Вратари — не такие как все
Шрифт:
Но вот, наконец, дело пошло, и я сразу же включился в игру, но не так, как хотел. Наверное, не прошло и минуты игры, когда мяч попал к Джонни Морриссею на их левом краю. Ужасно широкое поле на этом «Уэмбли»; поэтому, наверное, Артур Прескотт и оказался слишком далеко от Морриссея, хотя обычно он играет ближе к крайним нападающим. Так или иначе, Морриссею хватило времени на то, чтобы обработать мяч, развернуться и прострелить в центр.
Это
К счастью, мы играли хорошо, и у меня было немного работы. Грэм, Гарри и маленький Вилли Патерсон зажали Болла, Кендалла и Харвея в середине поля, и это странно, поскольку именно полузащита была главной силой «Эвертона». Дэнни дважды заставил Рэнкина спасать ворота, один раз пробив ногой, а другой — головой, в то время как единственно трудным для меня делом была борьба за верховые мячи с Томми Райтом. Обычно я ловил такие навесы, но тогда, чувствуя себя не совсем в порядке и видя надвигающегося Ройла, я предпочитал отбивать мяч.
В раздевалке во время перерыва Дон осмотрел мое бедро, слегка надавил на него, и я аж подпрыгнул на столе.
— Тебе лучше сделать укол, — сказал он. — Его действия хватит почти на весь тайм.
— Думаешь, что продержишься? — спросил Джек Сейл.
— Я ведь должен, правда? — ответил я.
Укол помог, боль прошла, хотя нога по-прежнему двигалась не слишком хорошо. И очень здорово, что меня укололи, потому что в самом начале второго тайма Алан Болл перехитрил двух наших защитников и низом ударил влево от меня. Я успел и поймал мяч, ничего не чувствуя.
Теперь мы играли перед трибуной, на которой стояли наши болельщики, и было приятно слышать их, тогда как на другой стороне все время орали: «Эвертон!», «Эвертон!». Что бы ни случилось, я знал, что не могу подвести своих.
А
потом мы забили — лучшее лекарство для моей ноги. Все было очень красиво. Дэнни даже дважды участвовал в комбинации. В конце концов он увел за собой двух защитников на правый край, резко развернулся и откинул мяч Грэму Гиббсу, который вырвался в штрафную, правой ногой прокинул мяч мимо Лэйбона, а левой ударил в угол. Тут уж и больное бедро не помешало мне прыгать в воротах, как полоумному.Гол придал нам еще больше сил, и все, что мне пришлось сделать за последующие двадцать минут, — это поймать пару дальних ударов и перехватить несколько навесов, в том числе и угловой. Но потом опять появилась боль, причем еще сильнее, чем раньше. Как будто ножи впивались в ногу, и я знал, первый же прыжок вправо будет подобен самоубийству.
Один фотограф за воротами сказал: «Десять минут, Ронни». Я знаю, что он хотел помочь, но на деле получилось еще хуже. Конец был так близко и в то же время так далеко. А тут еще Говард Кендалл прошел к воротам, сыграв в стенку с Аланом Боллом. За таким мячом я бы в другой раз бросился, но бедро замедляло мои движения, и я был рад тому, что удалось отбить ногами.
«Пять минут», — сказал фотограф, и я не знаю, что было хуже: боль в ноге или необъяснимое чувство внутри. На другом конце Дэнни потрясающе ударил с лёта, и Рэнкин в прыжке перевел мяч на угловой. Угловой они отбили и пошли вперед. Вот оно, почувствовал я, сейчас прорвутся, и все достанется мне. Более того, я знал, что все закончится именно тем броском, которого я так боялся.
Болли промчался, как вихрь, обошел Грэма Гиббса, сделал ложный замах и откинул влево Джо Ройлу.
Ройл набежал и пробил без обработки ярдов с пятнадцати, низом, в правый от меня угол, и я прыгнул, ни о чем не думая. Рука моя коснулась мяча, а в следующую секунду я коснулся земли, и бедро словно охватило огнем; и я отключился.
Придя в себя, я увидел Дона, который совал мне под нос нашатырь. Я схватил его за рукав.
— Что случилось, Дон? — спросил я. — Что случилось? Я отбил?
— Послушай, — ответил он. За воротами болельщики «Боро» скандировали: «Кубок наш!», «Кубок наш!». — Все, что тебе нужно сделать, — это отбить угловой, — сказал Дон.
— Угловой? — переспросил я. — Да я могу отбить пятьдесят угловых.