Врата Смерти(пер. И.Иванова)
Шрифт:
Невзирая на решение перебить весь скот, какую-то часть все же оставили, и она (что не менее странно) уцелела в кошмарах переправы. Однако правы были те, кто предрекал несчастным животным смерть от жажды. Так и случилось: они просто падали по дороге. К упавшей корове или козе тут же бросались свирепые виканские псы и требовали, чтобы она вставала и шла дальше. Но чаще упавшее животное уже не поднималось. Тогда его добивали люди. При разделке туши было трудно сказать, чего там больше: костей или тощего жилистого мяса.
К жажде незаметно присоединился голод. Многие жадно поглядывали на лошадей, однако виканцы категорически
«Змеиные укусы» трегинов и билардов становились все более частыми и наглыми. Стычки с ними происходили едва ли не на каждой лиге пути. Это говорило только об одном: мятежники готовят новое сражение, до которого остаются считанные дни.
А на хвосте у «собачьей упряжки» по-прежнему висела армия Корболо Дэма. В нее влилось пополнение из Тариана и других прибрежных городов и селений. Сейчас она снова в пять раз превосходила нынешнюю численность Седьмой армии и виканских полков. Похоже, Кольтена опять пытались зажать в клещи. Но пока Дэм не спешил и выжидал.
«Собачья упряжка» тоже получила пополнение, только не солдатами, а беженцами из Билана. Еле двигаясь, она приближалась к выходу из Ненот-одхана, где с юга к горизонту уходила цепь холмов. Дорога шла по единственно возможному месту — широкой долине давно пересохшей реки. Восточной границей долины служили Биланские холмы, а западной — Санифирские. Через семь лиг дорога выходила к Санимону — древнему кургану, огибала его и вступала в пределы Санит-одхана. Дальше она тянулась по Геленской равнине, Дожал-одхану и так — до самого Арена.
Кольтен предполагал, что враждебные племена встретят их у входа в Санимонскую долину. Но этого не случилось. Долина была пуста. «Собачья упряжка» казалась единственным признаком жизни в этих забытых богами местах. И только под самый вечер, когда с обеих сторон показались окаймляющие долину холмы, впереди появились очертания военных лагерей двух племен. Трегины и биларды решили дать сражение у выхода из Санимонской долины.
— Мы вымираем, — сказал Лулль, когда они с Дюкром шли к шатру командующего. — В самом прямом смысле. Я сегодня потерял одиннадцать солдат. У них от жажды распухли глотки, и туда перестал проходить воздух.
Лулль отогнал назойливую муху, вертящуюся возле его изуродованного лица.
— Я от пота уже плаваю внутри доспехов. Еще немного, и мы все станем похожи на тлан-имасов.
— Что-то я не понял аналогии, капитан.
— Я и не ждал, что вы поймете.
— Знаете, что пьют виканцы? Конскую мочу.
— Мои ребята тоже. А потом ржут во сне. Некоторые отравились и умерли.
Их обогнали трое собак: свирепый виканский кобель ко кличке Косой, такая же сильная жилистая сука и плюгавая собачонка, бежавшая следом.
— Представляете, старик, эти твари нас переживут!
На стремительно темнеющем небе вспыхнули первые звезды.
— Боги, как я устал, — прошептал Лулль.
Историк молча кивнул.
«Да, друг. Мы слишком давно находимся в пути и теперь вплотную подошли к Клобуку. Он с одинаковой
готовностью принимает и смирившихся, и бунтующих. И всех встречает приветственной улыбкой».— Послушайте, старик, вы ничего не ощущаете? Что-то носится в воздухе.
— Ощущаю.
— Может, это Клобук раскрывает нам свой Путь?
— Не знаю, капитан. Может, и так.
Они вошли в командный шатер Кольтена. Нил с Нетрой — последние из оставшихся колдунов, Сульмар, Кеннед, Балт и сам Кольтен… Каждый являл собой насмешку над былой силой и волей.
— А где Растяпа? — спросил Лулль, садясь на свой излюбленный походный стул.
— Наверное, внимательно слушает своего сержанта, — ответил Балт.
И у него от прежней усмешки осталась одна тень. Кольтен поднял глаза, дав понять, что посторонним разговорам сейчас не место.
— Сегодня вечером или ночью может что-то произойти. Большего сказать не могу. Колдуны почуяли чье-то приближение, и только. Нам нужно готовиться.
— Что ты почувствовала? — спросил Дюкр у Нетры.
Юная колдунья вздохнула и неопределенно пожала плечами.
— Что-то неясное. Беспокойство. Возмущение. Мне было не поймать эти ощущения.
— Тебе это что-нибудь напоминает? Ну хотя бы отдаленно?
— Нет.
«Возмущение. Интересно, чье?»
— Беженцев собрать поплотнее и переместить поближе к войскам, — приказал своим капитанам Кольтен. — Удвоить число караульных.
— Господин Кольтен, у нас завтра сражение, — возразил Сульмар.
— Я помню и понимаю: людям нужно отдохнуть.
Виканский полководец стал расхаживать взад-вперед. Дюкр заметил, что теперь Кольтен ходил медленнее, а его походка утратила легкость и изящество.
— Мы все ослаблены. Я это тоже знаю. И что воды у нас не осталось — тоже.
Дюкр невольно вздрогнул.
«Сражение? Нет, завтра произойдет не битва, а бойня. Солдаты не в состоянии сражаться. Они не могут защитить самих себя, не говоря уже о раненых и беженцах».
Историк прочистил заскорузлое горло и остановился.
«Мне не произнести даже нескольких слов. Здесь все по-своему правы».
Кольтен смотрел на него.
— У нас нет сил, — тихо сказал историк.
«Победителей не будет. Мы с мятежниками просто перебьем друг друга».
— Солдаты не в состоянии копать траншеи, — прозвучал в гнетущей тишине голос Лулля.
— Тогда пусть роют ямы.
— Слушаюсь.
«Ямы. В лучшем случае лошадь просто споткнется. В худшем — сломает ногу».
Собрание неожиданно закончилось. Непонятная угроза, которая до сих пор лишь ощущалась, стала почти зримой. Послышался громкий треск. Воздух заполнился каким-то липким туманом.
Кольтен и все остальные выбрались из шатра. Здесь, под звездным небом, туман был еще гуще и маслянистее. Лошади ржали и били копытами. Угрюмо завывали виканские псы. В тумане, словно призраки, мелькали солдаты, звеня оружием.
Потом за дальними сторожевыми постами что-то затрещало так, словно разорвалось небо… Из тумана выскочили три бледных коня в упряжке; за ними — еще три и еще. Следом выкатилась карета, которую они тащили, — безвкусно разрисованный дом на колесах. Стенки кареты в нескольких местах были опалены. Карета катилась на громадных, выше человеческого роста, колесах с толстенными спицами. В воздухе запахло паленой шерстью. От лошадиных спин поднимались струйки дыма. Похоже, что дымились и трое возниц на козлах.