Временно

— Он тут вместо нашего попугая Мориса, — объясняет мне один из сослуживцев.

Я вижу этого человека-попугая неподалеку каждый вечер после заполнения бортового журнала. Радует, что он тоже временный, как и я.

Когда наконец мы встречаемся нос к носу, он останавливает меня взмахом руки, как взмахом крыла, кладет мне ее на талию и ведет в укромный уголок. Там он как будто переламывается, что-то происходит с его лицом — оно становится одновременно и мягче, и жестче. Кажется, я даже замечаю у него едва пробившуюся щетину там, где ее только что не было. Он становится совершенно другим. Говорит, что скоро меня заставят прогуляться по какой-то доске, или уволят, или что-то еще.

— Они скоро выбросят тебя за борт, вот увидишь, — уверяет он.

Нет, он совсем не похож на моего самого накофеиненного парня. Рука, которую он все еще прижимает к моей спине, тверда, как стена.

— Прости, что?

— Вот увидишь. Они отправят тебя прогуляться подоске!

— Объясни.

— Я просто тебя предупреждаю, — говорит он и уходит так, будто сказал что-то совершенно обыденное.

Он снова меняется и опять становится попугаем Морисом.

Я стараюсь не обращать на него внимания. Как не обращает никто. Наверняка можно заглянуть в любой офис и обнаружить там волосатого и небритого мужика, который похож на тупую птицу и постоянно говорит гадости коллегам. Если он опять попробует втирать мне какую-нибудь дичь, я сообщу о нем первому помощнику по работе с командой. А пока пойду к своему рабочему месту, где есть малюсенький иллюминатор, и посмотрю оттуда на волны. Вид этот ничего не изменит, но созерцать его довольно приятно. За все время карьеры мое рабочее место мало когда находилось возле окна с каким бы то ни было видом и уж точно никогда — с видом на море.

Практически все здесь излучают дружелюбие и позитив и кивают друг другу при встрече. Вот какая-то женщина в разноцветной юбке заговаривает со мной каждое утро в очереди за завтраком.

— Доброе утро, Дарла! — приветствует она меня.

— И тебе доброе, — отвечаю я.

Она напряженно накладывает оладьи в свою тарелку. Она же знает, что я не Дарла, не хочу быть Дарлой и даже ничуточки не похожа на Дарлу. И что я просто прикалываюсь. Когда оказываешься на чьем-то месте, приходится проявлять то сочувствие, то агрессию. В каждом из нас намертво спутаны и связаны самые разные чувства, комплексы и ощущения. Распутывать этот клубок — все равно что влезать голыми руками в змеиное гнездо.

Так что я полностью сосредоточиваюсь на яичнице. И при этом пытаюсь почувствовать настоящую Дарлу такой, какой ее тут знают. Для этого выбираю древнюю технику медитации, которую все временные считают полезной. Это довольно нестандартная медитация. Заключается она в том, что любой постоянный офисный служащий назвал бы пристальным взглядом. Женщина в разноцветной юбке сидит в одиночестве и смотрит на меня с тихой свирепостью. Кажется, Дарлу здесь все любят и боятся. И я пытаюсь настроиться на ее волну, влезть в ее шкуру. Хлопаю всех по спине, хохочу или, наоборот, вышагиваю по палубе с пустым суровым взором. В общем, всего понемногу.

— Неплохо, — говорит капитан, встретившись со мной на одной из таких прогулок. — Очень неплохо.

— Спасибо, — отвечаю я, но вдруг задумываюсь, а благодарит ли Дарла вообще?

На закате, когда мы ужинаем рыбной похлебкой, коллеги рассказывают мне о том, что бы сделала или не сделала Дарла.

— Дарла никогда бы не поступила с другими так же, как они поступают с ней, — говорит капитан.

— Она поступила бы еще хуже, — говорит его старший помощник, который все время старается перетянуть штурвал на себя.

Капитан закатывает глаза.

— Дарла никогда бы не взяла последний пудинг, — говорит женщина в разноцветной юбке, — особенно если на нем буквально висит бирка с надписью: «Для Перл».

— Дарла никогда не выпила бы весь кофе и не оставила бы после себя только гущу, — говорит старший помощник, — чтобы остальные выцеживали из нее последние капли. И никогда бы не позволила себе разбавлять эту гущу водой, чтобы другие пили это пойло. А главное, она вообще бы не пила кофе, а только бы варила его. Ведь это же здорово — сварить кофе для всех и даже не потребовать за это благодарности. Никогда! Типа дайте мне медаль, я вам кофе приготовила. С таким отношением можно вообще не варить никакого кофе. Понимаешь, о чем я?

— А Дарла выпила бы эля? — спрашиваю я.

— Выпила бы, — отвечает женщина в разноцветной юбке по имени Перл и передает мне фляжку. Кажется, я начинаю ее понимать.

— Дарла никогда бы не попросила дополнительной работы, — говорит капитан.

— Это уж точно!

— Только не Дарла!

— И никогда бы не потребовала выходного пособия, — добавляет капитан.

— Но при этом только она его и получила! — сообщает старший помощник и смеется.

В этот момент капитан хватает его за шкирку, поднимает в воздух и бросает за борт. Мы замолкаем.

— Дарла, — говорит жена капитана, поднимая свою ложку, точно скипетр, — никогда не отказалась бы потанцевать.

Вместе с ней мы пересекаем палубу и танцуем там до рассвета. Луна висит высоко в небе, судно качается из стороны в сторону на фоне синего горизонта. Мы качаемся вместе и по отдельности. Мы шатаемся, пихаемся, брыкаемся и неуклюже раскланиваемся. Человек-попугай играет на гитаре, Перл играет на барабанах.

— Конга! — ревет капитан, и мы танцуем конгу.

Мы ложимся спать, уже когда гаснут звезды, и я думаю о тонких белых пальцах Фаррен. Бриз гладит наши тела, как прохладная хлопковая простыня.

— Дарла никогда бы не отказалась сделать то, о чем ее просят, — шепчет мне первый помощник по работе с командой, который лежит рядом, упираясь головой мне в бок.

— Сговорчивость — отличный навык, — отвечаю я.

— Никогда! — говорит он и кладет мне руку на бедро. — Никогда она не стала бы отказывать, иначе не была бы Дарлой. — Он изо всех сил старается взобраться на меня. — Дарла занимается этим все время.

— Правда? — спрашиваю я.

— Конечно, — отвечает он и наваливается еще сильнее. — Ну почти.

В общем, теперь понятно, что экипаж будет требовать от меня больше, чем они требовали от Дарлы. Хотя нет ничего необычного в том, чтобы делать что-то выходящее за рамки твоих обычных должностных обязанностей. Так что я принимаю во внимание, какой представляет себе Дарлу первый помощник, и делаю то, что считаю правильным. Он не первый мужчина, который ошибся в женщине, оставшись с ней вдвоем под открытым небом на палубе корабля и запустив руки ей под юбку. Никто ничего не слышит. Дарла уж точно.

Позднее амулет опять начинает жечь мне грудь. Я подхожу к самому краю борта и вижу Председателя. Он сидит и лущит свои фисташки.

— Ну что, как тебе пиратская жизнь? — спрашивает он.

— Йо-хо-хо, даже не знаю, — отвечаю я.

— Поднажми, малышка!

— Я стараюсь. Изо всех сил стараюсь.

— Правда? Из каких это именно сил ты стараешься?

И тут я задумываюсь обо всех своих «я», что имеют какие-то силы, конкретных и дискретных «я», которые часто противоречат друг другу.