Вражий питомец
Шрифт:
Горит перед старцем светоч, как перед иконой; на черном гловуке его нашито белое крестное знамение, на обличии смирение и мудрость.
Внезапно, отклонив очи от книги, старец приложил ухо к окну, ему послышался на дворе мгновенный шум и стон.
Чрез несколько времени снова шорох, захрустели сучья, конь фыркнул.
— С нами бог! — произнес шепотом старец. Сотворив знамение, он взял светло и вышел из хижины.
Видит, близ плетня стоит конь оседланный. Заржал конь, как будто обрадовался старцу.
«Тут должен быть и седок», — думает старец, приближаясь к плетню.
Подле плетня лежит человек в ратной одежде; но без шлема, без покрова, и без памяти
— Жив ли он? — произнес старец, расстегивая броню и приложив руку к его сердцу.
А конь ржет тихо, радостно, преклоняет голову к беспамятному Господину своему, обнюхивает его.
— Хвала вечному, жив! Обличие его добросанно, на устах кротость, на челе мир, на одежде злато, — то светлый муж!
И старец с трудом приподнял неизвестного, понес в свою хижину.
Конь идет за ним, провожает его; только низкие двери остановили коня у порога.
IX
Между тем как Радо допевал свою конечную песню, а Владимир скакал за привидением; между тем как Императоры Василий II и Константин VIII теснились на престоле Цареградском, как близнецы в чреве матери, и не ведали того, что Отто II, Император Альмании, с своими Форетами, Графами и Бишофами, взят в Италии соединенною ратью Греков и Сарацин в плен и выкуплен из плена voor weynigh geld Русским Купцом Рафном, который старого щедрого покупщика мехов своих узнал в толпе окованных… между тем как сей же Отто называет Царем Рима новорожденного сына своего Отто III, — Светославич добрался до реки Днепра; но не прямым путем. Не имея у себя проводника и не полагаясь на слова верных людей, он ехал назад по своим следам. Берегом Русского моря добрался он до Уряда Бошнякской Жупании, хотел было заехать в гости к Вояне, но ему сказали люди, что Вояна занята Господским делом: выбирает себе семь мужей да триста положников новых, а всех старых мужей и положников сажает на кол.
Светославич поворотил от Уряда влево, по пути к Киеву, поскакал быстро. Пробравшись в царство Русское, видит он, что все люди в пояс ему кланяются. Князем Владимиром величают.
«А! — думает он. — Так вот истинное имя мое».
Вечер настиг Светославича невдалеке уже от золотых верхов Киева.
«Близко, близко Днепр! — думает он. — Близко мое яркое злато, красное солнце девица!.. Нет, не изгонит она меня от себя… я не Радо, я не Гусляр; а Царь Омут сказал: Днепровское царство будет мое, и она моя же… моя же будет!.. я все сделал, что хотел Царь Омут, и Царь Омут сделает все, что я хочу… а я хочу целовать румянчики на светлом лике девицы… да ласкать ее, а больше ничего не хочу… не хочу и Царством править… пусть правят люди…»
Сладкие думы налегли на душу Светославича, а железный шлем давил чело, холодный ветр обдавал силы холодом, тряская рысь коня разбивала мысли; а Светославичу хотелось, чтобы никто не нарушал его сладких дум.
Слез он с коня, пустил его на траву, приблизился к мшистому корню густой липы; а под липой лежит шитая золотом, обложенная соболем покойная шапка, лежит и манта багрецовая, подбитая горностаем. Сбросив с себя шлем, надел Светославич пушистую шапку, накинул на плеча горностаевую багряницу, прилег на муравчитое ложе, положил под себя череп, погрузился в сладкие думы… Откуда ни возьмись, сон, припал на ясные очи, притрепал их крыльями…
Прошла ночь черной тучей от востока к западу, заиграла румяная заря над синею далью…
Спит
Светославич.А из-за дерев голос: «Конь! Княжеский конь!» Потом несколько голосов: «Княжеский, Княжеский, Владимиров!»
И вот толпа всадников окружила Светославича. «Князь, Князь! — закричали все они и продолжали шепотом уже: — Опочивает!»
Шум разбудил Светославича; очнулся он, видит вокруг себя ратных людей… Низко ему кланяются, величают Князем Володимиром, просят прощенья, чтоб не гневался на них, чтоб шел обратно с ними в стан.
«Ярополк, брат твой, прислал Посла, молит о мире, — говорят они ему, — не гневися на нас, Господин наш, иди с нами, положи волю твою на дружину и на Киев! оставил ты нас, уныло сердце наше, боялись, не враги ли исхитили и извели тебя!»
«Не обманул меня Царь Омут», — думает Светославич, садясь на коня и отдавая одному из воинов везти череп.
Чинно провожают Светославича воины. «Ну! — пошептывают друг другу, рассматривая череп. — Был, верно, Князь на поединке с Башкой Половецким! ну! добыл чащу заздравную!»
Вот подъезжает Светославич к стану, вся рать с радостным криком встречает его. Княжие отроки ведут под уздцы коня, Княжие мужи под руки ссаживают с седла. Воеводы и Тысяцкие земно кланяются, провожают в шатер…
— Княже Государь, — говорят ему, — ждет тебя Посол Ярополков, прикажешь ли идти к тебе?
Нравится Светославичу честь Княжая.
— Ведите его ко мне! — отвечает он.
Вводят Блотада Грима, Думца Ярополкова. Поклонился он Князю до земли и просил о дозволении слово молвить.
— Говори! — сказал Светославич.
— Государь Князь Великий Новгородский дозволяет тебе вести к нему речь от Князя Киевского Ярополка! — повторил важно, по обычаю, Думный Воевода Княжеский.
— Дозволь, Государь Княже, слово Ярополково молвить тебе без послухов 57 .
Думные Воеводы и Тысяцкие надулись уже на дерзкого Посла и ожидали гнева Владимирова.
Светославич приказал всем выйти.
Дивились Думные Воеводы, Тысяцкие и Гридни обычаю Княжескому и воле, выходя из шатра.
57
Свидетелей; термин древнерусских судебных актов.
— Государь Князь Великий, — начал Блотад, — брат твой Ярополк прислал меня склонить тебя на мир и любовь. Зовет он тебя, брата любовного, в гости к себе, в Киев, на пир почестный; там, говорит, будем мы рядить о волостях и наследии и дружно, как любовные братья, поделим землю…
— Молви ему, буду, — отвечал Светославич.
— Государь Князь Володимир Светославич, — продолжал Блотад, — вижу, ты добр и милостив, дозволь мне говорить истину, без хитрости.
— Ну!
— В брате твоем злоба… и клюка в душе его…
— Ну! — повторил Светославич.
— Не веруй ему… хочет он избыть тебя… зовет на пир кровавый, хочет исхитить власть твою насильем… клялся исхитить у тебя и красную Княжну, невесту свою…
Трепещущим голосом произносил Блотад наветы. Внутренне раскаивался уже в неосторожности своей; ибо очи Светославича загорелись яростью.
— Злобный! — вскричал Светославич. — Власть мою и красную Княжну исхитить хочет!..
Ожил Блотад.