Врата рая

Кингсли остановился у входа в гостиную и стал ждать, пока гудение утихнет. Он был красив, как никогда, Мими не могла не заметить, его густые темные, почти черные волосы и голубые глаза. Оглядев толпу, его взгляд остановился на ней.

Он знает, поняла она. Он может видеть сквозь маскировку, через иллюзию и знает, что за этой маской я.

Она была в восторге и ужасе одновременно.

Что он будет делать?

Они смотрели друг на друга в течение длительного времени. Затем его взгляд продолжил скользить по комнате.

Купится ли он? Подумала она. Поверит ли?

Он должен был, для общего дела. Он должен был поверить, что она была лгуньей, предателем, и делала все, что могла, против него и вампиров. Его жизнь зависела от этого. Если бы он по — прежнему считал ее верной, то все было бы потеряно.

Она должна была заставить его поверить этой лжи, это был единственный способ защитить его. Мими поняла, что это уравнение не имеет другого решения, это то, что Люцифер предназначил им — безысходность. Может быть, Джек нашел другой путь, она не знала. Она знала только, что теперь что — то в нем изменилось. Так или иначе, Джек отказался от боя.

Она позвала его.

Джек? Джек, ты здесь?

Он не ответил. Возможно, было слишком поздно, может быть, он уже нашел Шайлер и делал то, что решил сделать, что бы это ни было — Как вы все знаете, давным — давно мы сражались за контроль над Семью Вратами, — начал он, — которые охраняют Пути Мертвых и держат в аду демонов и их братьев. Серебряной крови было поручено уничтожить их все, что бы Люцифер смог вернуться из преисподней, но до сих пор, благодаря мужеству, преданности и жестокости наших Венаторов, Врата Ада стоят, даже теперь, когда мы несем тяжелые потери в борьбе против Нефилимов, — Сделав глубокий вздох, он продолжил. — Но я созвал вас всех здесь не поэтому. Недавно мы узнали, атака на Врата Ада является просто уловкой. Наш враг сосредоточил все свои силы на чем — то гораздо более важном. Врата Обещания, Врата Габриэллы, охраняют двойной путь.

Один ведет в преисподнюю, а другой — обратно в рай.

Послышался коллективный вздох.

Кингсли подождал, пока они успокоятся и продолжил:

— Мы так же узнали, что Люцифер нашёл способ использования Божественного огня для войны на небесах, кластеризировав его.

Комната загудела от нетерпения и страха.

— Теперь мы должны остановить его, — сказал он. — Мы не можем позволить Темному Принцу забрать то, что по праву ему не принадлежит.

— Как мы можем сделать это? — крикнул кто — то.

Кингсли улыбнулся. Обаятельный, как всегда, даже если нужно было поднять войска.

— Я рад, что вы спросили, — сказал он. — У нас есть два преимущества.

Первое: Люцифер не сможет войти в Рай без ключа к Вратам. Я направил группу Венаторов для защиты Привратника и препровождения ее в безопасное место. Вероятность ее поимки Серебряной кровью очень небольшая, и без нее, они не смогут взять ворота. Другой…

— Стой! — Закричала Дэминг. — Мы не можем планировать или обсуждать что — то сейчас. Не перед ней!

Она указала на Мими, вынимая меч.

— Это не моя сестра! Она предательница! Аперио Орис! — Закричал Венатор. — Покажи себя!

Маска соскользнула и Мими стояла посреди комнаты. Ее длинные блестящие волосы цвета платины волной падали на плечи. На лице — ухмылка.

— Она работает на Серебряную Кровь! Она больше не наш Регент, — кричал Дэминг.

Мими оказалсь в ловушке. Венаторы окружили ее, прежде чем она смогла обнажить свой меч. Она посмотрела на их лица, и увидела глубокую ненависть и страх. Они убьют ее. Медленно. И будут наслаждаться этим.

Сейчас был момент истины. Посмотрев на Кингсли, она ждала и ждала, чтобы увидеть, понял ли он, увидел ли ее «битву». Шарадами, хитростью, обманом она отчаянно пыталась спасти свою любовь и свой Ковен.

Его голубые глаз казались ледяными, и она знала, что потеряла его, наконец. Он отказался от надежды. Ее план работал.

Он верил, что она была лгуньей.

Он верил в ложь.

Она не знала, радоваться или отчаиваться.

— Схватить её, — сказал он.

СОРОК ОДИН

Томазия (Флоренция, 1452)

Она была принцессой, попавшей в замок. Андреас приказал ей спать оставшуюся часть беременности. И все это время она была одна, не считая Венаторов, назначенных для ее защиты лояльным Беларамином. Когда Андреас посещал ее, что было редкостью, Томазия пыталась поговорить с ним, чтобы понять — угрожает ли он ее будущему ребенку, но он не хотел это обсуждать. Вместо этого он настоял, чтобы она отдыхала — в своей камере. Она попросила глины, ведь если она будет работать, может тогда ей не будет так одиноко. Он смягчился, и она проводила дни поглощенная своей работой, в то время как Андреас отправился на охоту со своим новым напарником, Людививо Аросто.

Людививо, один из конклава, в прошлом был для Томазии почти отцом. Но в этом цикле она встречалась с ним только раз или два, прежде чем Андреас, по существу, запер ее в одиночестве. Она помнила только тонкого, белокурого юношу, которому, казалось, лучше подходит жизнь ученого, чем жизнь убийцы Серебряной Крови. Но когда Андреас приходил в гости, он рассказывал о своих с Людививо многочисленных успехах, это почти заставило Томазию завидовать им, когда она пыталась представить, как бы преследовала Серебряную кровь с ее нынешним обхватом.

— Ты делаешь потрясающие успехи в скульптуре, — сказал Андреас, изучая таблицы, которые она выложила. Это был самый сложный кусок, из всех, что она когда — либо делала. Три фигуры, окружающие Врата: одна из них, женщина, лежала на земле, две других, мужчины, стояли над ней, лицом друг к другу. Она еще не приступала к работе над каким — либо лицом. Это были скульптуры из памяти, и эти воспоминания становились все тяжелее и тяжелее.

Разве Андреас не помнит? Подумала она. Неужели он не видит, что я создала, что пришло мне на ум? Или он так зациклен на сокрытии от меня планов на моего ребенка, что предпочитает игнорировать это? Она была уверена, что он строил планы. У него не было оснований полагать, что ее ребенок будет отличаться от того, что родился у Симонетты.

— Что ты будешь делать с остальными? С другими демонорожденными детьми? — Спросила она однажды днем. — Ты не должен убивать Нефилимов. Они не заслуживают такой участи.

Андреас сказал ей не беспокоиться, потому что он обучил Петрувианских священников заботиться о них.

— Мой ребенок невиновен, — сказала она. — Ему не должен быть причинен вред.

— Все твое — мое, — обещал Андреас. — Но, возможно, ты должна убрать свою работу и вернуться к ней, когда оправишься от родовых болей, — сказал он, осматривая скульптуру более внимательно.