Врата изменников

Лицо Йена сморщилось от огорчения и брезгливости.

– Как можно вести себя столь нецивилизованно! Неспособность сдержать вспышку ярости, неумение контролировать себя – это недостойно человека, особенно умного и не лишенного понятия о чести. Какая жалость, когда человек так не ценит себя. Надеюсь, вы ошиблись в вашем предположении. Крайслер при его способностях достоин лучшей участи.

Они беседовали в том же духе еще какое-то время, но минут через десять Питт все же откланялся. Он так и не узнал ничего нового о Сьюзен Чэнселлор и был в полном недоумении, думая об информации, полученной из посольства Германии.

– Какое это имеет значение?

Шарлотта Питт, выполняя родственный долг, нанесла очередной визит бабушке. После того как Кэролайн, мать Шарлотты, недавно во второй раз вышла замуж (старая леди противилась этому столь яростно, что это не на шутку грозило ей апоплексическим ударом), бабушка жила в доме Эмили, своей младшей внучки. Ни Эмили, ни ее муж Джек не были рады этому – уж больно невыносимым был характер у старухи. Но она ни в коем случае не могла остаться на Кейтер-стрит с Кэролайн и ее новым мужем, хотя этого ей никто и не предлагал. В доме Шарлотты и без того было тесно, к тому же бабушка не собиралась жить под одной крышей с полицейским, даже получившим повышение и понемногу приобретавшим то, что походило на респектабельность. Это, при всех прочих условиях, было не лучше, чем жить с зятем-актером. Никогда никто из рода Эллисонов не выходил замуж за артистов; теперь же ее единственная дочь Кэролайн, потеряв рассудок, сделала это. Правда, она Эллисон только по браку. Что сказал бы бедный Эдвард, отец Шарлотты, узнай он об этом? Но Бог был милостив и призвал его к себе раньше, чем это произошло.

Миссис Питт же была уверена, что, будь отец жив, подобный вопрос вообще не возник бы. Бабушка сочла ее замечание непозволительной дерзостью.

Теперь, когда Эмили и Джек отдыхали в Италии и пожилая дама осталась в доме одна – не считая, конечно, слуг, – Шарлотта считала необходимым навещать бабушку по крайней мере раз в две недели. За это она каждый раз вознаграждала себя чем-нибудь. На сей раз Шарлотта торопилась с новой приятельницей Харриет Сомс на выставку цветов.

Бабушка с нетерпением ждала приходов внучки, сгорая от желания услышать последние светские сплетни. Оставшись одна в доме, она томилась без общения.

Сегодня Шарлотта, помимо прочего, обмолвилась и об Аманде Пеннеквик, за которой серьезно ухаживал Гарстон Эйлмер, не преминув заметить, что он ужасно некрасив.

– Серьезная во всех отношениях проблема, если решаешься на брак, – продолжая, искренне сказала Шарлотта.

Бабушка и внучка сидели в несколько перегруженной мебелью, но достаточно еще просторной гостиной дома Эмили. Пол украшал обюссонский ковер, сотканный по особому заказу.

– Вздор! – оборвала ее старая леди. – Сразу видно, как ты легкомысленна! Внешность мужчины – это не главное. – Она сердито уставилась на свою гостью. – А если для тебя это так, то как объяснить, что ты вышла замуж за Томаса? Красавцем его не назовешь, у него нет даже элементарного умения хорошо держаться. В жизни не видела мужчину, который бы так небрежно одевался. Даже костюм от лучшего портного на нем выглядел бы как тряпка. У него слишком длинные волосы, а в карманах настоящая лавка древностей. С тех пор как он появился в нашем доме, не помню и дня, чтобы галстук на нем не был сбит набок.

– Какое это имеет отношение к моему замечанию, что Эйлмер некрасив? – рассердилась Шарлотта.

– Как какое? – не сдавалась старуха. – Конечно, человек не может изменить свое лицо, но вполне может научиться манерам и умению хорошо одеваться. Я всегда утверждала: беспорядок в одежде свидетельствует о беспорядке в уме.

– Ты никогда не говорила такого. Никогда, – упорствовала ее молодая собеседница.

– Я просто щадила твои чувства, но раз ты сама об этом заговорила, то вини только себя. Кто такая эта Аманда… Шиллинг? Шестипенсовик?

– Пеннеквик, бабушка.

– Не хитри. Не уходи от ответа. Кто она? – потребовала пожилая леди.

– Не знаю, но она очень красива.

– Это тоже ничего не значит. Из какой она семьи, как воспитана, какие манеры, богата ли? Умеет ли вести себя в обществе? Из ее семьи кто-нибудь известен?

– Не знаю, но думаю, для министра Эйлмера это не имеет значения, – подчеркнуто сказала Шарлотта. – Он сам знает, как добывать деньги. Это старший сотрудник Министерства по делам колоний, и он подает большие надежды.

– Вот ты и ответила себе, глупая девчонка! Какое имеет значение, красив он или нет? Он из хорошей семьи, и у него блестящее будущее. Это сущая удача для твоей Пенни, как ее там, и если у нее достаточно ума, она поймет это. А какой у него характер? Он пьет? Водится с кем попало?

– Кажется, характер у него неплохой, а вот пьет он или нет – этого я не знаю.

– Ну, если он по этим статьям подходит, его не следует сбрасывать со счетов, – как бы подвела итог старая дама. – Не понимаю, почему ты завела разговор об этом. Ничего особенного в этом случае нет.

Но Шарлотта продолжала:

– Она интересуется астрономией.

– Чем? Говори понятней. Ты в последние дни постоянно мямлишь себе под нос! У тебя испортилась речь с тех пор, как ты вышла замуж и ушла из дома. Ты, должно быть, не с теми людьми общаешься. Воспитанных людей из хорошей семьи узнают по их речи.

– Ты тоже себе противоречишь, – съязвила внучка, намекая на то, что является прямой наследницей своей бабушки.

– Не дерзи! – строго прикрикнула на нее старуха. – По ее слегка порозовевшим щекам Шарлотта поняла, что ее стрела угодила в цель. – Каждая семья не без урода, – добавила бабушка, злорадно посмотрев на внучку. – Даже у нашей бедной королевы есть свои заботы. Например, герцог Кларенский. Не может выбрать в любовницы женщину из приличной семьи, так мне говорили. А ты приходишь и рассказываешь мне всякую ерунду о какой-то глупой девчонке, которая ничего из себя не представляет, но выходит замуж за человека знатного происхождения, занимающего высокий пост и с прекрасными перспективами. И все потому, что он невзрачен на вид. Ну и что из этого?

– Она не собирается выходить за него замуж.

Старая леди сердито фыркнула.

– В таком случае она глупа – это все, что я могу сказать. Почему ты не можешь говорить о чем-нибудь более разумном? Ты даже не спросила, как я себя чувствую. Ты знаешь, что эта глупая кухарка Эмили приготовила мне вчера на обед? Вареную курятину, а за день до этого на ужин подала жареную скумбрию вместо фаршированной, и без вина. О том, что это была рыба, я узнала лишь по запаху. А мне хотелось омара. У нас всегда подают омара, когда Эмили дома.

– Возможно, в рыбной лавке не было свежих омаров, – попробовала успокоить бабушку Шарлотта.

– Не выгораживай ее, я все равно не поверю. Мне хотелось бы зайчатины. Я очень люблю тушеную зайчатину в горшочке.

– Но сейчас не сезон охоты, – напомнила ей гостья. – Зайчатина в горшочке возможна только в сентябре.

Старая дама сердито посмотрела на внучку, но оставила эту тему и снова вернулась к Аманде Пеннеквик.

– Почему ты считаешь дурой эту охотницу за деньгами?

– Это ты назвала ее глупой, а не я.

– Но ты же сказала, что она не собирается замуж, потому что он некрасив, хотя во всех других отношениях он – великолепная партия. Из твоих слов вывод один: она глупа. Кстати, почему ты решила, что она выходит замуж, если она не говорит ни «да», ни «нет»? А что еще она должна говорить? Не может же она сразу сказать «да». Это неприличная поспешность, вульгарность. А быть вульгарной непростительно и даже неразумно.

– Неразумно? – в недоумении спросила Шарлотта.

Старушка посмотрела на внучку с явным неодобрением.