Vremena goda

Внутри у Долли всё засосало, заныло от предвкушения.

Женское в ней всегда было очень сильным и с возрастом не усохло – наоборот, еще требовательней стало.

Это мёд, слаще которого не бывает. Пока зять-фашист не отправил Долорес Ивановну в изгнание, она себе ни в чем не отказывала, любо-дорого вспомнить. А в этой сраной дыре кроме Мухи и потрахаться не с кем.

С мальчиком из сказки о потерянном времени Долли наигралась по-всякому, прямо уже воображение буксовало. Конечно, удобно иметь дело с чудиком, который назавтра ни бельмеса не помнит, но любой, как говорит нынешняя молодежь, прикол рано или поздно приедается. Ну сколько можно придумать вариантов знакомства, кадрежа и первого перепиха?

Уж она изображала и неприступную крепость, и нимфоманку, и святошу, и суровую госпожу. Муха наполовину слепой, башка вся дырявая, похож на ходячего зомби, но с этим делом у него всё в порядке. Как в частушке: «Мимо нашего окна пронесли покойника, у покойника стояло выше подоконника». А всё равно осточертел. Последнее время Долорес Ивановна развлекалась тем, что крутила динаму – поманит, распалит, а потом: накося, выкуси.

Однако нынче ей пришла в голову идейка – пальчики оближешь. И не только пальчики.

Познакомилась она сегодня с Мухой по-быстрому, за пять минут. Да, из Москвы. Да, только что приехала. Нет, не замужем. «Роллингов» люблю, жалко, что распались «Битлз». Распили «фирму», покурили «настоящий галуаз», поцеловались-потискались в кустах, и потащила она размаслившегося Эдика в запланированное место.

Дежурной в палате не было, а французский дебил сидел возле кровати, клевал носом. От этого Долли еще пуще распалилась, расхихикалась. Новый аттракцион: порнопредставление в присутствии двух свидетелей, совершенно безопасных, потому что у обоих мозги на холостом ходу. Умора!

Когда вошли, Долли весело поздоровалась:

– Бонжур, кретин!

Кретин – ноль внимания. Она к кровати:

– Бонжур, мадам… как вас… мадам Канжизэ. Как это пишется? Никогда не поймешь с французскими фамилиями.

– А вот написано, – сказал Муха, с любопытством разглядывая висящий на стене диплом. Близоруко придвинулся к самому стеклу. – Alexandrine Kannegiser. Что это тут, Долли? Изолятор? Зачем мы сюда пришли? Нет, в натуре? Кто эта гражданка преклонных лет? Старая коминтерновка?

Но Долорес Ивановна не обращала внимания на его дурацкие вопросы. Она еще не наигралась с аудиторией. Посмотрела на затылок аутиста, тупо уставившегося в журнал.

– Чего ты тут всё время пасешься, верный рыцарь? Чем втихаря занимаешься со спящей красавицей? «Нравится – не нравится, спи, моя красавица»?

Подошел Эдик, увидел кошмар в койке.

– Может, пойдем отсюда, а то старушка проснется, кайф поломает.

Про аутиста Долорес Ивановна еще по дороге объяснила, что он псих и вроде мебели.

Надо было Муху от публики отвлечь, чтоб не смущался. Сделать это было нетрудно. Долли сняла с героя-любовника темные очки, пощекотала его за подбородок, замурлыкала: «Приходила к Мухе бабушка-пчела, Мухе-Цокотухе меду принесла…»

Положила ему руку на зиппер, немножко помяла, потискала, и там стало тесно. Эдик, солнышко, запыхтел, перестал обращать внимание на «спящую старушку».

Долорес Ивановна на него тихонько наступала, расстегивая ремень, стягивая джинсы. Наконец прижала к стене. И всё приговаривала:

– Вдруг какой-то старичок-паучок нашу муху в уголок поволок…

Дурацкий стишок не отвязывался всё время, пока они делали дело. Дыхалка у Эдика была ни к черту, прокурил все легкие своим термоядерным «галуазом». Сопел, старая развалина, кряхтел, постанывал. Но старался и в общем был молодцом. Долорес Ивановна изо всех сил сдерживалась, чтоб не орать. Она то кусала губы, то шептала: «Муха криком кричит, надрывается, а злодей молчит, ухмыляется». И двигала задницей в ритм. Получалось очень складно, спасибо Корней Иванычу.

Вдруг представила, что входит дежурная сестра, селедка слабосоленая, а еще лучше, Верочка-целочка. Пускай, пускай! Будет офигительный скандал. Пожалуй, выпрут к черту в Россию. То-то зятек попрыгает.

Она нарочно заорала. Но притворный крик перешел в настоящий, когда дебил оглянулся и уставился на невиданное диво: дедка с бабкой тянут-потянут.

Давно она так не кончала.

Отпихнула Муху.

– Спрячь предмет. Пригодится.

– Я еще не это…

– Перетопчешься. Тебе вредно.

Уф, устала. Все-таки не шестьдесят лет. Эдик, бедненький, тоже за сердце держался. Заныл:

– Долли, ну ты чего. Я кончить не успел.

– Хочешь, чтоб я залетела? Потом анкор сделаем, с гондоном, – пообещала ему она, и дурачок сразу успокоился.

Долли села на стул, нога на ногу. Потянулась. Хорошо тут, прямо уходить не хочется. Потрындеть после сексика – самое варенье.

Но сначала она совместила приятное с полезным.

– Зайчик, подкинь своей зайчихе капустки. Что-то я совсем на мели. Завтра получу перевод – верну.

– Мой портмонэ к вашим услугам, звезда души моей! Эдик широким жестом протянул ей бумажник, и Долли аккуратно собрала оттуда все бумажки кроме пятерок.

– Чмоки тебе, сладенький. Запомни: сто семьдесят. Завтра отдам как штык.

Как же, запомнит он. Вот еще один плюс от хахаля в маразме. Всегда можно перехватить денюжек, без отдачи.

Хитрожопый зять после некоторых вольностей, которые Долорес Ивановна позволила себе с кредиткой, посадил тещу на голодный паек. Дал в банк распоряжение, согласно которому к ней на счет ежедневно поступало сто евро, плюс триста перед каждым уикендом, плюс тысячу первого числа каждого месяца. Сквалыга поганый!

Положив голову на плечо своему горе-любовнику и представив, что это не Муха, а Джордж Клуни, Долли сыто проворковала:

– Ну, кому рассказать сказку?

– Мухе-цокотухе.

Эдик был шикарный слушатель. Всему удивлялся, со всем соглашался.

И стала Долорес Ивановна рассказывать про свою неспетую песню, неосуществленную бизнес-мечту.

– Вот была бы я не дура и вертихвостка, а деловая женщина, открыла бы я в Москве секс-школу. Важнее секса в жизни вещей мало, а может, и вовсе нет. Но никто людей этому искусству не обучает, поэтому почти все трахаются безо всякого вкуса, как животные, а уж сколько на свете одиноких мужиков и баб, кому вообще ни хрена не достается – не сочтешь. Было бы у меня отделение для подростков обоего пола, под названием «Курсы дефлорации». Там подрастающее поколение учили бы с самого начала относиться к сексу с умом и быть классными любовниками. У кого диплом моей школы – за тем партнеры прямо в очередь бы выстраивались. Еще у меня были бы курсы повышения квалификации для молодых супругов. Льготные абонементы для одиноких женщин и мужчин. Клуб «Солнечный удар» – для маленьких приключений. Профильные кружки по специальным интересам. Пикантные маскарады. Тематические вечера «По странам и континентам» или там историческое: «Секс в древней Элладе», «Сексуальные техники танского Китая» и прочее. Спецобслуживание для инвалидов, потому что им тоже жить надо. Семинары по развитию сексуальной фантазии. Да мало ли что можно придумать! И не было бы от моей школы ни обществу, ни людям никакого вреда, а одна только польза…