Время божьего гнева
Шрифт:
– Как хошь, а я выпью, - нисколько не обидевшись, сказала Танька.
– А исть-то будешь?
– Исть буду, - согласился Алексей.
Зайцев уже разработал план побега, и теперь оставалось лишь дождаться следующего исчезновения хозяйки норы. Первоначально он собирался проследовать за Танькой, когда она отправится в трактир, но быстро отказался от этой идеи. Угнаться за кудияровкой с разбитыми локтями и коленями было невозможно. Тем более, что на пути им обязательно повстречались бы её соплеменники. Второй вариант был более простым, но слишком темным. Вернее, Алексей не представлял, насколько он осуществим. Подползая к сортиру, слева от себя он почувствовал слабое движение воздуха и понял, что двигаться надо туда, откуда тянет
Демонстрировать свое смирение Зайцев решил добросовестно, иначе фальшь только насторожила бы Таньку. Правда, его смущало одно обстоятельство: хозяйка могла неправильно истолковать его покорность и начать навязывать пленнику те отношения, о которых он не мог думать без ужаса и отвращения.
После скудной трапезы время снова потянулось так медленно, будто у кудияровцев его не существовало вовсе. Здесь день не сменял ночь, а ночь день. Алексей не удивился бы, если как Одиссей узнал бы, что с тех пор, как он покинул Разгульное, прошло не несколько суток, а пять-шесть лет. Минута здесь явно равнялась не шестидесяти секундам, а час - не шестидесяти минутам. Мера времени в подземелье как-будто устанавливалась самостоятельно, произвольно, и угадать, каким по продолжительности будет следующий отрезок, было невозможно. Начало его размывалось безумно тягостным ожиданием конца, конец невозможно было представить из-за бессмысленности настоящего, а настоящее казалось безграничным из-за отсутствия начала и конца. Таким образом, круг замыкался как лента Мебиуса, и единственным спасением от этой метафизической напасти было не дать пропасть ощущению бега времени, запустить внутренние часы и следить, чтобы они не остановились.
Проснувшись в очередной раз, Зайцев почувствовал, что хозяйка гладит его по животу. Он хотел было отбросить её руку, но сдержался и повторил однажды сказанное вранье:
– Там наверху у меня есть жена. Я не могу так... быстро.
– Мишка сказывал, у стояков жен не бывает, - горячо прошептала Танька, но все же руку убрала.
– Сказывал, черти вы. Сверху падаете людей смущать.
– Много он знает, - ответил Алексей.
– Черти разве сверху падают? Тогда уж ангелы. Бог-то ваш где обретается? Наверху.
– Нет, - неожиданно возразила Танька.
– Бог в земле живет, под нами.
"Интересно, - подумал Зайцев.
– А если бы судьба загнала их на деревья, где бы жил бог? Неисповедимы пути твои, господи, - внутренне усмехнулся он.
– И куда ты только не помещал себя изобретательным человечьим умом."
– А что же ты меня, черта...
– Алексей хотел было сказать "домогаешься", но смягчил вопрос: - Что же ты меня приютила? Грех ведь это.
– Грех не приютить, - назидательно проговорила Танька.
– Так, черта же, - не отставал Зайцев.
– Черта тоже Бог сотворил. Тоже дитя его. Чичас вот черт, а потом, глядишь, человеком сделался.
"Забавная философия, - подумал Алексей и отвернулся к стене.
– Очень по-русски. Да, пропади она пропадом эта страна, где ангелы и черти спокойно кочуют с неба не землю и наоборот. Только привыкнешь голову задирать, а там уже Сатана обосновался."
– А Мишка ваш кто?
– поинтересовался он.
– Дурачок, - ответила Танька.
– Это понятно. Почему у него руки и ноги целы?
– Дома сидит, - пояснила хозяйка.
– Может, он тоже стояк?
– машинально почесывая голову, просто так спросил Зайцев. Танька промолчала, но, очевидно, почувствовав в этом примере собственную пользу, через некоторое время ответила:
– Был стояк. А вон вышел весь, человеком сделался.
"Вот паразит!
– про себя возмутился Алексей.
– Небось
– А за что же бог гневается на вас, если вы богоносцы?
– задал каверзный вопрос Зайцев.
– Предали потому что, - со вздохом ответила Танька.
– Сказывают, дерево у нас в Кудияровке стояло. Плоды на нем росли очень вкусные, а исть нельзя было. Бог не велел. Ан нет, нашлись ослушники. Поели, вот и пришли лихие люди...
– Все-все-все, хватит, - раздраженно остановил её Алексей. В устах кудияровки рассказ о Древе Познания выглядел столь нелепо и не ко времени, что Зайцев не выдержал. "Прав был Юнг, - закрыв глаза, с тоской подумал он.
– Как люди жили, так и продолжают жить первобытным умом и не собираются меняться. А ницшеанский правильно умозаключающий человек - фантазия несчастного одиночки, придуманная от отчаяния и ненависти к идиотизму."
Зайцева все более охватывала злость. Разговор с Танькой был ему до отвращения скучен, спать не хотелось, а молча лежать он опасался кудияровка все настойчивее оглаживала его, и все явственнее в её приставаниях ощущалась безапеляционность хозяйки положения. Кроме того, Алексей понял, что боится её, как боятся крупное животное, не зная его повадок. Дожидаться следующей кормежки становилось невмоготу, возвращаться к прерванному разговору или заводить новый было противно, и Зайцев капризно заявил:
– Пожрать бы.
– Так недавно ж.., - удивилась Танька.
– Да здесь разве поймешь, давно или недавно, - раздраженно ответил Алексей.
– Хочется и все. Может у вас и хлеб найдется? Хоть маленький кусочек? А то я привык.
– Что это?
– спросила хозяйка.
– Не знаешь, - с бессмысленным упреком проговорил Зайцев.
– Дожили. В Сибири не знают, что такое хлеб. Блюдо такое из муки. А мука из крупы. А крупа растет...
– Не ростим, - перебила его Танька.
Танька уползла не сразу. Она явно колебалась, то ли заподозрив какую хитрость, то ли следуя неписаному внутреннему распорядку. Но затем она все же сжалилась над прожорливым пленником и отправилась в трактир. Едва она исчезла в тоннеле, Алексей достал нож, но сразу же понял, что не успеет сделать ни налокотники, ни наколенники и только зря потеряет время. "Черт с ними, потерплю", - решился он и осторожно выбрался из пещеры.
Не обнаружив охраны, Зайцев быстро пополз в противоположную сторону, к сортиру. Он хорошо запомнил дорогу, но и без того путь к выгребной яме был столь же легко угадываем, как на открытой местности к ночному костру. Вонь густела с каждым метром, и когда перед самым сортиром Алексей повернул налево, он снова почувствовал сладковатую струю относительно свежего воздуха.
Зайцев пополз быстрее. На ходу он часто поднимал руку и ощупывал потолок, чтобы не пропустить лаз. Иногда до него доносились какие-то звуки, один раз в боковом проходе кто-то шумно выдохнул, и Алексей прибавил скорость.
Лаз в потолке обнаружился очень скоро. Зайцев и сам удивился как ловко он изогнулся и нырнул наверх. Ему начало казаться, что выход на поверхность где-то совсем близко, и он часто принюхивался, вертел головой, стараясь изодранной, вспотевшей щекой поймать прохладный сквознячок.
Настоящее ликование вызвал у него следующий лаз наверх. Это могло означать только одно - он недалеко от цели. И действительно, здесь было немного посвежее, и Алексей из последних сил рванулся вперед. "Скорее! шепотом подгонял он себя.
– Скорее!"