Врата тьмы
Шрифт:
Отзвучали последние аккорды, и воцарилась тишина.
И вот из статуи медленно вышел туман и превратился в фигуру высокого мужчины с крупными чертами лица, одетого в черное, в конической шляпе и в фартуке каменщика. По щеке его, сверкнув в свете близкого фонаря, скатилась одинокая слеза.
Разведя
— Обнял бы тебя, если б мог. Ты отнес меня в Россию-матушку, где я уже сто лет не был. Проси чего хочешь, и я сделаю.
— Отнеси и ты наше приглашение Свету. Это все, что нам нужно.
— Так я и сделаю, — наклонил голову Иван. — Ты вновь пробудил в моем сердце чувство.
— Это вы тут играли?
Ребекка тихо вскрикнула, и Роланд взвился, оборачиваясь. На краю газона стоял офицер службы безопасности кампуса. До Роланда вдруг дошло, что они тут, на ступенях самого старого университетского здания, открыты всему, и доброму и злому, каждому, кто только удосужится пройти по тротуару, по дороге, по траве. А он тут играет старые русские песни для призрака.
— А разве нельзя, офицер?
— Да нет, чего там. — Полицейский широко улыбнулся. — Я тут просто делал обход, услышал вас и подивился, как это красиво звучит. Приятно услышать настоящую песню, а не этот теперешний шум.
— Ну спасибо.
— В такое время вы никого не потревожите — жилые дома там, за колледжем, да и в них сейчас мало кто живет в это время года. Так что, ребята, можете… — Он удивленно остановился и почесал в затылке. — Смешно, но я присягнул бы, что вас тут было трое. Такой большой парень в смешной шляпе…
— Это Иван, — серьезно объяснила Ребекка.
— Резникофф? Призрак? — Он тихо засмеялся. — Да уж, конечно. Давайте, ребята, все-таки проходите, раз вам призраки мерещатся.
Роланд наклонился, чтобы уложить гитару в футляр.
— Да мы и так уже идем.
— Я не подведу тебя, певец. Твое послание дойдет до Света. — Иван повернулся к Ребекке, дотронулся до края шляпы и растаял.
От офицера полиции избавиться было труднее. Он проводил их вдоль всего Круга Кингз-колледжа, а по дороге убедил Роланда, что знает все названия и первые куплеты всех песен, которые «битлам» случилось написать.
— А мне больше всех нравится эта: «Да, да, да», — вставила Ребекка, когда они проходили мимо Конвокэйшн-холла.
— Почему? — спросил Роланд.
— Потому что я там могу почти все слова запомнить.
Офицер полиции у нее за плечом покрутил пальцем у виска. В ответ Роланд бросил на него испепеляющий взгляд, которого тот не заметил, так как по долгу службы обратил внимание на группу теней, идущих через газон, оживляя темноту точками сигарет.
— Придется идти, а то эти детки тут все могут спалить — на такой сухой траве курить нельзя. Особенно если они травку курят — вы меня понимаете? Приятно было побеседовать.
И он ушел.
— Роланд?
— Чего?
— Ты сегодня очень хорошую вещь сделал для Ивана.
— Спасибо, детка.
Он даже сам удивился, что ее слова так много для него значат. Дальше до угла они шли молча.
На Колледж-стрит, прекрасно освещенной магистрали, ведущей прямо к дому Ребекки, Роланд оглянулся и посмотрел на то место, откуда они пришли. Через небольшой отрезок Кингз-колледж-роуд, через Круг и темную поляну, туда, где в темноте нависала выщербленная и покореженная
статуя. Он только что говорил с каменщиком, который уже больше ста лет мертв. Получил таинственный совет от тряпичницы. Видел, как умирает сказочный маленький человечек. Ну и ночка выдалась! Теперь наконец работа окончена — они попросили помощи. Оставалось надеяться, что вдруг открывшийся невидимый мир не исчезнет с той же внезапностью.В глаза Роланду ударил далекий свет фар со стороны Круга, и он, несмотря на расстояние, услышал рев двигателя. Спортивная машина, подумал он, пока Ребекка внимательно поглядывала то в одну, то в другую сторону перед тем как перейти дорогу.
Рев усилился; свет фар обогнул Круг и устремился прямо к ним.
Роланд нырнул вперед, но Ребекка застыла, пригвожденная этим светом.
Мир замедлился. Роланд, поворачиваясь к Ребекке, уже знал, что не успеет.
…И тут ее бросило к нему в руки, и они покатились по мостовой, а сияющее красное крыло лишь слегка задело ее подошву.
Взвизгнули шины, машина свернула на Колледж-стрит, вильнула и умчалась. Что-то приземистое и странно светящееся прицепилось к заднему бамперу, махнуло им рукой в салюте и принялось засовывать себе в рот полные горсти металла, пробираясь к кузову.
Роланд рывком поставил Ребекку на ноги и протащил дальше до тротуара. Она не казалась испуганной — лишь потрясенной. Потому что, подумал он, она не нарушала правил, и все это — не ее вина.
— Ты не ушиблась? — Он с пристрастием оглядел ее.
— Нет, — ответила она. — А ты?
— Кажется, тоже. — Он открыл футляр, чтобы посмотреть, не пострадала ли Терпеливая. — Все в порядке.
Ребекка показала на чуть сдвинутую крышку люка в середине улицы.
— Оттуда выскочил малыш и оттолкнул меня с дороги.
Роланд обратил внимание, что ее указательный палец неподвижен. У него самого руки тряслись, как листья на ветру.
Она повернулась к нему.
— Ты заметил, что в машине не было водителя?
— Нет. — Он сглотнул слюну. — Не заметил.
— Мы должны сказать полиции? Дару говорит, что плохих водителей надо убирать с улиц.
Роланд вообразил на минуту, каково будет рассказывать это полиции.
— Нет. Не надо полиции. Если водителя не было, кого они уберут с дороги?
— Ага, — вздохнула она. — Роланд, пойдем домой!
— Отличная мысль, детка.
Они пошли на восток, и в это время часы на городских башнях начали бить полночь. Когда стихли колокола, Ребекка слегка тронула Роланда за руку.
— У тебя морщины на лбу. О чем ты думаешь?
Он рассмеялся, хотя ему было не до смеха.
— О том, что это не кончится, пока рак не свистнет.
Ребекка на секунду задумалась.
— Роланд?
— Что, детка?
— Иногда ты говоришь без всякого смысла!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Роланд остановился сразу у входа в квартиру Ребекки и вытаращил глаза. Косметическая уборка, произведенная ими перед уходом к миссис Рут, оставила лишь чуть меньший хаос, чем увиденный, когда они пришли первый раз. Теперь же порядок был безупречный. Всю грязь с пола смели, а сам пол намазали мастикой и натерли до теплого блеска. Растения стояли на полке напротив окна аккуратной зеленой стенкой. Разбросанные клочки занавеса… Он прислонил к стене гитару, пересек комнату и вгляделся пристальнее. Крошечные стежки соединили обрывки почти невидимыми швами.