Врата Изгнанников

Однажды, когда уши Сиптаха встали торчком и Эрхин поглядела налево от них, внутри его все холодело. Он представлял себе вражескую армию где-то недалеко от них — или одинокого лучника, выстрел которого может быть смертельным. — Скорее всего какие-нибудь животные, — наконец сказала Моргейн.

Дальше и дальше, пока они не остановились в роще, заросшей невысоким кустарником. — Лио, я думаю, надо дать лошадям отдохнуть, — сказал он. — Но разбивать здесь лагерь мне не хочется.

— Да, — сказала Моргейн, соскользнула на землю, привязала поводья Сиптаха к седлу и начала успокаивать жеребца, который то косился на меринов, то поднимал и опускал уши и мотал головой в сторону Эрхин, с которой уже спустился Вейни.

— Да стой же ты, — прошипела Моргейн серому, и натянула поводья, что обычно успокаивало жеребца, но не сейчас: он вскинул голову и раздул ноздри, уши стояли торчком.

— Подожди, — негромко сказал Вейни, так спокойно, как только мог. — Здесь кто-то есть.

Лошади — очень уязвимы. И никакой уверенности, что дальше можно найти для них убежище. Быть может дальше будет только хуже. Сиптах опять протестующе мотнул головой и заплясал на месте.

— На рассвете мы будем как на ладони, — сказала она. — И ничего не поделаешь.

— Тогда они обрушатся на нас всеми силами. Лио, на этот раз…

— Я думала, что ты больше не будешь советовать.

Он слишком резко вздохнул. Из сломанных ребер ударила боль. — Лио…

Треснул куст, кто-то поднимался по склону.

— Я согласен с тобой, — сказал он. — Давай убираться отсюда.

— Поехали! — прошипела она, и села на Сиптаха, хорошо выученного и надежного, который пронес ее через все миры.

И он выбрал Эрхин, по той же причине, потому что это была лошадь, которую он знал, которая отвечала на малейшее движение его пяток и коленей. Обоих заводных лошадей он взял на себя, и его седло вздрагивало каждый раз, когда они преодолевали очередной подъем или перепрыгивали через камни, обильно усеивавшие землю. В темноте, при свете звезд, хвост Сиптаха время от времени вспыхивал перед ними, но быстро исчезал за черными кустами и деревьями, а удары копыт, дребезжание брони и сбруи, и скрип кустов угрожающе громко звучали в ночной тиши.

Вниз со склона покатого холма, вдоль крошечного ручейка, они сохраняли постоянную скорость, пока Моргейн не подняла руку и он остановился, тяжело дышащие лошади сгрудились вместе, их громкое дыхание, удары копыт по земле и звяканье сбруи заглушали любые звуки, которые могли идти сзади.

— Я не слышу их, — наконец сказал он.

— И я, — прошептала Моргейн, и, повернув Сиптаха, опять направилась вверх по склону холма, долгий и тяжелый подъем, особенно для того, кто ведет двух лошадей, привязанных к сбруе Эрхин.

Когда они достигли вершины холма, небо на востоке слабо осветилось и звезды начали таять, знаменуя наступление нового дня.

Они поменяли лошадей и поскакали вниз уже на меринах, ведя за собой Эрхин и Сиптаха, слишком усталых, чтобы возражать. Красный край солнца уже поднимался, освещая землю тусклым светом, и на горизонте появились рвущиеся в небо скалы Манта, похожие на кривые зубы гигантского дракона.

Мерин покачнулся, но сумел выпрямиться, и Вейни подбросило в седле; на мгновение весь восток расплылся и закружился, он схватился за луку седла, задержал дыхание и попытался расслабится, пережидая боль. Но боль не уходила, и он укусил себя за щеку изнутри, а потом еще и еще, чтобы боль от новой раны перебила другую, слишком сильную.

Моргейн мгновенно уловила, что с ним что-то случилось и, пока он сражался с собой, подскакала поближе, ее лошадь встала бок о бок с его, среди кустов и камней. — Вейни?

— Все в порядке. — Сердце стучало, его бил озноб, небо не хотело останавливаться, и он испугался, что может упасть, прямо на нее, заставив ее изменить свои планы и делать то, чего она не хочет.

Но нет, подумал он, еще нет. Если угрозы и удары врагов заставляют только покрепче сидеть в седле, его собственная решимость должна сделать то же самое, а потом еда, вода и небольшой отдых прогонят головокружение из головы и оцепенение из мышц.

— Никто не знает, — сказала она, — как долго придется еще скакать. — Вейни — мы можем найти место — мы должны найти его.

Он покачал головой, повернул голову мерина вниз и заставил его продолжить спуск. Слишком много боли, язык не хотел говорить.

Какой-то предмет прошипел в тонком воздухе и ударил его в плечо, как камень, выпущенный из пращи — сила удара наполовину развернула его, но он остался в седле; в следующий удар сердца шипение стрелы достигло его ушей и он понял, что в него попало и что стрелы еще полетят. Мерин от страха бросился вперед, потом дернулся назад и ему пришлось сражаться с ним, удерживая поводья онемелыми руками. В голове билась только одна мысль: отступить назад в укрытие, пока Моргейн не бросилась прикрывать его собой. Мерин зацепился за куст, чуть не упал, выпрямился, но он уже был в укрытии, за камнями, а вот Сиптах и Эрхин сгрудились на открытом месте и дергали повод, пытаясь освободиться. Конь продолжал сражаться с кустами, а Вейни соскользнул вниз, оступился и упал на землю за большим камнем, торчащим из склона. Пока он пытался восстановить дыхание, Моргейн соскочила с коня и бросилась к нему, на ходу стреляя из своего оружия в склон холма, откуда летели стрелы, от выстрелов гудело в ушах.

— Ты ранен? — крикнула она. — Вейни, ты ранен?

Он удара рука онемела, но действовала, он выпрыгнул из-за камня и бросился к Эрхин и Сиптаху, которые крутились на месте, привязанные к испуганным меринам. На седле Эрхин висел его лук. Вокруг свистели стрелы. Одна, на излете, ударила в Эрхин и она отпрыгнула от него, а сзади голос Моргейн ругал его и приказывал прыгнуть в укрытие.

Вейни схватил лук и оборвал завязки, привязывавшие его к седлу Эрхин, выхватил колчан со стрелами, упал и пополз наверх, на верхушку свалившего сверху огромного камня, у края которого собрались лошади.

Подъем забрал все силы. Но он встал на колени, видя только то, что необходимо и не слыша ничего, кроме криков врагов. Он поставил лук на камень, зажал коленом и, весь покрывшись потом, натянул тетиву.

Потом наложил первую стрелу и выбрал цель среди тех, кто роился на горе, как если бы сами кусты и камни ожили в предрассветной полутьме.

Он выбрал цели, прекрасно понимая выгоды своей позиции, и начал стрелять, спокойно, тщательно, будучи уверен, что сам станет целью, если не сможет убить их лучников прежде, чем они накинутся на него и Моргейн, и они действительно пытались: но он брал стрелы, одну за другой, и тряс головой, отбрасывая волосы с глаз, а горячий пот бежал по холодной коже. Он спросил себя, не пробила ли стрела броню, прежде чем отлететь от нее. Во всяком случае все плечо горело, руки от боли сделались слабыми, а местность вокруг опасно качалась.

Но натянуть лук он еще может. Он перевел дыхание, вздохнул, сбрасывая с себя напряжение, и опять сосредоточился на своих целях, посылая стрелы в тех, кого не могло достичь оружие стрелявшей снизу Моргейн, главным образом лучников, которые увидели его и стреляли по нему.

И вскоре его колчан почти опустел.

ПЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА

Враги укрылись за камнями, разбросанными по склону холма, и в гуще кустарника, целей стало совсем мало. Вейни вытер пот обратной стороной ладони и осторожно, чтобы не повредить оперенье, вынул из колчана последние четыре стрелы и наложил первую на тетиву.