Время борьбы

– А знаете, его имя вошло в фундаментальный том «Истории Великой Отечественной войны»! Подумать только, прославленные полководцы, бессмертные герои – и вместе с ними артист...

– Но это же совершенно справедливо! – ответил я. – А что значил голос Владимира Бунчикова в те военные и затем в первые послевоенные годы, могу свидетельствовать как слушатель и очевидец.

Рязанское село Можары. На столбе в центре, возле клуба – черная тарелка репродуктора. Из нее в 41-м мы узнали о начале войны. А потом я, школьник-первоклассник, отсюда же впервые услышал:

Вставай, страна огромная,Вставай на смертный бой,С фашистской силой темною,С проклятою ордой!..

И всё перевернулось во мне. Это было нечто сверхъестественное, будто идущее с неба. Потрясающе сливались музыка, слова песни и голоса исполнителей, захватывая всецело и доставая, кажется, каждую клеточку в тебе, аж мороз по коже. А главное чувство – идти, сражаться с врагом, гнать его с нашей родной земли.

Рано было из первого класса на фронт, но под такие вот песни, поднимающие душу и дух, уезжали воевать более старшие сельские ребята. Мы же, чем могли, старались им помогать: изо всех сил работали в колхозе, собирали лекарственные травы и металлолом, писали письма и отправляли посыпки бойцам. И всех нас, остававшихся в тылу, соединяли с теми, кто воевал, удивительные, проникловенные песни, которые радио каждый день приносило и им, и нам, придавая вдохновение и новые силы.

Когда впервые услышал я имя и голос Владимира Бунчикова? Какая это была песня? Не берусь точно сказать. Может быть, я оказался вместе с ним «В землянке», когда под задумчивый перебор солдатской гармони, на фоне трепещущих отблесков огня, бьющегося в тесной печурке, повел он негромкий рассказ о несдающемся чувстве любви на войне – «в белоснежных полях под Москвой». Или, может, встреча эта первая была «В лесу прифронтовом», когда «с берез, неслышен, невесом, слетает желтый лист». А может, он пел «Прощайте, скалистые горы» – песню моряков Северного флота, выходящих «в открытое море, в суровый и дальний поход», под грозный шум волн и под свинцово нависшим небом, но с твердой верой в победу.

Если же это был «Вечер на рейде» – лирический вечер прощания военных моряков с Ленинградом перед уходом в бой, то, значит, я сразу же услышал их обоих вместе – неразлучных далее на четверть века Владимира Бунчикова и Владимира Нечаева. Прекрасный дуэт, подаривший нам столько изумительных песен в неповторимом исполнении!

Если говорить профессионально, на языке музыковедческом, это был баритон Бунчикова и тенор Нечаева, отличительные особенности которых, в соединении и порознь, можно скрупулезно анализировать, разбирать, характеризовать. Но оставим такой разбор критикам-профессионалам для их исследований. Будем говорить о воздействии Бунчикова и Нечаева на так называемого массового слушателя – ведь не для музыковедов пели они. Каким же образом получалось, что песня в их исполнении сразу становилась любимой миллионами?

Самой любимой моей (и не только моей, конечно!) с первого раза, как только услышал, стала «Давно мы дома не были».

Я хорошо помню этот «первый раз». Конец зимы или начало весны. Видимо, наступала уже весна 45-го. День клонился к вечеру, но солнце еще ярко светило в окна нашего дома, и занят я был своими школьными заданиями. А радио в соседней комнате включено. Что-то там говорят, что-то читают, что-то поют. И вдруг...

Горит свечи огарочек,Гремит недальний бой.Налей, дружок, по чарочке,По нашей фронтовой.

Много к тому времени я слышал замечательных песен военной поры, которые готов был слушать снова и снова, но тут вот эта, еще одна, какой-то невероятно пронзительной интонацией прошла до самого сердца и доверительно, мягко сжала его. Пели два солдата, далеко от Родины пели, с грустью-печалью и светлой надеждой:

Давно мы дома не были,Шумит родная ель,Как будто в сказке-небылиЗа тридевять земель.

Вспомнили, как, наверное, часто бывало там, на фронте, дом родной и подруг.

Где елки осыпаются,Где елочки стоят,Который год красавицыГуляют без ребят.

Обычные вроде слова, поскольку пелось об этом действительно часто, но здесь ворвалась новая, еще не звучавшая ранее нота этой постоянной в военные годы темы:

Зачем им зорьки ранние,Коль парни на войне,В Германии, в Германии,В проклятой стороне...

Потом, позже, из соображений политических «проклятую» заменят на «далекую». Но я все равно буду петь так, как услышал это впервые, содрогнувшись всем своим существом: «в проклятой стороне». Потому что она тогда для всех нас и была только такая – проклятая!.. А голоса двух солдат тут же перешли на самое желанное:

Лети, мечта солдатская,К дивчине самой ласковой,Напомни обо мне.

И потом повторили как заклинание: «Пусть помнит обо мне!»

Каждый из них обращал это к своей, единственной, а я так явственно, будто на экране, видел этот блиндаж, где в полумраке едва светится огарочек свечи и два усталых, измученных войной, донельзя истосковавшихся, но не сломленных человека, сохранивших, несмотря на всю выпавшую им кровь и грязь, в невероятной чистоте и нежности душу живу, поют о своей любви.

После я узнаю, что песню написали композитор Василий Соловьев-Седой и поэт Алексей Фатьянов. Гениальные стихи и гениальная музыка! Гениальные в том смысле, что трудно представить более точное выражение состояния души солдатской в тот момент – в момент идущей к исходу четвертого года военной страды.

Имена поэта и композитора, авторов этой великой песни, я узнаю позже, но еще двух ее соавторов (да, да, именно так!) узнал по задушевным их голосам, даже и не услышав объявления. Это были, конечно, они, хорошо мне уже знакомые и бесконечно любимые, каждый день ожидаемые и слышимые, – заслуженный артист республики Владимир Бунчиков и Владимир Нечаев.

И законными, полноправными соавторами скольких великих песен стали они, вдохнув в них свою душу и артистизм, свою искренность и талант, все свои неподдельные, истинные чувства!..

Поскольку телевидения тогда не было, я не мог видеть любимых артистов и только пытался представить, какие они. Увидел значительно позднее, уже после войны, когда приехал в Москву учиться. В то время «сборные» концерты с участием самых выдающихся исполнителей – эстрадных, оперных, драматических – проходили регулярно на многих площадках – от Колонного зала Дома союзов до сада «Эрмитаж» и по цене доступны были буквально всем. Здесь зрители встречались со Смирновым-Сокольским и Набатовым, Яроном и Хенкиным, в сценах из спектаклей выступали Рыжова и Турчанинова, Тарасова и Яншин, здесь пели Лемешев, Козловский, Давыдова, Максакова, Георгий Виноградов и, что бывало достаточно часто, Бунчиков и Нечаев.

– Накануне каждого концерта звонила администратор, – вспоминает Галина Владимировна Бунчикова, – и говорила: «Передайте папе, завтра форма одежды – фрак». Или: «Форма одежды – смокинг». Это была, по-моему, не просто форма одежды, а выражение высочайшего уважения к зрителям и слушателям, хотя в зале присутствовала вовсе не какая-то отборная, по-нынешнему говоря, «элита». Зрители и слушатели были разные – от министров до рабочих, но папа, как артист, с одинаковым уважением относился ко всем.