Врата Птолемея

Черноволосая девушка пробралась к обломку трубы, валяющемуся в соседнем саду. Медленно, охая и кряхтя, точно дряхлая старуха, она перешла в сидячее положение и уронила голову на руки. Закрыла глаза.

Чуть-чуть отдохнуть. Пяти минут хватит.

Время шло, близился рассвет. В небе гасли холодные звезды.

Натаниэль

2

Великий волшебник Джон Мэндрейк завтракал у себя в гостиной, сидя в плетеном кресле у окна, как то вошло у него в обычай в последние несколько месяцев. Тяжелые шторы были небрежно отдернуты в сторону. Небо за окном было тяжелым и серым, и плотный, слоистый туман пробирался между стволами деревьев на площади.

Круглый столик, за которым сидел волшебник, был выточен из ливанского кедра. Нагревшись на солнце, дерево источало приятный аромат, но этим утром столик был тёмным и холодным. Мэндрейк налил кофе в стакан, снял с тарелки серебряную крышку и взялся за яичницу с карри и беконом. На полочке над тостами и крыжовенным вареньем лежали аккуратно сложенная газета и конверт с кроваво-красной печатью. Держа стакан в левой руке, Мэндрейк отхлебнул кофе, а правой в это время развернул газету на столе. Взглянул на первую полосу, хмыкнул и потянулся за конвертом. На полочке, на специальном крючочке, висел нож слоновой кости для бумаг. Мэндрейк отложил вилку, одним уверенным движением вскрыл конверт и вынул сложенный пергамент. Это он прочел внимательно, хмуря брови. Потом снова сложил письмо, сунул его обратно в конверт и со вздохом вернулся к трапезе.

В дверь постучали. Мэндрейк, несмотря на то что рот у него был набит беконом, отдал приказ. Дверь бесшумно распахнулась, и в комнату застенчиво вошла стройная молодая девушка с портфелем в руках.

Девушка остановилась.

— Прошу прощения, сэр, — начала она, — я не слишком рано?

— Вовсе нет, Пайпер, вовсе нет. Мэндрейк махнул ей рукой и указал на стул по другую сторону своего столика.

— Вы завтракали?

— Да, сэр.

Девушка села. На ней были тёмно-синие юбка и жакет и безупречно белая блузка. Прямые тёмно-русые волосы зачесаны со лба назад и заколоты на затылке. Девушка положила портфель себе на колени.

Мэндрейк подхватил на вилку кусок яичницы с карри.

— Извините, я, с вашего разрешения, продолжу завтракать, — сказал он. — Я сегодня не спал до трёх часов, в связи с последним инцидентом. На этот раз в Кенте.

Госпожа Пайпер кивнула.

— Я слышала об этом, сэр. В министерство поступил доклад. Вылазку удалось подавить?

— Да, по крайней мере, насколько можно судить по моему шару. Я отправил туда несколько демонов. В любом случае, в ближайшее время мы это узнаем. Ну-с, так что же вы мне приготовили на сегодня?

Госпожа Пайпер расстегнула портфель и вынула стопку бумаг.

— Ряд предложений от секретарей, сэр, касательно пропагандистской кампании в отдаленных регионах. Вам на утверждение. Идеи новых плакатов…

— Что ж, давайте взглянем.

Он отхлебнул кофе, протянул руку.

— Что-нибудь ещё?

— Протокол последнего заседания Совета…

— Потом почитаю. Сперва плакаты.

Он окинул взглядом первую страницу.

— «Поступи на службу — послужи своей стране и повидай мир!» Ну и что это такое? Реклама туристической фирмы? Размазня какая-то… Говорите, Пайпер, говорите, я слушаю.

— Вот последние материалы из Америки для первых полос газет, сэр. Я их слегка причесала. Думаю, из осады Бостона можно сделать нечто вполне приличное.

— Ну да, сделать упор на героическую попытку, а не на позорный провал…

Он пристроил бумаги на колено и принялся мазать тост крыжовенным вареньем.

— Хорошо, я попытаюсь написать что-нибудь на эту тему, только попозже. Ага, вот это неплохо: «Защищай родину и заслужи вечную славу!» Хорошо. Тут предлагают изобразить деревенского парня с мужественным лицом, но как насчёт того, чтобы изобразить на заднем плане семейную группу — скажем, родителей и младшую сестренку, которые выглядят очень уязвимыми и с восхищением взирают на него? Поставим на семейные узы.

Госпожа Пайпер энергично закивала.

— Да, сэр, и его жену тоже.

— Нет. Нам нужны холостяки. Когда солдаты не возвращаются, именно их жены причиняют больше всего неудобств.

Он захрустел тостом.

— Других писем нет?

— От мистера Мейкписа, сэр. Доставлено бесом. Справляется, не заглянете ли вы к нему сегодня утром.

— Не могу. Слишком занят. Может быть, попозже.

— Кроме того, его бес принёс вот этот листок? — И госпожа Пайпер виновато протянула сиреневую бумажку. — Приглашение на премьеру его пьесы в конце недели. Называется «От Уоппинга до Вестминстера». История восхождения к славе нашего премьер-министра. Судя по всему, это будет вечер, которого мы никогда не забудем.

Мэндрейк застонал.

— Ну да, видимо, это замечательная вещь. Бросьте в корзину. У нас есть дела поважнее, чем толковать о театре. Что ещё?

— Мистер Деверокс разослал докладную записку. Ссылаясь на «тревожные времена», он распорядился поместить наиболее ценные сокровища нации в специальное хранилище в подвалах Уайтхолла. Они останутся там вплоть до соответствующего распоряжения премьер-министра.

Мэндрейк поднял глаза и нахмурился.

— Сокровища? Как то?

— Это не уточняется. Я подозреваю, это будут…

— Посох, Амулет и прочие артефакты наивысшего могущества! — Мэндрейк стиснул зубы и коротко зашипел. — Ему не следует этого делать, Пайпер. Артефакты необходимо пустить в ход!

— Да, сэр. И это тоже от мистера Деверокса.

Она протянула ему небольшую бандероль. Волшебник взглянул на бандероль мрачно.

— Что, опять тога?

— Маска, сэр. Для сегодняшнего званого вечера.

Мэндрейк с возмущенным возгласом указал на конверт, лежащий на полочке.

— Ну да, приглашение я уже получил! Просто не верится, Пайпер: нам грозит поражение в войне, империя балансирует на краю гибели — а наш премьер-министр только и думает, что о пьесах и вечеринках! Ладно. Положите это к документам. Я возьму её с собой. Плакаты вроде бы неплохие. — Он вернул ей бумаги. — Быть может, недостаточно броские и лаконичные…

Он немного поразмыслил и кивнул.

— У вас есть ручка? Попробуйте «За свободу и британский образ мыслей!». Это ничего не значит, но звучит внушительно.

Госпожа Пайпер поразмыслила.

— Мне это кажется достаточно глубокомысленным, сэр.

— Великолепно. Значит, простолюдины это сожрут.

Он встал, промокнул губы салфеткой и бросил её на поднос.

— Ладно, думаю, теперь стоит взглянуть, как там управились демоны. Нет-нет, Пайпер, только после вас.

Если госпожа Пайпер относилась к своему шефу с обожанием и восхищением, то в этом она была далеко не одинока среди дам избранного круга. Джон Мэндрейк был привлекательным молодым человеком, и к тому же его окутывал аромат власти, сладкий и опьяняющий, точно запах жимолости летним вечером. Джон Мэндрейк был среднего роста, лёгкого сложения, и действовал он стремительно и уверенно. Его бледное, узкое лицо представляло собой интригующую загадку: крайняя молодость — ему было пока всего семнадцать, — в сочетании с опытом и авторитетностью. Глаза у него были тёмные, живые и серьёзные, а лоб избороздили преждевременные морщины.

Его уверенность в собственном интеллекте, которая некогда опасно опережала его опыт и навыки, теперь поддерживалась умением держать себя в обществе. С равными и низшими он был неизменно любезен и обаятелен, хотя держался несколько отстраненно, как бы поглощенный некой душевной меланхолией. В сравнении с грубыми вкусами и эксцентричными выходками его коллег министров эта сдержанная отрешенность выглядела элегантной, что придавало Мэндрейку лишней таинственности.

Свои чёрные волосы Мэндрейк стриг коротко, на военный манер — это новшество он ввел сознательно, в знак уважения к тем, кто сейчас воюет в Америке. Этот жест принёс успех: шпионы доносили, что среди простолюдинов он остается наиболее популярным волшебником. Поэтому многие подражали ему в прическе, и его тёмные костюмы тоже ненадолго, но вошли в моду. Галстуками он себя более не утруждал: воротничок его рубашки оставался небрежно расстегнутым.