и секретарша, снова глянув на меня поверх очков, кивнула на двери.

Будучи атеистом, я всё же мысленно перекрестился, прежде чем переступить порог кабинета. Ух ты, какой здесь сухой и жаркий воздух, почти пустыня. Хотя, учитывая мифическую боязнь Суслова сырости, немудрено, что ему здесь создали такой микроклимат при помощи неслышно работающих обогревателей и вентиляции. Небось и знаменитые калоши где-нибудь в шкафу стоят, дожидаются осенней слякоти.

Убранство кабинета выглядело, можно сказать, спартанским. Куда до тех шика и блеска, которые довелось видеть Алексею Лозовому в кабинетах намного более мелких начальников в постперестроечные времена. Так что Суслов, по сравнению с чинушами и тем более бизнесменами конца XX – начала XXI века, выглядел настоящим аскетом.

Напротив входа – стол, за которым на скромном кресле, больше похожим на стул с мягкой обивкой, выпрямив спину, сидел хозяин кабинета. Взгляд поверх очков точно такой же, как у его секретарши, они тут по одному архетипу, что ли, подобраны? Костюмчик на Суслове явно не из бутика, заметны даже лёгкие потёртости на локтях, но в целом всё чистенько и отутюжено.

На столе – позавчерашний номер «Комсомолки» с моим интервью, причём (вероятно, сделано это было преднамеренно) газета оказалась раскрыта как раз на том самом развороте, и я увидел фото со своей счастливой физиономией.

Сзади Михаила Андреевича на стене – портрет Ленина. Чуть левее – Шелепина. На правой стене рядышком друг с другом висели два «неразлучника» – Маркс и Энгельс. Книжный шкаф забит собраниями сочинений «кого надо». Ни цветов тебе, ни картин, ни мягких диванов… Разве что выполненный из яшмы красивый письменный прибор с чернильницей с золочёной надписью: «Товарищу Суслову М. А. от мастеров Колывани». Таким и черепушку разбить можно при желании. Надеюсь, моя голова сегодня не пострадает, хотя кто знает, что на уме у этих «небожителей».

– Здравствуйте, товарищ Мальцев, – приподнялся Суслов, протягивая мне свою сухопарую руку. – Присаживайтесь. Чай, кофе? Сигарет не предлагаю, учитывая ваше спортивное настоящее. Я, признаться, и сам не курю, и наш ЦК пытаюсь отучить. Но, сами понимаете, многие из членов Центрального Комитета – фронтовики, а фронтовые привычки так просто не искоренить.

– Спасибо, можно зелёный чай с лимоном, если есть, конечно.

– Есть и зелёный, я сам его уважаю, причём из дружественного нам Китая. Говорят, полезен очень.

Хе, удивил! Надо было из Англии чайку привезти, сам бы его угостил.

Дав указания секретарше, Михаил Андреевич кивнул на разворот «Комсомолки».

– Читал, довольно интересное интервью. Мне вот как-то не довелось лично пообщаться с английской королевой. Как она вам показалась?

– Как женщина или как королева? – на всякий случай уточнил я с самым серьёзным выражением на лице.

– А вы шутник, Егор Дмитриевич, – хмыкнул Суслов и снова посерьёзнел. – Солдатов мне рассказывал, что на приёме в Букингемском дворце вы держались достойно.

– Так ведь старался не уронить честь советского спорта, Михаил Андреевич.

– Я в курсе, что вам это удаётся, вы же теперь ведущий игрок команды, выигравшей… э-э-э…

– Кубок европейских чемпионов, – подсказал я.

– Ну да, точно. Я-то футболом никогда особенно не интересовался, но благодаря вашим успехам стал почитывать спортивную периодику… А, вот и чай. Спасибо, Вера Алексеевна.

Секретарша поставила на стол две чашки с блюдцами с дымящимся пахучим напитком, вазочку с сахаром, розетку с вишневым вареньем и небольшие тарелочки с печеньем и конфетами и удалилась.

– Угощайтесь, – пригласил Суслов и положил в свою чашку две ложечки варенья.

Я последовал его примеру.

Только я отхлебнул чая, как главный идеолог страны, непотопляемый ни при Сталине, ни при Хрущёве, ни при Шелепине, заявил:

– Я ознакомился с вашей необычной биографией, товарищ Мальцев. – Он посмотрел на меня, видимо ожидая какой-то реакции, но я с невозмутимым видом продолжал пить чай. Тогда Суслов продолжил: – Весьма неожиданный взлёт. Обычная дворовая шпана, и вдруг за какие-то год-два – всесоюзно известный персонаж. Такие таланты и в музыке, и в спорте… А что, вас действительно ударило током?

– Было такое, – нехотя подтвердил я, думая, кто из друзей прежнего Мальцева проболтался.

– И после этого в вас и открылись эти самые таланты?

– Не знаю, может, совпало, а может, и в самом деле удар током послужил катализатором пробуждения моих способностей.

– Катализатором, – медленно повторил Суслов, будто катая слово во рту, и неожиданно спросил: – Товарищ Мальцев, что у вас было с дочерью Фурцевой? Только не врите.

Опаньки, вот это поворот! Это он что же, пригласил меня поговорить насчёт моей личной жизни?

Понятно, что я замешкался, но промедление могло вызвать у него подозрение в моей искренности, поэтому я решил с ответом не тянуть.

– Ничего не было, Михаил Андреевич, – сказал я, испытывая непреодолимое желание добавить: «Мамой клянусь!»

– А из-за кого она вены себе резала? Об этом сейчас вся Москва говорит, и вы наверняка слышали.

– Ну да, вчера услышал… от знакомого. Но почему вы решили, что я как-то связан с попыткой суицида Светланы Фурцевой?

– Но вы же не отрицаете факт вашего знакомства?

Всё это начинало походить на дешёвую пародию допроса у следователя. Осталось направить мне в глаза лампу, чтобы добиться полной аутентичности.

– Да, мы знакомы, но между нами ничего не было, и вообще я её не видел… почти год, с того самого банкета после товарищеского матча сборных Советского Союза и Бразилии.

– Но в тот раз вы вместе отлучались из банкетного зала.

– Михаил Андреевич, Светлана попросила меня проводить её до уборной. Я не мог отказать женщине, которая после выпитого не совсем твёрдо держалась на ногах. Проводил – этим всё и ограничилось.

– А вот некоторым бразильским товарищам показалось, будто они помешали вам в уборной своим появлением. Якобы и ваш вид, и вид Светланы говорили о том, что вас едва не застали за чем-то непотребным.

Вот блин, это кто же настучал-то? Манга и Флавио там точно были, ещё переводчик… Может, он и стуканул? Теперь поди разберись… Однако придётся как-то выкручиваться, на фиг мне не нужны проблемы с семейством Фурцевых.

– Не знаю, Михаил Андреевич, что там кому показалось, но ничего у нас со Светланой там не было, – с нажимом на последние слова произнёс я.