Врата славы
Шрифт:
Вдоволь натешившись, они оставили его и стали одеваться. Ашурран так насмехалась над Аридди:
— Вчера я хотела заплатить тебе золотом, но ты отказался. Вот и получается, что ты целую ночь ублажал нас бесплатно! В следующий раз уж не продешеви, возьми деньги вперед.
Когда они ушли, юноша Аридди, плача от стыда, решил повеситься на своем поясе. Он уже стал завязывать петлю, но тут пришло ему в голову: кто же будет после его смерти кормить семью? И заплакав еще горше, Аридди распустил петлю и отказался от мыслей о самоубийстве.
Стал он жить по-прежнему, только держался еще более гордо и замкнуто, чем раньше.
— Ты красивый мальчик и, верно, заработаешь много денег, если будешь услаждать какого-нибудь богача.
Юноша Аридди побледнел и выбежал вон. Пришел он домой, посмотрел на мать и сестер, которые с плачем собирали их бедный скарб, и тоска сжала его сердце, а на глаза набежали слезы. Видно, придется им жить, как нищим, на улице! А ведь отец, умирая, заклинал его заботиться о них! Не мог он допустить, чтобы его мать и сестры пошли побираться. Как ни тяжело ему было, а надел Аридди свое лучшее платье, заколол волосы черепаховым гребнем да и пошел прямо к дому Ашурран-воительницы.
Увидела она юношу из окна и приказала впустить. Аридди бросился ей в ноги и сказал так:
— Сударыня, моя семья попала в беду! Помогите мне, и я выполню любое ваше желание, и высказанное, и невысказанное.
Ашурран его узнала и усмехнулась:
— Вряд ли мои желания будут тебе по сердцу.
— Это пусть вас не заботит, я на все согласен.
— Не сам ли ты говорил, что мало чести в том, чтобы получить золото за любовные утехи?
— Ради моей семьи готов я и честью пожертвовать.
— Что ж, будь по-твоему, — сказала Ашурран. — Землю вашу я выкуплю у хозяина. Пусть твоя семья остается на ней, сколько пожелает. А ты будешь служить мне и за каждый день службы получать золотую монету. Только если хоть раз проявишь непослушание или разгневаешь меня, в тот же час выгоню тебя из своего дома, и семья твоя пойдет побираться.
Горько было юноше слушать эти речи, и от тоски у него чуть дыхание не отнималось. Однако же пришлось ему согласиться.
Думал он, что умастят его тело дорогими благовониями, облачат в красивые одежды и отведут в спальню хозяйки. Но Ашурран отправила его на кухню.
— Верно, будешь ты самым дорогим поваренком в Кассандане, — сказала она насмешливо. — Никто из них не получает за день работы больше медяка.
И стал Аридди чистить овощи да посуду мыть, а повара смеялись над его гордым видом и норовили устроить ему какую-нибудь пакость. А уж воины вели себя совсем бесцеремонно, когда случалось им заглянуть на кухню: тискали юношу и шутили с ним непристойные шутки. И не раз он украдкой вытирал слезы в своей каморке, считая синяки да шишки.
Через месяц вызвала его к себе Ашурран
и спросила:— Всем ли ты доволен? Желаешь ли продолжать службу?
Юноша Аридди собрался с силами и сказал гордо:
— Готов я и не такое вытерпеть ради благополучия моей семьи. Прежнее свое место я потерял, и нечем мне больше зарабатывать деньги, кроме как служить вам.
Усмехнулась Ашурран и приказала ему прислуживать в ее личных покоях: подавать на стол, застилать постель и убираться в комнатах. Юноша Аридди вел себя предупредительно и послушно, да только видно было, что служба ему не по душе. И то правда, что воительницу Ашурран никто бы не назвал благонравной женщиной, и обычаи ее были далеки от монашеских. Часто в ее доме творились всякие непотребства с актерами, певичками, мальчиками из веселых домов, и Аридди стыдно было на это смотреть. Не знал он еще, что ему самому уготованы судьбой новые унижения.
Каждую неделю Ашурран устраивала пир и приглашала на него многих влиятельных чиновников и королевских офицеров. Славились эти пиры не только яствами и напитками, но и распутными забавами. Приводили туда девиц и юношей, чтобы они ублажали гостей. И вот один гость стал жаловаться, что не нашлось ему юноши по вкусу.
— Ну так присмотритесь, сударь, к тому, который подливает вам вина, — сказала Ашурран.
А это был как раз Аридди. Гость посмотрел на него и восхищенно зацокал языком.
— Сударыня, в вашем доме даже последний слуга отменно красив.
— Уступаю вам его на этот вечер. Только нрав у него строптивый и дерзкий, вы уж с ним построже.
Аридди едва кувшин из рук не выронил. Хотел он броситься к ногам Ашурран, да побоялся ее разгневать. Делать нечего — позволил он увлечь себя на подушки, лишь рукавом закрылся от стыда. И гости тешились с ним весь вечер, употребляя его и спереди, и сзади, как им нравилось. Когда юношу отпустили, до рассвета он проплакал в своей каморке. Однако утром облачился в свою обычную одежду слуги и вышел накрывать стол для завтрака.
— Всем ли ты доволен? Желаешь ли продолжать службу? — спросила его Ашурран.
Опустил он низко голову и сказал тихо:
— Я к вашим услугам, госпожа. Приказывайте.
Пришлось ему отныне ублажать гостей на пирах. Порой плакал он от стыда и отвращения, но все-таки покорялся. Ашурран же не обращала на него никакого внимания и в спальню свою ни за чем, кроме как постель застелить, не звала.
Время шло, и юноша Аридди совсем отчаялся. Служба его доставляла ему одни мучения, но как ему было уйти, ведь это был для него единственный источник заработка! Да и закладная на дом и землю была в руках Ашурран. Вдруг воительница все-таки решит выгнать его семью? Стал он бледнеть и худеть от этих мыслей. И пуще прежнего боялся вызвать недовольство Ашурран.
И вот вызвала она его к себе. Вошел он в ее кабинет, поклонился смиренно, а у самого сердце трепещет от страха. Ашурран сказала:
— Прошло уже три месяца, и я тобой довольна. Сегодня последний день твоей службы. Вечером можешь возвращаться домой. Ждет тебя там мой прощальный подарок — закладная на дом и землю и приданое твоим сестрам.
Юноша Аридди был так потрясен, что не мог найти слов благодарности. Стоял он, опустив голову, и только слезы катились у него по щекам. Посмотрела на него Ашурран недовольно и велела ему выйти вон и больше на глаза ей не попадаться.