Время Бригадиров
Шрифт:
5/2
Вынырнул, глотнул воздуха. Вынырнул Бригадир из сна. В сумраке выла то ли собака, то ли человек.
Костерок прогорел. Луна осветила все одним серебристым светом. На глазах Бригадира, выверток, кося на него одним глазом, удивительно ловко освободился от перекладины и теперь торопливо грыз бинты на руках.
Бригадир попробовал шевельнуться. Выверток выплюнул кусок бинта, ткнул в его сторону кукишем и взялся обгрызать на второй.
– Шутишь?!
– взвревел Бригадир и понял, что не взревел, даже не пискнул и тело его вялое, не подчиняется. Как сидел, так упал вперед, стукнул
Выверток рванулся, перекрутился в руках через себя, через голову - у Бригадира едва не вывихнулись собственные кисти, но стерпел, удержал, и даже когда зловредный старикашка коленками под грудину поддал - да так, что дыхло зашлось, и сапогами взялся по бокам да бедрам обидные синяки ставить один за одним, - стерпел, а вот когда тот, вдруг, повиснув на руках, стряхнул сапоги, звучно шлепнул ступня к ступне, взялся короткими пальцами ног узоры складывать, да стал тянуться, заламываться, тыкать ими в бригадирскую рожу…
– Шутишь?!
– взъярился Бригадир, затряс старикашку в руках, боднул голова в голову - не попал, тогда вогнал свою ногу в сцепленное кольцо, промеж коленок, да и руками взялся трепать - рвать в стороны. Напугался сильно, решил упредить такое безобразие, очень уж не хотелось помирать с такой бесстыдной мудры, стать пищей для анекдотов среди лесных. Взялся выглядывать - об какое дерево приложить, набежать, да стукнуться о него вместе с вывертком.
В это время и пощелкнули курком. От его собственного ружья! Этот звук родной, его ни с чем не спутаешь.
– Ба!
– сказали за спиной: - Здесь танцульки.
– Без баб?
– спросил второй голос.
– Мужики сами с собой танцуют, - наябедничал третий.
– Ой, как плохо!
– укоризненно сказал четвертый.
Если есть рожи неприятней вывертка, когда он на взводе и готов тебя вывернуть, так только те, которые от дела отрывают. Даже от такого неприятного. Это сразу ясно, даже не хочется поворачиваться, чтобы проверить. Но повернулся медленно, вместе с вывертком, не опуская рук и одновременно прикрываясь телом, жалея, что маловато оно…
Правильно. Не ошибся. Рожи самые, что ни на есть, неаппетитные. Глаза диковатые - настоящие лесные, с желтыми прожилками, лица в укусах, одного уха нет - ошметки висят, словно жевал кто-то, но не понравилось и сплюнул, другое целое. Причем, если у одного левое ухо вдрызг, то у второго - правое. То же самое и с бельмом, да опухолью под глазом. Руки корявые, словно в кислоте побывали - по одной у каждого, а вторая нормальная. По пол человека - это первые. И Бригадир подумал - вот ведь как, бывает, складывается интересно. Отрежь у двух лишнее, трепанное и дурное, ополовинь, потом сложи их вместе - приличный человек получится. К косметологу бы их…
Вторую пару - большого и маленького, уже не разглядывал, хоть и не под обед, но тут и голоса настолько противные, того гляди, вытошнит. Тут на ветвь с шумом приземлился и пятый - падальщик, с обрывком цепочки на лапе. Должно быть, из этой же компании - прикормленный.
– Так что не поделили?
– спросил первая половинка.
– Мы поделим!
– заявил вторая.
– Этот
бугай пытался этого не бугая разорвать на части, а этот маленький пытался этому бугаю размочалить бока, - опять наябедничал третий - маленький.– Ой, как плохо!
– удивленно протянул четвертый - большой.
В другое время Бригадир за бугая бы обиделся. Против старикашки-вывертка он, может, и вправду смотрелся бугаем, а вот против ихнего четвертого (большого), совсем наоборот. Но сейчас обижаться, когда не только чужие, но и собственный ствол в брюхо смотрит, очень не экономично.
– Поможем?
– спросил первая половинка.
– Поможем!
– согласился вторая.
– А как?
– Не бугайчика четырьмя березками на части, а бугайчика подвесить и дубьем по бокам до мочалки - все по честному будет!
– это маленький свое мнение сунул.
– Ой, как плохо!
– восторженно сказал четвертый-большой.
Падальщик крякнул от удовольствия. Взъерошился и открыл вторую дневную пару глаз - должно быть, процесс обещался быть длинным и увлекательным.
Большой шагнул, скользнул по-армейски и приложил вывертка прикладом во всю височную. Бригадир сразу понял - хана!
– с подобного удара и сам бы не выздоровел. Когда обмяк старикашка в руках, выпустил - таким не прикроешься. Как на спине не устраивай и беги, а пули нащупают.
Не решился даже из любопытства выяснить: люди ли, нелюди в людской обувке творят, замешивают вокруг его невезения собственные хитрости. Нагнали те, кто прицепился, упал им на хвост еще у самой машины. Либо менты наняли диких следопытов, за того своего, что Кося-Дергач четвертого дня тому, на трассе завалил. Либо хозяева тропинки, либо, действительно, просто случай такой - дурной. Судьба догнала. Мало ли что может случиться вдали от дороги. Потому, когда вязали руки спереди, уперев родным стволом в бок, только тосковал - до чего же безнадежный расклад вырисовывался.
– Зовите остальных!
– сказал маленький.
Половинки послушно скользнули - тихо, бесшумно, как ходят лесные, и Бригадир понял - кто тут главный. И еще то, что времени осталась жизни самая чуточка. Дальше пойдет развлекалка, в которой ему главная роль, и никаких шансов. Сам сколько раз участвовал, а всегда кончалось одинаково…
Жизнь, по большому счету, игра картежная. Каждый ходит с того, что сбросить норовит, а прикупить покрепче пытается. И расклад на столе каждый раз разный, да и игроки меняются. Иногда за одну партию целой чередой проходят - не привыкнуть. Первое правило, не свети козыря. Даже мелкого. А козырь у Бригадира особый, сразу и не достанешь.
– Отлить бы!
– Труси в портки!
– Показать хочу!
– Экая невидаль, у самих имеется. Потом отрежем - посмотрим.
– Тогда так и помрете, а не узнаете, какие фокусы я с ним умею вытворять, какие узлы вязать, не каждому дано.
– А, ну-ка, пускай свяжет.
– У-ту! И с этого-то отростка и узел?
– Смотри. А если так?
– сказал Бригадир и показал "как" - направил на того, что с родным ружьем.
Конечно, не надеялся, что именно так получилось, как у вывертка, да и не получилось. Сначала показалось, что вовсе ничего не вышло. Но Большому, должно быть, не понравились глаза Бригадира, шагнул к нему и, вдруг, стал укорачиваться, оперся прикладом, удивленно посмотрел на ноги, которых не было, и заорал.